Возникло нехорошее подозрение. Да что там подозрение — практически уверенность. Осталось только кое-что уточнить.
— Как тебя зовут?
— Хельма, госпожа.
Сестра Ниды. Так я и думала.
— Почему ты пришла с этим ко мне, Хельма?
Губы девушки искривились в горькой усмешке.
— Господин благосклонен к вам, сирра.
— Откуда такая уверенность? Я всего лишь наида.
Угрюмое, но твердое в ответ:
— Знаю.
И упрямое молчание. Печально, но здесь я ничем помочь не могу.
Стараясь не обращать внимания на горестные всхлипы, сказала строго:
— Даже если бы от меня хоть что-то зависело, я ничего не стала бы делать, Хельма. Ты больна, тебе надо лечиться. А связь с саэром только усугубит состояние.
Рыдания мгновенно прекратились. В воспаленных глазах забилась, засияла чистая, ничем не замутненная злоба.
— Ненавижжжууу, — яростное шипение, и скрюченные пальцы когтями хищной птицы рванулись к моему лицу.
Не успела ни испугаться, ни отреагировать. Сзади на обезумевшую девицу налетели непонятно откуда взявшиеся служанки, скрутили, потащили прочь. Отвернулась, чтобы не видеть неприглядной картины. А в спину мне неслось бессмысленное:
— Все вернется… Тебя не будет… Как прежде… Он обещал… Вернется… Обещал…
Почему я не остановила тогда, не расспросила подробнее? Почему не сказала ни Кариффе, ни Динсу с Ниором? Не придала значения бреду несчастной девчонки. Слишком легко поддалась уговорам плачущей Ниды, которая просила молчать о происшествии. Приняла объяснения служанки, заверения, что она просто помогла сестре поговорить со мной, чтобы та наконец-то смирилась, поняв, что у нее нет никаких шансов. Очень уж хотелось побыстрее выкинуть неприятное событие из головы.
Позавтракала. Занялась сферами. Появившаяся только после обеда наставница ничего не заподозрила. Телохранители, в обязанности которых не входило круглосуточное дежурство у дверей покоев наиды, — тем более.
А к вечеру мне стало плохо.
* * *
Ярко-алая вспышка расколола пространство. Ослепила, высушила кожу полуденным июльским солнцем. Воздух плыл и дрожал в знойном мареве. Зеркальная глазурь стен, полированный камень пола, обычно источавшие живительную прохладу, обдавали немыслимым жаром. Изломанные, объятые пламенем тени причудливыми мрачными видениями скользили вокруг, с каждой секундой все теснее смыкая огненное кольцо.
И я горела вместе с ними.
В горле словно проросли острые раскаленные шипы, впиваясь в нежную кожу и мешая дышать. Беспомощно приоткрытые потрескавшиеся губы с хрипом втягивали воздух. Воспаленные, опухшие веки не хотели открываться. Сердце колотилось часто и громко, как птица, что бьется в силке, ломая крылья в безнадежной попытке вырваться и улететь. Но я упрямо брела вперед, изо всех сил стараясь не упасть.
Еще чуть-чуть… Немного… Там, уже совсем рядом, — арка перехода. А дальше Мост Слез, святилище и… спасение. Дойду…
Вот и последний поворот. Тени стали двигаться быстрее, придвигаться все ближе. Казалось, кожа сейчас лопнет, сожженная изнутри. Ноги подкосились, и я упала. Полетела вниз, в пропасть, которой не было конца и края. Рассыпалась на тысячи невесомых осколков. Но перед самым небытием сгусток тьмы, тягучий и упоительно прохладный, дотянувшись из ниоткуда, рывком выхватил меня из бездны…
— Что с ней, Гарард? Что?! — ударило рядом оглушительным раскатом грома.
— Кадх, — донеслось сухим ветром в ответ.
— Этого не может быть! Он на нас не действует… Сила не даст… — снова прогрохотало, но уже тише, как будто сквозь толщу воды.
— Не все так просто… голос стал неразборчивым, превратился в череду размытых звуков, понять которые воспаленное сознание уже не могло. И я, не дослушав, опять покатилась в жадно распахнувшуюся навстречу ждущую-зовущую пучину…
Очередная ярко-алая вспышка расцвела вокруг причудливой гигантской хризантемой. Хлестнула по глазам, обожгла тело лютым январским морозом.
В святилище царил жуткий холод. Лики, покрытые инеем, содрогались, корчились на стенах. И я коченела, дрожала вместе с ними, склонив голову перед Великой.
— Женщина создана для мужчины. Он властелин и раб любви ее. Лишь в любви можно познать бога, и познание это бесконечно, — тихо падали вечные, как мироздание, и такие же древние слова. — Два наслаждения у души — настаивать и терпеть. Два наслаждения у разума — владеть и отдавать. Два наслаждения у тела — прикасаться и обладать.
Озноб бил все сильнее. Потерла плечи в тщетной попытке согреться, и тут же чьи-то сильные руки обхватили со спины, прижимая к восхитительно горячему телу. Попыталась обернуться, чтобы увидеть, кто находится сзади. Не получилось.
— Лишь единение страстей и наслаждений рождает истинную любовь, которая несет с собой восторг, облегчение, нежность, — торжественным заклинанием прозвучали последние слова богини, и она сомкнула уста. Ожидая.
Знала, чувствовала — надо сказать что-то, но гортань словно свело судорогой. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. Молчал и тот, кто стоял за спиной. Только объятия стали крепче, надежнее, даря тепло и покой.
— Ты выбрал, темный, — звонкий смех богини наполнил святилище. — Помни об этом. Ты выбрал!
И снова алая вспышка. Еще ярче, еще ближе…
Резко вскинулась на постели, судорожно ловя пересохшим ртом странно густой, тяжелый воздух. Мгновение — и все в мире встало на свои места. Покои наиды. Спальня, залитая мягким светом. Придвинутое к кровати кресло. Утомленное, осунувшееся лицо Гарарда.
— Сирра Кателлина! Слава божественной Троице, наконец-то! Как себя чувствуете? Ничего не болит? — радостно бормоча, бросился ко мне целитель.
Ладони, которыми он, не касаясь, провел вдоль моего тела, чуть заметно светились.
— Слабость сильная, — прислушалась к ощущениям, — а в остальном все в порядке. Что со мною было, мэтр Гарард?
Мужчина опустил руки, нахмурился.
— Порошок кадха. Достаточно добавить в еду или питье всего несколько крупиц, чтобы убить человека. Через несколько часов начинает лихорадить. Потом забытье, галлюцинации, паралич и смерть.
— Хельма?
Всего одно слово, но мэтр понял. Еле слышно вздохнул.
— Да. Кувшин с соком в гостиной. — Усмехнулась: из ягод фюрра, мой любимый. — Никому и в голову не пришло проверять. Обычно высокородным никакая отрава не страшна. Стихия защищает даже тех, в ком ее всего крупица. Но в этот раз порошок оказался непростой. Магия, которой его напитали, временно перекрыла силу, отрезала от носителя. С дваждырожденными и сильными саэрами подобное бы не прошло, их связь со стихией невозможно прервать, даже ненадолго. Но заклинание предназначалось не им, а именно сирре. Для вас воздействия оказалось достаточно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});