Читать интересную книгу Биография отца Бешеного - Виктор Доценко

Мне посчастливилось поработать с таким режиссером, как С. А. Герасимов, в фильме "Журналист", где я, снимаясь в массовке, словно губка впитывал все, что видел на площадке, - бережное общение с актерами, скрупулезное отношение к деталям - к декорациям и к реквизиту. Именно Сергей Аполлинариевич открыл для меня простую, но принципиальную истину: в кино нет НЕ ВАЖНЫХ вещей и в нем нельзя идти на компромиссы, которые противоречат твоим замыслам, твоей творческой индивидуальности...

Всех "киношников" объединяет одно главное качество - они беззаветно преданы своей профессии. И мне кажется, что любая профессия в кино - это не специальность, а это ДИАГНОЗ...

Что подтолкнуло меня к профессии режиссера? Думаю, первые симптомы моей "болезни" проявились еще на фильмах Сергея Герасимова и Ролана Быкова, а осознание "ДИАГНОЗА" пришло в работе с Владимиром Беренштейном. Пришел я к нему в качестве "актера окружения" для руководства массовкой, но уже через месяц Владимир Борисович оформил меня сначала своим ассистентом, а еще через месяц - и. о. режиссера.

На каждой картине возникают смешные ситуации. Снимали мы эпизод в Московском Дворце пионеров, что на Ленинских горах. И вдруг хлынул ливень. Все попрятались от дождя кто куда: некоторые юркнули под тенты над столиками, а некоторые, в том числе и я, укрылись под весьма коротенькими козырьками крыши. Потоки воды, низвергаемые с небес, обрушивались на крышу, с которой текли настоящие водопады. Козырек спасал нас только от прямого попадания сверху, но ручьи, текущие с крыши, бились об асфальт, брызги разлетались в стороны и обдавали нас, заливая обувь и брюки. С завистью взглянув на тех, кто стоял под тентами, я со вздохом заметил:

- Им под тентом хорошо!

А теперь вслух быстро повторите эту фразу. Повторили? Вы понимаете, почему вся съемочная площадка взорвалась громким хохотом?..

Или еще. Снимаем мы большую массовку в Артеке. По сюжету фильма это международный детский лагерь. Режиссерской группе нужно распределить детей Артека "по национальностям". Эти - французы, эти - немцы, эти - китайцы, арабы, испанцы и так далее. Организовывать массовые сцены в Артеке нам помогал коллега с Одесской студии - украинец с чудовищным акцентом по имени Грицко!

Отобрали мы несколько "национальных групп", отправили одеваться к костюмерам. Осталось несколько ребятишек, которые ну никак не могли быть отнесены к каким-либо "иностранцам". А каково ребенку, пришедшему со своим отрядом сниматься, оказаться забракованным? Обида на всю жизнь! Ну куда их деть? И вдруг наш Грицко, задумчиво глядя на несчастных ребятишек, со всей серьезностью, глубокомысленно говорит:

- Та не хай вони будуть голандци!

Окружающие просто лопнули от смеха. Получилось, что образ любой нации худо-бедно имелся, а о бедных голландцах вспомнил лишь Грицко, да и то от полной безнадеги!

С этого дня на картине все лишнее либо ненужное определялось данной колоритной фразой: "Та нехай будуть голандци!"

Получив диплом экономического факультета ВГИКа, я счел, что этого мало, и задумал поступить на режиссерский факультет. Первым делом я обратился к С. А. Герасимову, заведующему кафедрой режиссуры. Сергей Аполлинариевич сразу меня вспомнил и, внимательно выслушав мою страстную речь, дал согласие на мою учебу на его курсе, при условии, если я получу в Госкино официальное направление.

Окрыленный, я вылетел из его кабинета: половина дела сделана! Осталась вторая половина: мой "старый добрый волшебник" - Алешечкин. Но тот оказался в отпуске, и пришлось ждать его возвращения около двух недель.

Наконец он вернулся и через пару дней выкроил время для встречи. Прихватив "проверенное средство", я вошел к нему в кабинет как к доброму знакомому и с порога доложил:

- Георгий Михайлович, я выполнил данное вам обещание и получил диплом за полгода!

- Знаю и от души поздравляю тебя! - Он крепко пожал мне руку.

- Такое событие положено отмечать... - Я простодушно вытащил две бутылки коньяка "Слънчев бряг" и кивнул в сторону дверей: - Закрыть?

- Так... - Он вдруг нахмурился. - Думаешь, я алкоголик? Или задабриваешь?.. Да в тот раз у меня просто голова болела: накануне гулял на дне рождения племянника! - Его тон не предвещал ничего хорошего.

- Господи, Георгий Михайлович, - чуть не плача, залепетал я. - Вы не так меня поняли... у меня и в мыслях не было ничего дурного... я ж от всей души... - Не зная, что делать с бутылкой, я потянулся к портфелю, чтобы убрать ее.

- Ну, если от души... - Он улыбнулся своей добродушной улыбкой, - Прикрой дверь...

- За твой диплом! - провозгласил Алешечкин, взяв налитый мной полный стакан.

Я молча кивнул головой в знак благодарности, боясь опять что-нибудь ляпнуть невпопад.

- Не журись, хлопче! - Он дружески подмигнул. - Я тебя понимаю... Нравишься ты мне! - неожиданно услышал я.

- И вы мне...

- Вот и хорошо. - Он выпил и привычно крякнул: - Молодцы братья славяне! потом взглянул мне в глаза и спросил, будто был уверен, что я пришел не просто отрапортовать о сдержанном обещании: - Ну, слушаю тебя, Витя... Какие проблемы?

Меня словно прорвало: я рассказал ему о том, как с дет-ских лет мечтал стать режиссером, как успешно поступал в свое время во ВГИК, как драматические обстоятельства помешали мне учиться, и о том, какой долгий путь я прошел, чтобы заявить о своем праве быть режиссером. В конце речи я сослался на согласие С. А. Герасимова.

- Верю в серьезность твоих намерений... - Алешечкин с сомнением покачал головой. - Дело в том, что по существующему положению о высшем образовании не разрешается получать два диплома одного вуза. - Он развел руками, а у меня сердце упало.

- Неужели ничего нельзя сделать? - едва не со слезами на глазах воскликнул я.

- Я не могу нарушить инструкцию Министерства высшего образования! Алешечкин разозлился от бессилия, сам вылил в стакан остатки коньяка из первой бутылки и залпом выпил.

Помолчав несколько минут, он вдруг поднялся:

- Стоп! Кажется... - Он подошел к огромному книжному шкафу, вытащил толстенный том и принялся быстро листать его. - Во! - ткнул он пальцем в открытую страницу. - Котелок все-таки варит еще! Нашел!

- Что нашли, Георгий Михайлович? - Я не понял причины его радости, но надежда затеплилась.

- Есть возможность у тебя учиться на режиссерском факультете ВГИКа! Алешечкин победоносно взглянул на меня.

- Как? С дипломом?

- Считай, что да! Вот циркулярное письмо Министерства высшего образования: ты можешь учиться на втором факультете в ПОРЯДКЕ ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ! едва не по складам произнес он, - Пройдешь полный курс обучения, сдашь все экзамены и получишь соответствующий документ о квалификации, в качестве приложения к уже полученному диплому этого института! Как? Здорово!

- Господи, Георгий Михайлович, вы просто волшебник! А для меня как отец родной! - воскликнул я.

Этот славный человек всегда оставался добрым и чутким, помогая всем, кому он был в силах помочь. Теплее от таких людей! Спасибо ему от всей души! Пусть земля ему будет пухом!

Вечная ему память!..

Как на крыльях долетел я до ВГИКа, имея в кармане направление на режиссерский факультет.

Сергей Аполлинариевич был на съемках, и меня принял его заместитель Тавризян, знакомый мне по давнему творческому конкурсу. Я ему рассказал о моей договоренности с Герасимовым, но он бесстрастно заявил, что Сергей Аполлинариевич ему обо мне никаких указаний не давал, а так как мастерская у них переполнена, то он, как заместитель руководителя кафедры, возражает против моего зачисления в мастерскую. Я умолял его - или зачислить условно до возвращения Герасимова, или пока вообще не зачислять, а дождаться шефа. Герасимов будет отсутствовать несколько месяцев, а по распоряжению Алешечкина я должен быть зачислен в течение недели.

Мне пришлось согласиться. Откуда мне было знать, что Тавризян отыгрывался на мне за то, что в их мастерскую навязывают человека, не спросив его мнения. Типичная кавказская гордыня. Учеба оказалась для меня самым настоящим испытанием. Дело в том, что Тавризян подписал приказ о моем зачислении в мастерскую профессора Е. Л. Дзигана, который тоже был на съемках. Ведь личная договоренность с Мастером - одно и совсем другое - получить в мастерскую студента в приказном порядке. Представляете, какую судьбу мне уготовил господин Тавризян?

Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, как я был принят Ефимом Львовичем Дзиганом. Хотя до сих пор сам не знаю, в чем я-то перед ним был виноват? Оспорить приказ профессор не посмел и все свое неудовольствие перенес на меня. Нет, я нисколько не осуждаю Ефима Львовича: кому бы понравилось, если бы его женили без его согласия? Он был по-своему добрый человек, всю жизнь посвятивший кинематографу. Вина в том, что я не прошел школу С. Герасимова, целиком лежит Тавризяне! Однако прощаю и его...

Когда Сергей Аполлинариевич вернулся со съемок, я рассказал ему, как со мной обошелся его заместитель. Герасимов дружески похлопал меня по плечу и высказал очень важную для меня мысль: