не люблю шантаж и мало кому прощал подобные заскоки.
Но как поступить, чтобы не выдать все тайны и при том не нарваться на пытку? Тут на ум пришла полезная и возможно даже спасительная мысль. Ведь цесаревна наблюдала не только за моим поведением, но и за проделками этой парочки. И если правильно выстроить диалог, можно поставить их в те же условия, в которые они пытались поставить меня.
— Господа! — отошел еще дальше, пока не уперся в письменный стол. — Вы решили напасть вдвоем на одного меня — избитого и раненого? Поверьте, в этом нет чести.
— А мне все равно, — Виктор сжал губы. — Главное — победа, а на войне все средства хороши. И если враг ослаблен, то так даже лучше — меньше будет дергаться.
Зараза. Не сработало.
— Да что вы с ним возитесь? — рыкнул здоровяк и двинулся в мою сторону, как ледокол на льдину. — Надо просто забрать бумажки — и дело с концом.
Я с опаской заозирался в поисках последней надежды. По уму письма стоило сжечь — пытки я выдержу (ну, наверное), а убивать и калечить меня не станут — не по правилам. Но тогда я сам не узнаю критически важную информацию и не смогу достойно закончить испытание. Надо куда-то деть конверты, причем так, чтобы ублюдки побоялись их оттуда достать. Но куда? И Анна как назло хлестала водку из горла, роняя капли на полуобнаженную грудь, туго стянутую окровавленной блузкой, и даже бровью не вела, а ведь могла бы хоть немного войти в положение и помочь.
Хотя подождите-ка…
Я уклонился от борцовского захвата сибиряка, ударил тусклым лучом по глазам и быстрее рыси кинулся прямо к цесаревне. Та уставилась на меня уничижительным взором — мол, ну ты и тряпка, за моей спиной спрятаться собрался? Но меня волновала (в обоих смыслах) вовсе не спина, а иная часть тела. На ходу свернув конверты в трубочку, навис над девушкой и сунул свиток в «копилку» декольте. Причем на всю длину — так, что даже кончик утонул в ложбинке, а глубины там, уж поверьте, хватало. После чего спокойно отошел, подбоченился и с вызовом осмотрел соперников — ну давайте, кто самый смелый, попробуйте облапать ее высочество, а я посмотрю, как у вас получится.
Мой план возымел ошеломляющий эффект. Даже у Каминского отвисла челюсть и округлились зенки, а уж этого засранца сложно чем-то удивить. Ворон же и вовсе побледнел и уставился на вампиршу таким взглядом, словно я прилюдно засунул ей вовсе не сверток, а кое-что иное примерно той же формы. Верзила наверняка повидал за недолгую жизнь немало ужасов и чудес, и все равно скорчил столь удивленную и по-детски наивную физиономию, что я невольно хмыкнул. Он всплеснул руками и попытался что-то сказать, но не нашел слов. После чего, кряхтя и шлепая губами, повернулся к подельнику — ты видел, видел?
Виктор сощурился, и на острых скулах вздулись желваки. Франт осознал, что его переиграли, как дешевку, но отказывался так просто принимать поражение. Рыжий черт стремительно соображал, как извлечь нужную вещь из столь деликатного места и при том ненароком не нарушить этикет и не обидеть дочку императора. При том я отчетливо видел, как соперник боялся даже лишний раз задержать взгляд на манящих округлостях, смотря на них украдкой и исключительно по делу.
Можно, конечно, попробовать вымыть свиток из затора, но тогда чернила размокнут, а грязные капли неминуемо попадут цесаревне или на брюки, или, не дай Свет, на лицо. И кто знает, как она воспримет подобные вольности. Наверное, Ворон сумел бы выдуть конверты узким и точно направленным потоком, но амбал настолько охренел от произошедшего, что не додумался бы применить магию. А вот напарнику такая идея вскоре пришла, и у меня внутри все похолодело, когда Каминский уверенно кивнул сам себе и склонился над ухом сибиряка. Точнее — привстал на цыпочках, ведь даже со своим немалым ростом тощий лис едва доставал товарищу до подбородка.
Виктор зашептал свой план, злобно поглядывая то на меня, то на принцессу. Та в свою очередь даже не пыталась вмешиваться и с интересом наблюдала за развитием событий, развалившись на кресле, как пьяный матрос. Пойло полувековой выдержки давно закончилось, и все же девушка не спешила идти за новой бутылкой — так ее заворожила моя придумка и то, каким способом конкуренты собрались ее решить.
А может, это первое столь пристальное внимание к ее прелестям за все семьдесят лет затворничества — да еще и от трех мужчин разом. Только тогда до меня дошло, что она, скорее всего, жила на этом самом этаже, среди роскоши, серебра и насаженных на иглы вампиров. И кто знает, какие чувства испытывала, когда вернулась сюда после всего пережитого, а я, балбес такой, ей писульки промеж сисек засунул. Не видать мне победы на отборе — ох, не видать…
— Все понял? — услышал едва различимый шепот Каминского, и Ворон послушно кивнул.
— Да.
— Тогда приступай. Только медленно и осторожно. И как следует прицелься.
Ладно было на бумаге (опять эта гребаная бумага, сил с ней никаких нет), да забыли, что подельник — обалдуй и дуболом, которому только стены лбом прошибать, а не тонкой работой заниматься. Да что там тонкой — можно сказать ювелирной! Шутка ли, наколдовать струю столь острую, чтобы не дай бог не задела бархатную кожу — ведь вполне вероятно, что в этом мире касание магией приравнивается к прикосновению пальцами, а это уже нарушение всех норм и приличий.
Но при том заклинание должно быть откалибровано так, чтобы конверты не врезались ее высочеству в нос или губы — так и до травмы недалеко, а это еще хуже. А что если, не приведи господь, пожелтевший сверток во рту застрянет, будто сигара? Это же позор высшей меры, за такое и казнить могут без суда и следствия — не посмотрят, что участник отбора. Жених женихом, но лапать будущую жену, да еще и в столь извращенной форме — это гарантированная заявка на плаху. Вот здоровяк и не торопился — расставил ноги, точно сумоист, свел ладони перед собой и тщательно следил за дыханием, как при китайской гимнастике.
Заклинание всего одно, как шанс на победу. Второй попытки никто не даст, так что надо проявить максимум усердия. И у Семена наверняка бы что-нибудь получилось, вот только его самое легкое задание — порывом ветра срубить дерево или отогнать стаю волков, а к более изящным манипуляциям его никто никогда не учил. И что для Каминского хирургическая