— Сидхе не бывают ушастыми, они совершенны, — машинально поправила я.
— Да не важно! Я же по лицу твоему лукавому вижу, что был кто-то. Был, да?
— Был, да сплыл, — ответила я, чувствуя, что пирожки не пошли впрок. То ли не вчерашние они, а позапозавчерашние, то ли мой желудок еще не привык к нормальной человеческой пище после изысков неблагого двора.
— Кто? Рассказывай, все рассказывай!
— Да нечего рассказывать, — пробурчала я, опустив взгляд. — Ничего между нами не было. Так, разговаривали, да пару раз эксперименты кое-какие проводили. Была, конечно, симпатия… Но когда пришла пора уходить, и я засомневалась, стоит ли, сидхе тот мне сказал, чтобы я ни в коем случае не оставалась в холмах. Людям не место среди неблагих. Вот его слова…
— Слова, слова… ничего эти слова не значат! Надо было остаться и никого не слушать.
— Остаться? У неблагих сложное время, в их холмах опасно. Они там, может, скоро поубивают друг друга…
— Все равно надо было остаться!
Я подняла глядя на ба и неодобрительно на нее посмотрела. Плевать, что у неблагих кризис, главное личную жизнь внучки устроить!
Шапка принесла мне из комнаты пожеванный шарфик. Приняв его как знак любви, я потрепала собаку за ушами, назвала красавицей и, улыбнувшись, сказала:
— Не переживай, бабушка. Все у меня будет хорошо: и замуж удачно выйду, и детей нарожаю, и карьеру головокружительную построю. Не нужны мне никакие холмы и никакие сидхе. Пусть киснут там, у себя, от скуки вечной жизни и без благ технического прогресса! Я молодая, упрямая и умная, и сама для себя в нашем мире сказку устрою со счастливым концом. Да, Шапка?
Черненькая собачка с белым пятном на голове — со своеобразной «шапкой», лизнула меня в губы. Я вытерла губы и почувствовала, что меня вот-вот стошнит. Вскочив, я побежала в туалет.
… Минуту спустя, когда я уже полоскала рот в ванной, бабушка встала в проеме ванной комнаты и, качая головой, спросила:
— Что, не удались пирожки?
— Все в порядке, — ответила я. — Это мой желудок после перехода капризничает.
— Или после еды в холмах тебе просто не идут мои пирожки.
— Глупости.
— Эх, Мага, Мага… Думаешь, бабушка твоя совсем из ума выжила, раз убеждает идти жить к неблагим? Думаешь, я так уж хочу зятя-сидхе? Да я просто знаю, какая ты. Ты с детства фейри бредила, тебя всегда завораживала магия, ты мечтала о холмах. Ну не подойдет тебе обычный человек, не подойдет! В тебе есть магия, и тебя тянет к магии. Поэтому я и была так спокойна, отпуская тебя в холмы. Там ты можешь развернуться, там для тебя море практики. А здесь что? Голая теория и жених-Индюк.
Я выключила воду, посмотрела в отражающуюся в зеркале бабушку и тихо ответила:
— В Бездну мечты. Моя реальность — мир людей.
— Твоя ли это реальность, Мага?
На этот вопрос я отвечать не стала — все равно не знаю ответа.
Дядя приехал на следующий день, вечером. Увидев меня, он поменялся в лице.
— Магари…
— Дядя, — прохладно сказала я, и поприветствовала его скупым кивком.
— Ты здесь?! Как? Почему?
— Это долгая история.
Моя холодность поразила дядю, он глазам своим не поверил, ведь я с детства его обожала и открыто считала лучшим мужчиной в мире.
— Мага, — растерянно проговорил он, — почему ты так враждебно смотришь на меня?
— Надо поговорить. Идем.
Ба ушла гулять с Шапкой, так что мы могли выяснить все наедине. Я налила нам чаю, поставила чашечки на поднос, не забыла захватить сахарницу и вазочку с печеньем. Разговор предстоял серьезный, и горячий душистый чай с сахаром будет как нельзя кстати. Тем более что только крепкий чай спасал меня от тошноты. Такие недомогания считаются обычным делом для тех, кто возвращается из волшебной страны.
Отнеся поднос в гостиную и опустив его на стол, я села на диван. Дядя Эдгар присел в кресло и, наклонившись вперед, сложил руки в замок.
— Пейте чай, — сказала я.
— Спасибо, позже.
— Остынет.
— Пусть. Мага, что случилось?
— Это я должна спросить, что случилось. Что за защиту вы на меня наложили?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это древние чары.
— И запрещенные, так? Иначе бы я знала их.
— Да, это запрещенная магия. Магия Хаоса, — признался дядя. — Защита, которую я тебе поставил, не имеет своего резерва силы, она перенаправляет ее. Любая зловредная магия, которую попытаются направить против тебя, обернется против нападающего.
Я вспомнила про случайность с Элидиром. Защита сработала, но не сразу, а только после того, как Сапфир куснул меня и отвлек.
— Перенаправление чар? Очень интересно. Почему же тогда те, кто пытались меня коснуться против воли, летали?
— Летали?
— Их от меня отбрасывало.
— Не знаю, Мага. Такую физическую защиту я тебе не ставил. Ты пострадала?
— Я нет. А вот Неблагой двор…
— Что случилось? — промолвил дядя, но даже в этот момент я не увидела на его лице и намека не страх. Лицо Эдгара Кинберга, как всегда, было спокойно и серьезно. Это меня задело.
— Вы вообще за меня беспокоились? — спросила я обиженно. — Вы меня… любите?
— Конечно, люблю, девочка. Ты мне как дочь.
— Тогда зачем вы меня пустили в холмы? — возмутилась я. — Какой отец отпустил бы дочь к неблагим?
Друид разжал пальцы и выпрямился. Взгляд его похолодел.
— Это было твое решение, Мага. Ты хотела попасть в холмы, и ты там побывала. Не перекладывай ответственность за свое решение на меня.
— Мы заговорили про ответственность? Тогда ответьте, почему вы не рассказали, что являетесь последователем Хаоса?
— Что ты хочешь услышать от меня, Мага? Извинения за то, что я хаосник?
— Вы должны были предупредить меня…
— Никто, кроме моего наставника — покой ему! — не знал, что я хаосник. Тебе опасно было знать о том, кто я. Ты зря подозреваешь меня в дурном.
— Если бы с вами случилось то же, что и со мной, вы бы тоже преисполнились подозрениями…
Любой другой человек бы непременно стал выяснять, что именно произошло, но только не Эдгар.
— Я понимаю, что в холмах случилось что-то экстраординарное, — произнес он мягко. — Поверь, я не имею к этому отношения, и все, что я хотел, ставя тебе защиту — оградить от неприятностей.
Я вздохнула. В глубине души я всегда знала, что дядя не может быть злодеем, что он не настолько ретивый служитель Равновесия, чтобы подставлять собственную племянницу — почти дочь. Но все равно это пугает — знать, что твой названный отец на самом деле хаосник. Я и сама хаосница, но случайная и необученная, а он — профессионал. Это другое. Это осознанный выбор. Но почему он сделал этот выбор?
Без чашки чая не разобраться!
— Давайте выпьем чаю, дядя, — предложила я миролюбиво.
Эдгар пересел ко мне на диван, взял аккуратную чашечку за ручку и сделал несколько глотков бодрящего напитка. Я же от волнения выдула сразу всю чашечку и съела влет три конфеты. Дядя же захрустел печеньем.
Минут пять мы сидели молча и пили чай. Я раз покосилась на дядю, другой. Крошечная розовая чашечка очень забавно смотрелась в его большой руке… Я посмотрела выше, в лицо друида. Разве он изменился? Разве стал другим человеком? Плевать, что он хаосник, главное, что он мой дядя, Эдгар Кинберг, самый добрый мужчина Вегрии!
Не выдержав, я проговорила:
— Дядь Эдгар, я так скучала…
— Я тоже, милая…
Ледяная стена между нами разрушилась; чай поспособствовал. Мы обнялись, наконец, как родные люди.
— Как так вышло, что ты хаосник? — спросила я.
— Когда меня ребенком привели в Общину друидов, я и представить не мог, что мои силы дарованы Хаосом. Хаосников запечатывают и ставят на пожизненный контроль — и мне грозила такая участь. Но друид, ответственный за мое обучение, считал, что хаосников запечатывать нельзя, что для Равновесия важны и Порядок, и Хаос. Он решил, что безопаснее будет обучить меня, научить владеть запрещенной магией, чтобы я мог ее контролировать. Большую часть времени я занимался вместе с остальными неофитами, учился законам магии Порядка, а в свободное время выполнял указания наставника и овладевал премудростями магии Хаоса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})