Через минное поле — к своим
Отдохнув, Петр через пять дней опять отправился в тыл противника. На этот раз ему предстояло разведать район по маршруту Красный Бор — Саблино — Любань — Липки — Апраксин Бор. Петя успешно справился и с этим заданием.
Добытые мальчиком разведывательные данные о противнике представляли большую ценность для защитников города Ленинграда. Начальник Особого отдела П.Т. Куприн направил их сразу новому командующему Ленинградским фронтом генералу армии Г.К. Жукову. Комиссар госбезопасности хорошо знал, что Георгий Константинович, как всякий крупный военачальник, любит информацию краткой, не вызывающей никаких сомнений в ее достоверности. Поэтому он при направлении разведывательной сводки в адрес командующего подчеркивал: «При этом препровождаю для оперативного использования доклад П. Петрова о наличии немецких войск в районе Красный Бор — Любань — Липки. Сведения доставлены одним из лучших наших разведчиков и представляют определенную ценность».
Вот — третье задание. Уже сутки Петя находился в тылу у фашистов. Он посетил оккупированные гитлеровцами деревни Захожье и Никольское, где собрал данные о фашистских танковых частях и артиллерии. Поздним дождливым вечером 22 сентября 1941 года он, в который уже раз по-пластунски, медленно, с большой осторожностью двигался к своим через линию фронта. И тут мальчик почти рукой дотронулся до торчавших из-под земли каких-то волосков. Он замер, огляделся. На него зловеще смотрела совсем не замаскированная фашистская мина. Разведчик медленно отполз в сторону. И через несколько метров увидел еще мину. Петя бесшумно метнулся в другую сторону. Опять мина. Ведь всего сутки тому назад он пересекал здесь линию фронта, и все было нормально. И вот тебе на. «Наверно, немцы сегодня поставили эти проклятые мины», — подумал мальчик.
Он был в западне. Путь оставался свободным только назад, в тыл врага. Разведчик лег на землю, подставил лицо моросившему дождю и, успокоившись, решил двигаться только вперед. Не торопясь, часто отдыхая, метр за метром преодолевал он теперь такое опасное для него поле. Петя был уже почти у своих, когда раздался взрыв. Это сработала задетая им мина. Мальчик был ранен по касательной осколком в плечо. Зажав рану рукой, скрипя зубами от боли, он полз вперед. «Только вперед… Только вперед…» — шептал он себе.
И юный разведчик добрался до своих. Он как-то бесшумно сумел опуститься на дно траншеи и, увидев красноармейцев, тут же потерял сознание.
В медсанбате Пете оказали первую помощь, а затем его отправили на машине в Ленинград и поместили в госпиталь. К счастью, как сообщили Ковалдину врачи, рана у мальчика оказалась неопасной. И все-таки военному контрразведчику, когда он впервые увидел на больничной койке перевязанного бинтами Петю, было очень трудно сдержать волнение:
— Как же так, Петя, случилось? Больно? Дорогой мой мальчик. Это я виноват, не надо было посылать тебя в тыл к фашистам…
Потом Ковалдин передал ему привет от Куприна и Таевере. Глаза у мальчика радостно заблестели. Он обрадовался: о нем помнит сам начальник Особого отдела фронта. Петя взял своего наставника за руку и тихо произнес:
— Не расстраивайтесь, дядя Никита. Мне не больно. Совсем не больно. Дела у меня пошли на поправку. Вы ни в чем не виноваты. Виноваты в этом только фашисты. Передайте комиссару госбезопасности 3-го ранга, что я скоро поправлюсь и готов снова идти в разведку. Ведь вы пошлете меня туда?
Мальчик вопросительно смотрел на Ковалдина и ждал ответа. А тот погладил его по белокурым волосам, тяжело вздохнул и сказал:
— Ты поправляйся… Быстрее поправляйся. А там посмотрим…
26 сентября 1941 года старший оперуполномоченный 6-го отделения ОО Ленинградского фронта младший лейтенант госбезопасности Н.Ф. Ковалдин писал начальнику Особого отдела фронта П.Т. Куприну: «Петя Петров в ночь на 21 сентября был выведен в тыл врага. Возвращаясь, попал на гитлеровские минные поля, подорвался, ранен. Сейчас находится на излечении. Личные политико-моральные качества его еще лучше заострились. С нетерпением ждет выздоровления и хочет вновь идти в разведку».
Один в поле — не воин
Петя выздоровел и уже 1 октября 1941 года опять отправился в разведку, в тыл немецко-фашистских войск. На этот раз в разведку мальчик ушел в составе разведывательной группы. Возглавлял ее бывалый разведчик 20-летний комсомолец Николай Кузьмин. Вместе с ними во вторую свою ходку во вражеский тыл ушел 18-летний ленинградец Алексей Григорьев. Им предстояло обследовать Тосненский район и установить в нем координаты аэродромов врага, откуда, по данным войсковой разведки, делали свои регулярные налеты на Ленинград фашистские самолеты.
1 октября 1941 года в 11 часов вечера они отплыли на лодке со своего берега Невы. Ночью приплыли в село Ивановское, спокойно высадились на противоположном берегу, не встретив гитлеровских постов. Переночевав в заброшенном сарае, ранним дождливым утром 2 октября разведчики вышли к деревне Захожье. Отсюда начинался разведывательный рейд по Тосненскому району. Чтобы не привлекать внимание гитлеровцев, шли поодиночке, каждый в метрах двухстах друг от друга. Впереди шел с каким-то печально-скорбным видом Петя в белесом овчинном полушубке, за ним чем-то озабоченный в старенький телогрейке Григорьев, подпоясанной тонким ремешком, и замыкающим был что-то бормочущий про себя командир в латаной-перелатаной немецкой шинели. Если бы кто-нибудь прислушался к его ворчливому бормотанию, то услышал бы проклятия в адрес нудного осеннего дождя. Со стороны казалось, что это местные жители отправились в промозглую погоду по своим нехитрым, но срочным домашним делам: они торопятся, засветло, до наступления комендантского часа им необходимо вернуться домой.
Но это только казалось. Разведчиков в это время терзала только одна мысль: «Скоро первый охранный пост гитлеровцев. Удастся ли проскользнуть?» Волнение у них достигло наивысшего предела. Их понять можно. Ведь первое препятствие всегда брать трудно.
Разведчики прошли этот пост. Немцы их даже не остановили. Только один усатый толстый кавалерист на сером в яблоках орловском рысаке резко направил лошадь на Григорьева. Алексей на какое-то время оторопел, затем схватил поводья руками, стараясь сдержать натиск могучей лошади.
Немец засмеялся, ударил Григорьева свинцовой нагайкой по спине и весело поехал к будке, откуда доносились звуки губной гармошки. Хотя и был Алеша в телогрейке, жгучая боль обожгла его спину. Глаза его на мгновение вспыхнули ненавистью к своему обидчику. Казалось, еще миг — и он схватится за булыжник. Но юноша сдержался и с тем же озабоченным видом пошел по деревенской улице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});