— Что же это? — холодея, спросил Спринглторп. От этих фотографий сводило пальцы. К ним страшно было прикоснуться. И все это где-то валялось столько лет! Подумать только!
— Мы не знаем. Никто не знает. Профессор Стоббард просто заключает, что в принципе катастрофы подобного рода — независимо от вызывающих их причин (я подчеркиваю: это его выражение) — предсказуемы на основе метода дифференцирования стратиграмм, разработанного под его руководством. И что термостратиграфия — это вовсе не шарлатанство, как считали некоторые, а очень полезная и нужная вещь.
—- И это все?
— Нет, не все. Лично я не сомневаюсь, что Стоббард разумеет гораздо больше, чем о том пишет. Но у него нет вещественных доказательств. А есть жизненный опыт. От свары с промышленными концернами ничего хорошего для себя он не ждет. Поэтому он вежливо и без единого лишнего слова уступает все дальнейшее тем, кто пожелает заняться. Вам все ясно?
— Продолжайте.
— Там, где на стратиграмме тридцатитрехлетней давности появилось светлое пятнышко, примерно полсотни лет тому назад была построена атомная электростанция Арк-Родрэм,— отчеканил Левкович. Спринглторп невольно кивнул и проглотил слюну. — Она была построена по проекту «Ньюклеар пауэр» и все эти пятьдесят лет изо дня в день выдавала свои миллионы киловатт,— продолжал геофизик.— Надо быть последним идиотом, чтобы не сопрячь это пятнышко и станцию. Но фактов нет. Мы запросили Штаты. «Ньюклеар пауэр» давно окончила свои дни. Ее правопреемником является «Ти-Пи-Ай». Оттуда нам ответили, что по условиям контракта вся документация станции была передана заказчику для хранения и использования. Это обычный пункт международных контрактов такого рода. В данном случае очень удобный для подрядчика. Но мы должны знать! Человечество должно знать, что произошло под станцией Арк-Родрэм.
— Так. И мне предлагается помочь человечеству?
— Первое: надо предпринять розыск документации станции.
— Это невозможно.
— Понимаю. Но все-таки! Надо опросить людей, работавших там. Люди должны быть. Пенсионеры, уволившиеся, временно работавшие. Мои сотрудники, восемь человек, ожидают в Англии. Все расходы, всю ответственность мы берем на себя.
— Здесь государство, а не допотопный лес, профессор. Оно не может передавать ответственность.
— Понимаю вас. Но и вы должны понять...
— Вы сказали — «первое». А что второе и третье?
— Есть только второе. Мы просим разрешить бурение пробной скважины. Работу будут вести добровольцы. Условия те же. Руководить буровой буду лично я.
— Не могу вам это разрешить.
— Почему?
— Это безумное предприятие. Почва ходит ходуном. В любой момент вы можете провалиться в тартарары вместе со взятой ответственностью. Это никому не нужно. Тем более что ваши обсадные трубы лопнут при первой же подвижке.
— Верно. Шанс на успех — один из миллиона. Но мы обязаны попытаться. И мы этого хотим. Человечество должно знать, господин президент. Я вас очень прошу, не надо сейчас ничего решать. Поручите это дело кому-нибудь. Мы договоримся. Безопасность будет обеспечена, насколько это возможно.
— Я не могу вам это разрешить.
— Но можете не запрещать.
— Нет. Разговор бесполезен.‘
— Но опрос вы разрешите?
— Занялись бы вы этим там, у вас, в приемных лагерях!
— Надежней это делать при входе на эвакодромы.
— Вы ошибаетесь.
— Господин президент, я вынужден сказать, что за вашими словами ощущаю предвзятость. Меня это крайне настораживает. Да, истина — булавка в стоге сена. Но есть способы довольно быстро выудить ее оттуда. Не забывайте об этом.
— Вот уж о чем я могу забыть, профессор. Всегда найдется тьма желающих напомнить. Четыре миллиона душ! И всех надо собрать, охранить от этого ада, паники, голода! Всех надо попросту пожалеть, увезти отсюда, где-то поселить, вдохнуть в них веру и желание жить! У четырех миллионов человек размозжена душа! Вот чего я не имею права забыть. Ни на секунду. Кто я? Вы знаете, кто я? Я — провинциальный чиновник. Всю жизнь я смотрел на вас, ученых, как на добрых богов, которые все знают, все могут! В конце концов, как все, я отдавал вам долю своих денег. И не роптал. А вы? Вы, представитель мировой науки! Вы в страшный час моего народа пришли ему помогать? Нет. Вы явились искать истину. Как сыщик! Миллионы людей помогают нам. Сотни тысяч не спят ночами, чтобы успеть что-то сделать для нас. А передовая наука дифференцирует наше горе! И ей мало этого. Она хочет проковырять дырочку и посмотреть, что там внутри!..
— Я категорически протестую!..
— Категорически?! Вот если бы вы пришли ко мне и сказали: «Мы хотим помочь вам. Неосторожные глупые люди столкнули ваш остров в бездну. Надо сделать все, чтобы остановить падение. Мы попытаемся. Тысяча! Три тысячи наших коллег только и ждут, чтобы приехать! Чтобы вцепиться в эту землю мертвой хваткой, гвоздями приколотить, да!» Я бы отдал вам все. Я пошел бы с вами в лагеря эвакодромов. Это страшные лагеря! Вы не знаете, что это такое! Я сказал бы: «Вот кто прибыл на помощь! Отдайте им все, что у вас осталось. Они хотят сохранить нам хотя бы часть нашей земли». А вы? Вы собрали восемь энтузиастов ученого сыска! И битый час расписываете мне, как благородно мы поступим, если позволим вам что-то там искать! Истину! Да вас в первом же лагере в клочки разорвут! Идите вы ко всем чертям! Вот! Читайте! Наслаждайтесь! Вы правы! Это сделали люди! Спринглторп рванул ящик письменного стола и протянул Левковичу синюю папочку «Преславного дела». Неужели это все, что нам может предложить мировая наука?
— Но это же важнейший документ! — взорвался Левкович, потрясая «Преславным делом».— Опубликовать! Распространить! Почему же вы молчите? Это же преступление!
— Ну опубликовали бы. Ну и что? Что из этого проистекло бы? Что виновата строительная фирма, которая не ведала, что творила? Три десятка не очень далеких людей? Свалим все на них? Нет. Виноват весь наш уклад, наш способ жить. Вы можете предложить другой? Я не могу это правильно выразить, меня этому не учили. Я только чувствую: нельзя это превратить в скандальчик, в поношение десятка таких, как я, в какой-то картонной конторе. Это не решение. Такие штуки по мелочам сто раз проделывали, и что? И все остается по-прежнему. Нужен кто-то, кто сумеет повести это дело правильно. У нас нет таких людей. Мы все в истерике, мы не способны. Я дал приказ искать таких людей на стороне. Мне объясняют, что это практически невозможно сделать. Нет таких людей во всем мире, понимаете?
— Господин президент, доверьте это дело мне.
— Вам?
— Да. Я должен извиниться перед вами. Еще не очень понимаю, за что именно, но в ваших словах есть доля правды. Есть и чушь, смешение понятий, но не будем... Потом. Выяснится. Остановить остров! Эк куда хватили! Полсотни лет его подтачивало, и в три дня остановить. Да тут гром небесный нужен. Химера. Жуткая химера! Но я вас понимаю. Я ничего не могу обещать, но... Короче, разрешите мне и моим «сыщикам» въезд, дайте бумаги. Надо работать. Другого способа нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});