же я делаю?
5
Уже вторую ночь семейство ласточек, свивших гнездо под самой крышей донжона, не посещали спальню Лиары.
Окна были приоткрыты, позволяя прохладному ночному воздуху, проникнуть вглубь покоев. Эта ночь была звёздной. Полная луна раскрылась на ночном небосводе, подобно лику самой Асхи. Среди эльфов ходило поверье, что именно в такие ночи, на самых далёких лесных полянах расцветают лунные розы il-ven — цветы, чья красота сопоставима только с их редкостью. Когда-то давно, на одной из таких полян, затерянной где-то в далёких восточных лесах, один эльфийский охотник задал вопрос одной друидессе. Вопрос, что определил её путь в жизни, сделав самой счастливой девушкой на свете. Вопрос, на который Лиара ответила «Да».
Годы прошли, времена изменились и теперь, та самая друидесса сидела у окна, глядя на звёздное небо и вспоминала тот самый, давно минувший момент. Вспоминала лунную поляну и того самого охотника, что подарил ей столько счастья и любви. Капли прозрачных слёз стекали по фиолетовым щекам и белыми полоскам татуировок. Они падали на каменный подоконник, разбиваясь на тысячи крохотных капель, стекали вниз, наполняя траву и почву. Зелёный пестрящий камень, обыкновенно таящийся в мифриловой темнице, ныне молчал в руке девушки. Молчал впервые за долгое время. Он не просил её идти домой и более не наполнял энергией.
Где-то позади, на мягкой постели спокойно посапывала маленькая девчушка со сплетёнными в две косы чёрно-угольными волосами.
— Прости… меня, — робко промолвила девушка, подняв взгляд к белому диску полной луны. Глаза её переполнились влагой, а душа сжалась в комок. Боль усилилась многократно.
6
Вокруг царила темнота, совершенно непроницаемая для глаза неподготовленного зрителя. Даже тусклые люминисцентные грибы, произрастающие на стенах подземных коридоров, едва ли были способны преодолеть мрак, окутавший каждый дюйм окружающего пространства. Местность питалась влажным ароматом, тяжёлым воздухом и прохладным сквозняком, завывающим в далёких тоннелях — основной симфонией этой таинственной, неисследованной среды.
Несмотря на чуждые большинству живых существ условия, многие порождения природы приняли подземные коридоры как родной дом, выстроив уникальную эко-среду, где способность выживать опиралась на несколько иные принципы, нежели в поверхностной обители. Бескрайние грибные поляны, мхи и причудливые лишайники становились главной пищей местных травоядных животных и воистину бессчётного числа мелких членистоногих и ползунов, бороздящих каменные просторы, а каждый хищник, будь то ящер или скорпикора был наделён не только обострёнными чувствами, но и необходимым умением засадных атак. В пример подземной фауне соответствовали и природные духи, обитающие в этих местах, подавляющей массой коих являлись духи земли и теней. И если первые, по большей части были поглощены собственным существованием, а разновидности троглодитов и вовсе являлись главным фактором роста подземных катакомб, то духи тьмы были порождениями куда более изощрённой сущности, а смысл их существования крайне редко сводился к понятиям, ясных для смертного разума.
Как ни парадоксально, но по мере углубления в толщу земли, существа, что должны были уменьшаться в размерах ввиду непроглядной тьмы и скудного пропитания, не редко становились всё более пугающими и монструозными. Так, животные, обитающие в дальних глубинах подземелий, такие, как гидры, подземные виверны и хрустальные пауки занимали верхнюю нишу здешних пищевых пирамид. Самым же грозным представителем подземной обители, несомненно, являлись чёрные драконы — прямые потомки Малассы, что гнездились в самых далёких глубинах подземной бездны и крайне неохотно вступали в контакт даже с последователями собственной матери.
Некогда народ безликих — наиболее таинственная и коварная раса, порождённая драконьими богами, возводила здесь города и прославляла имя Малассы. Но ныне, их место занял иной народ.
* * *
Очередной звонкий отзвук отразился в стенах подземных коридоров. Как и сотни лет назад, ониксовые стены Иш-Кол оставались главным сосредоточением активности на многие десятки миль в округе. Но в сей бессолнечный день центром эльфийской обители стала отнюдь не украшенная кристаллами кисар башня Риста-Ост, а просторы гладиаторской арены, где теневые танцовщицы мерились умениями в искусстве боевого танца, а могучие минотавры сходились в боях за право доказать мастерство и заполучить расположение высших лордов подземной обители.
Опоясанные ритуальными повязками люди-быки мерились силами с порождениями подземелий, мерились силами в столкновениях на рогах и сходились в центре арены в бескомпромиссных поединках, окропляя пространство собственной кровью. И пусть лесные эльфы отрицали подобные развлечения, воспринимая их как варварскую жестокость, их ожесточённые собратья с превеликим удовольствием взирали на преодоление, жестокий бой и то, как лезвия клинков разят плоть и мышцы.
Как и подобает традициям, кульминацию сего торжества представлял собой самый яркий поединок двух воителей, что сумели доказать не только собственное мастерство, но и право сразиться в главном поединке вечера. Первым из двух счастливчиков стал небезызвестный в стенах Иш-Кол бык по имени Ка́йтос. Будучи главным стражем одного из геронтов «Шасури» и обладателем репутации одного из самых крепких воителей в стенах подземной крепости, Кайтос заработал имя десятками кровопролитных сражений в глубинах земли и на её поверхности. Шрамы от эльфийских лотраэнов и имперских копий были надёжно спрятаны под покровом густой серой шерсти, а могучие трёхпалые руки сжимали тяжёлый молот, способный одинаково легко дробить камни и черепа. Отличительной чертой же сего воителя стали бычьи рога, необыкновенно большие изогнутые, расписанные десятками примитивных рун, благодаря коим Кайтос и получил своё прозвище — Гневорог.
Восемь футов роста и почти три центнера веса превращали Кайтоса в настоящего гиганта, способного попросту размолоть оппонентов в пыль, опираясь лишь на собственные физические данные. Однако оппонент, что противостоял Гневорогу в этот день, был далеко не так прост…
Как и годами ранее, ещё до того, как Тейн покинул Иш-Кол, а Листмур стал новой обителью тёмных эльфов, руки Тарума сжимали рукоять «Меног» — обоюдоострой секиры, превосходившей в размерах большую часть зрителей сего представления. Каждый шаг его подкованных копыт отдавался вибрацией в полотне арены, а взгляд возвышался над землёй на добрые девять футов. Едва ли во всём воинстве раздробленных кланов Игг-Шайл, присутствовал иной, столь же габаритный воитель. В отличие от собственного оппонента, чёрный минотавр не использовал нагрудников, полагаясь лишь на наплечники, нарукавники, увесистый пояс и твёрдость собственных рук. Могучая грудь вздымалась глубокими выдохами, из ноздрей валил пар, единственный рог возвышался над пространством арены, а разъярённый взгляд вглядывался в глаза того, кому предстояло противостоять нечеловеческой мощи и сокрушительным