твоих любовников.
Толпа смеется. Даже Виктории весело, хотя для вида она и надувает губы.
— Идем, — говорит Амара, пытаясь утащить подругу прочь, — ей неприятно быть в центре внимания такой вульгарной толпы.
— А ты не хочешь услышать свою судьбу, дочка? — спрашивает старик, указывая пальцем на Амару и повышая голос, чтобы перекрыть гогот.
У Амары нет ни малейшего желания слушать сомнительные предсказания, но она знает, что отказываться — дурная примета.
— Хорошо.
Старик бросает кости вновь и выдерживает долгую театральную паузу, глядя на видавшие виды кубики в дорожной пыли.
— Боль принесет тебе прибыль, — говорит он.
— Что это значит?
Предсказатель поднимает на нее хитрый взгляд:
— Толкование за дополнительную плату.
— Нет, спасибо. — Амара пятится. Какой-то раб тут же проворно занимает ее место, несомненно также желая услышать предсказание о скорой свободе.
— Это стоило бы одну монетку! — говорит Виктория, в то время как Амара быстро идет прочь.
— После такого предсказания? С чего я буду еще платить?!
— Иногда ты совсем забываешь, как веселиться. А я зарабатываю тебе горы. Мы выступаем почти каждую неделю! Ты наверняка уже скоро рассчитаешься с Феликсом?
— Нет, — сквозь зубы отвечает Амара, которой сегодня днем предстоит заглянуть к прежнему хозяину. Филос несколько дней только об этом и говорил, так что они чуть снова не поссорились. — Мы еще не скоро уплатим этот долг.
Амара смотрит, как он внимательно изучает восковую табличку, лежащую на столе. Такое знакомое положение тела, напряжение, долго сдерживаемая энергия, готовая прорваться в любую секунду. В профиль его лицо напоминает ей бога-трикстера, Гермеса, статую которого она часто разглядывала на форуме в своем родном городе. Сейчас он особенно привлекателен, на данный момент его внимание направлено не на нее, и она может забыть, что он за человек. Феликс поднимает взгляд:
— Тебе не интересно?
Амара пожимает плечами. Чем он дружелюбнее, тем ей тревожнее.
— Я не собираюсь попирать твою добродетель, — ухмыляется он. — Не стоит беспокоиться.
У нее нет никакого желания подходить ближе, поэтому она забирается с ногами на стул и наклоняется над столом, чтобы лучше видеть.
— Ладно, — бросает он, встает, обходит стол и с размаху кладет табличку перед ней. — Это выручка таверны. Смотри. А это арендная плата за другое помещение. Что ты думаешь?
— Почему ты меня спрашиваешь?
— С числами у тебя все хорошо. Мне интересно, совпадут ли твои расчеты с моими.
Амара бросает на него хмурый взгляд, но берет в руки табличку, не в силах противиться искушению посмотреть поближе. Она изучает числа: расходы, выручка, возможные риски.
— Я бы сказала, что это того стоит, но есть риски. Наверное, лучше подождать еще один месяц и посмотреть, смогут ли Бероника и Галлий поддерживать доход на этом уровне.
Феликс ворчит и забирает у нее табличку:
— К тому времени другое место может уже уйти.
— Будет другое. — Амара пожимает плечами. — Не стоит идти на такой риск.
— Я не думал, что ты будешь таким осторожным советчиком.
— Это твои деньги. Я просто говорю тебе, что я бы сделала, будь они у меня.
Феликс по-прежнему стоит рядом с ней, и ей очень хочется, чтобы он отодвинулся, но, в конце концов, ее прежний хозяин никогда не делал того, что ей хотелось. Он делает шаг ближе.
— Нет. — Она не повышает голос. При мысли о том, что за стеной стоит Филос, готовый броситься на ее защиту, она только сильнее нервничает.
К ее удивлению, Феликс замирает на месте. Знай Амара его чуть хуже, она могла бы принять выражение его лица за смущение.
— Я не хотел угрожать тебе в прошлый раз.
Какое-то время Амара просто смотрит на него, разинув рот:
— Что?
— Да чтоб тебя, я не пытаюсь извиняться. Я не хотел угрожать тебе. — Феликс с размаху опускает ладонь на стол, так что Амара подскакивает на месте. — Не так уж трудно понять, что я говорю.
— Ты всегда только и делал, что угрожал мне, — произносит Амара, все еще в изумлении. — С самого первого дня, когда мы встретились.
— Что, если я скажу, что больше не буду?
— Ты солжешь.
Феликс проводит рукой по своим аккуратно зачесанным назад волосам, еще один совершенно не привычный жест. Он как будто боится:
— Ты считаешь, что я гребаное чудовище.
— Так и есть, — парирует она, чувствуя, что его раскаяние почему-то причиняет ей боль. — Тебе ничего не стоит обидеть меня или кого-либо еще. Иногда я думала, что ты можешь меня убить.
— Я бы никогда этого не сделал.
— Конечно, потому что это стоило бы тебе до хрена денег! — кричит Амара. К собственному смятению, она понимает, что готова расплакаться. Феликс тянет к ней руку, и она отшатывается. — Нет!
Феликс сжимает кулаки, и Амара видит, что он пытается сдерживать себя.
— Ты всегда знала, как меня спровоцировать.
— Тебя и дыхание провоцирует. Тебе никогда не требовался предлог, чтобы ударить кого-нибудь.
— Ты говоришь так, будто я только и делал, что бил тебя. А как насчет того, когда ты работала здесь с моими счетами, когда я помог тебе, начав ссужать деньги? Как насчет той ночи, когда ты осталась у меня? Для шлюхи ты всегда была кошмарна в постели, никогда не могла сделать вид, что тебе это нравится, и я поверить не могу, что ты вдруг научилась так улыбаться мужчине, которого ненавидишь.
Амара отлично знает, какую ночь он имеет в виду, и, что еще хуже, помнит сокрушительный стыд на следующее утро. Именно тогда она решила, что не будет испытывать к Феликсу ничего, кроме ненависти, потому что любовь к нему ее уничтожит.
— Уже слишком поздно для этого.
— Почему это? — спрашивает он, уцепившись за то, что она не стала ему возражать. — Ты не отрицаешь того, как все было. Что, если бы я не причинил тебе столько боли, что, если бы я был добрее к тебе? Ты могла бы по-другому относиться ко мне.
— Но ты не был добрее.
Феликс тяжело опускается на край стола.
— То, как ты на меня смотришь, — начинает он, — помню, я так смотрел на своего отца, желая, чтобы этот гад умер. И не говори мне, что я такой же, как он, потому что это я и так знаю.
— Ты сам решил быть таким, — отвечает Амара без тени сочувствия.
— Какая же ты бессердечная сука, — говорит он, и она вдруг видит, что его плечи трясутся от смеха. — Ни одна другая женщина не посмела бы мне такого сказать. И даже когда я владел тобой, когда ты помалкивала, я видел, что ты все равно так думаешь. Именно поэтому ты мне всегда и