Увидев толпу людей на берегу, О’Брайен хмыкнул, гордо распрямил грудь, но тут же расчувствовался, и слёзы неудержимо потекли по его щекам.
– Генри, распорядись спустить шлюпку, – сдавленным прерывающимся голосом, не стыдясь собственной слабости, проговорил он. – Нет, не напрасно мы подвергали себя опасности, отправляясь в северные воды, совсем не напрасно. А я ночи не спал, всё боялся, что мои надежды на встречу с людьми – не что иное, как результат чересчур распалившегося воображения.
Собственно, О’Брайен повторялся: почти те же слова он говорил при появлении Луизы и Эмми. Но моряки не обратили на это внимания. Они сами переживали не меньше капитана, и только молодость удерживала их от радостных слёз.
Шлюпку спустили на воду. Стив и Реди сели на вёсла, О’Брайен взялся за руль.
Несколько минут спустя он уже без слёз, со строгим выражением лица представлялся на берегу, встав перед Куртом, Францем, Дитрихом и другими.
– Капитан шхуны «Ирландия» Эдвард О’Брайен. С кем имею честь говорить?
Вперёд вышел высокий, немного сутуловатый мужчина.
– Староста посёлка Грюненсдорф Франц Розенштайн.
– Герр Розенштайн, рад приветствовать вас и всех ваших спутников. Я уже наслышан о вашем посёлке и о вас лично. Поэтому не будем терять время. Прошу вместе с моими матросами обеспечить посадку людей на шхуну. В первую очередь, я думаю, надо переправить женщин и детей.
Вернувшись на «Ирландию», он приказал своему помощнику Генри Стоуну и уже освоившимся на корабле Эмми и Луизе принимать беглецов, заниматься их размещением и сразу же готовить обед. Женщинам, девочкам и всем малышам предоставить его капитанскую каюту и матросский кубрик. Они должны в них поместиться. Матросские койки, гамаки – всё туда. Мужчины и мальчики-подростки побудут пока на палубе. В случае ухудшения погоды, а также на ночь можно будет перейти в трюм, кладовые и другие подсобные помещения.
Когда все были доставлены на шхуну, он подошёл к старосте.
– Герр Розенштайн, сколько же людей вы привели?
– Если считать с Луизой и Эмми, то сорок восемь человек, в том числе десять детей, десять женщин и двадцать восемь мужчин в возрасте от шестнадцати до пятидесяти двух лет.
– Но почему такой разрыв между числом женщин и мужчин?
– Ну, тут несколько причин. Во-первых, восемь девушек взяли себе в жёны коммандос. Во-вторых, несколько умерли из-за простудных заболеваний. Одну застрелили при попытке к бегству. Ещё несколько, совсем молоденькие, умерли естественной смертью. Мужчины же оказались менее подверженными суровым реалиям жизни. Ну и велика была смертность среди новорождённых – тут уж кому как повезёт. Везло, видимо, больше мальчикам, хотя должно бы быть наоборот.
А Генри и Луиза уже вовсю орудовали на камбузе. Стив и Реди забили последнюю остававшуюся на судне свинью, и в котлах и на сковородах вкусно булькало и скворчало.
– Эх, сюда бы дядю Игоря, он бы лучше здесь распорядился, – с вздохом тихонько произнёс Реди.
– Не подрывать авторитет командного состава, – наполовину в шутку, наполовину всерьёз ответил Стив, показывая глазами на Генри.
Но кушанья получились достаточно вкусными, а главное – сытными. Кроме горячих блюд из свинины прибывшим на судно людям предложили ветчину, консервированную тушёную говядину, маринованные сардины, салаку, сардинеллу и морскую капусту с подсолнечным маслом – всё это в сопровождении горок свежеиспечённого белого хлеба, нарезанного ломтями, и кувшинов с вином. Затем последовали всевозможные орехи и вяленые фрукты, соки, горячий чай, пахлава, шербет, мёд и сахар.
Уже в конце обеда Франц встал со своего места на палубе и поднял бокал.
– Разрешите небольшую речь! – сказал он, привлекая к себе внимание.
Негромкие разговоры и шутки, раздававшиеся во всех концах корабля, смолкли, и все обратили взоры к старосте.
– Вы помните, что нам говорил герр Тихомиров, когда предложил оставить этих негодных коммандос и идти сюда, к шхуне? Он говорил, что в пути будут трудности, но они преодолимы, и нас хорошо встретят на судне. Ну и как, много ли правды сказал охотник? Не ошибусь, если скажу: его правда оказалась во много раз весомее, чем мы думали вначале. Ни одна пуля не пролетела над нашими головами, так как весь удар коммандос этот человек принял на себя. На судне же нас встретили не просто хорошо, а как братьев. Так выпьем, друзья, за здоровье славного охотника, а также за здоровье капитана О’Брайена, убедившего Нью-Росс организовать эту экспедицию! Если бы не они, мы бы до сих пор стыли в холодной воде, надрываясь под тяжестью рыболовных сетей.
Вечером, перед сном, Франц заговорил о том, чтобы переправить часть людей на берег.
– Я боюсь, мы вас стесняем, – сказал он капитану.
– Никого вы не стесняете, – ответил О’Брайен, – не беспокойтесь об этом. Да если бы в какой-то степени и было так, что из того? Берег сейчас может быть опасен – мы не знаем, где находятся коммандос. Игорь против них был один, а, судя по вашим словам, они достаточно искусны в военном отношении и хорошо вооружены – лучше, чем наш охотник. Единственная просьба: дополнительно к моему человеку поставьте на вахту кого-нибудь из своих людей.
– Всё будет сделано, как вы говорите, герр капитан. Мы поставим двоих. Потом их сменит другая пара. Укажите только место для дополнительного поста.
– Наш вахтенный находится на баке, а грюненсдорфцы пусть разместятся на юте.
– На юте – это где?
– Ну где-нибудь возле кормового орудия. И пусть они возьмут хотя бы один карабин на двоих. Юнга, подойди ко мне! Хорошо ли ты знаешь карабин?
– Как свои пять пальцев, капитан! Я могу разобрать, собрать и зарядить его с завязанными глазами.
– Тогда тебе придётся выступить в роли учителя. Пока ещё не совсем стемнело, ознакомь с карабином вахтенных, которых выделит герр Розенштайн.
О’Брайен вновь обратился к старосте.
– И последнее…
– Слушаю вас, герр капитан!
– Я обратил внимание – многие из ваших курят, даже некоторые женщины.
– У нас почти все курящие, и я отношусь к их числу.
– Курение на судне опасно. Кругом сухое дерево, смола, и случайная искра или какая-то небрежность с огнём могут вызвать пожар. Я распоряжусь поставить на баке кадку с водой. Курить только возле этой кадки.
Несколько дней спустя, однако, запасы табака у грюненсдорфцев подошли к концу, курение понемногу сошло на нет, и О’Брайен перекрестился – одной опасностью на корабле стало меньше. Пассажиры же «Ирландии» от отсутствия табака только выиграли. Со временем они почувствовали себя значительно лучше: уменьшился кашель, помертвевшие от длительного курения глаза стали оживать, лица – свежеть и обретать признаки розовощёкости.
Уже в сумерках Ник увидел Эмми. Она стояла на баке, держась за поручень фальшборта, и созерцала открывшийся перед ней пейзаж.
Узкому заходящему месяцу хватило сил высветлить широкий пойменный луг, позолотить бегущие по перекату потоки воды и несколько контрастнее обозначить лес, темневший в предгорьях. Белое платье отчётливо выделялось на матовом ночном фоне и изящно обрисовывало тонкую, стройную фигурку девушки. Пряные сладковатые запахи трав, доносимые слабым дуновением ветра, тревожили душу и заставляли сильнее биться сердце. Ниже по течению плескалась играющая рыба, тихо ударяла волна за бортом, на берегу неутомимо звенели цикадки, в стороне кормы, за палубной надстройкой, не нарушая гармонии природы, едва слышно звучала гитара. «Реди развлекается перед сном», – подумал юноша.
Эмми прошла на самый нос корабля и, подобрав подол платья, села у основания бушприта. Собравшись с духом, Ник подошёл и встал в метре от неё.
– Не спится что-то. Ты позволишь мне побыть возле тебя?
– Пожалуйста, ты волен располагаться где угодно. Ты здесь хозяин, а я – ваша гостья.
– Не говори так. Мы все здесь равны. Если вы не поняли это, то только потому, что ещё не совсем привыкли к новой обстановке. Знали бы вы, как мы рады вашему появлению. Ведь «Ирландия» специально пришла сюда, чтобы найти людей. И вот наши чаяния сбылись. Мы нашли не просто людей, а цивилизованное общество.
– Что ты говоришь? – Эмми насмешливо повела бровями. – Это коммандос-то цивилизованное общество?
– Я имею в виду не тех злодеев, а население Грюненсдорфа.
– То есть нас, кого они угнетали?
– Ну да, конечно.
– А ты не учитываешь, что это население сплошь неграмотно? Что я, например, не знаю ни одной буквы?