– Уддо Люббель, он же Игнаас ван Боттерен из Бреды, книготорговец, что проживал в Ланне на улице Ткачей. Кажется, человек этот был плохой, если, конечно, все, что о нем говорили, являлось правдой. Но он мог найти то, что ей требуется. И поэтому как-то в хороший и нежаркий день Агнес, взяв с собой служанку, пошла поглядеть, что это за Уддо Люббель. Пошла познакомиться. Карету пришлось оставить: улица Ткачей, тянущаяся вдоль северной городской стены, узка, а повозок конных и тачек ручных много. Сутолока, крики, работники. Конные бочки с водой. Вонь мочи, плохого войлока и шерсти. Грязь под ногами даже летом в сушь. К тому же эту улицу в двух местах пересекал вонючий ручей. Суета, ругань с утра и до ночи. Богатство Ланна, пышность и блеск именно на таких улицах и делаются.
Кто видел Агнес и Уту, тот удивлялся: богатой госпоже со служанкой нечего тут было делать. Агнес шла, подобрав юбки и переступая через зловонные лужи, морщила носик, зло смотрела в глаза всяким дуракам на телегах, что мешали ей идти. Дураки как взгляд этой хрупкой девушки ловили, так старались убраться прочь, если, конечно, могли. Ничего доброго в ее глазах не было.
Наконец, они пришли туда, куда нужно. Агнес и спрашивать не пришлось: одного взгляда ей хватило, чтобы понять, что дом тот, которой она ищет, перед ней.
Везде суета – окна, двери нараспашку: люди, люди, люди, корзины с шерстью, рулоны материи, лошади и мулы… А тут никого. Ставни закрыты, двери заперты, дом кособокий, одной стороной на улице Ткачей, другой в темном и вонючем переулке, куда тухлятину со всей улицы сносят. Удобное местечко для подозрительного книготорговца, что торгует непозволительными книгами.
Агнес не сразу пошла к двери, постояла немного. Огляделась. Да, именно тут должен жить такой, как Игнаас ван Боттерен из Бреды. Лучшего места детоубийце вряд ли найти. Девушка уже думала постучать, как дверь сама отворилась.
На пороге, днем с лампой, стоял высокий и худой человек лет пятидесяти. Был он в поношенной засаленной шубе и в хороших, подбитых мехом, башмаках. А еще был плешив ото лба. И глаза у него оказались глубоко посажены, а нос хрящеват и длинен. Серая щетина покрывала низ его лица. Холодные глаза, выпяченная в презрении губа и весь остальной вид его говорили о том, что он человек недобрый. Уж точно никто бы, увидав такие глаза, не назвал бы этого человека добряком. А многие даже испугались бы, увидав этого типа в сумерках: не иначе за пазухой у него нож имеется.
А когда он заговорил, так и еще ухудшил впечатление о себе.
– Что вам угодно, молодая госпожа? – проговорил он с едва скрываемым раздражением и сильно шепелявя при этом. И вид, и голос его так и кричали, что ему эти гости совсем не в радость и он с удовольствием погонит визитеров палками.
Передних зубов у мужчины было мало и снизу, и сверху. А те, что еще торчали во рту, цвет имели и желтый, и коричневый, и черный. Губы его были слюнявы. Вроде и говорил он вежливые слова, но в голосе слышалась явная грубость.
– Я ищу книготорговца Уддо Люббеля, – сказала Агнес со всей добротой, что имела.
Человек сразу переменился, как будто ждал, чтобы сбросить маску вежливости. Он вмиг стал невежлив, принялся говорить ей «ты».
– Ты нашла его. – Он поглядел на девушку, а потом на Уту. – Эта с тобой?
– Со мной, – спокойно отвечала Агнес.
– Не стой на улице, нечего тешить зевак, заходи и эту свою… заводи.
Ута в другой раз испугалась бы такого человека и его мрачного дома, но, пожив с Агнес, стала уже не так пуглива и, когда госпожа сделала ей знак идти первой, ничуть не смутившись, вошла в дом. Агнес шагнула через порог за служанкой, на всякий случай нащупав в рукаве платья свой великолепный кинжал.
Дверь крепкая закрылась, звякнул замок, затем ударил засов. Ключ книготорговец спрятал в одежде и ухмыльнулся, думая, что его ухмылку в темноте Агнес не увидит. Теперь ни выйти, ни войти. Было темно. Лампу Уддо Люббель прикрыл рукой.
– Сюда, за мной идите, к лестнице, тут я, – шепелявил он.
Неспроста лампу прикрывал. Прятал от глаз гостей что-то. Но девушке лампы не нужны, как и кошке: она все видела. Вокруг, вдоль стен, на столах, лежали горы хлама: тряпье, бочки, ведра, ломаная мебель и дрова. В свободную же стену вбиты были два железных кольца. Агнес совсем не удивилась бы, если бы здесь, в этом мусоре, нашлись цепи и кандалы. А еще тут воняло отхожим местом, словно хозяин прямо в коридоре нужник устроил. Хорошо, что он не задержал посетителей тут, а повел наверх. Там было значительно уютнее и не так сыро. Печь оказалась еще теплой. На ней кастрюля с каким-то варевом. Да и не воняло испражнениями.
Здесь книготорговец подошел к девушке и встал так близко, как будто собирался ее обнюхать, осматривал ее с интересом, смотрел на ее волосы и говорил при этом с вызовом и грубостью:
– Ну? И кто ты?
На мгновение Агнес растерялась, давно с ней так никто не разговаривал, а после ответила чуть сбивчиво:
– Я Вильма фон Резенротт.
Глаза книготорговца были холодными, он скривился и произнес:
– Резенротт, Резенкротт, хватит мне врать! Я брехню за милю чувствую. Коли не хочешь называться, так совсем не называйся, но не ври мне. Однако имей в виду, я знаю, кто ты и зачем пришла.
Тут уж Агнес окончательно пришла в себя от первой растерянности. Лицо ее стало холодным, под стать лицу Люббеля. Хоть и был он на голову выше нее, хоть и смотрела она на него снизу вверх, это ничего не значило.
– Знаешь, зачем я здесь? – не спеша спросила она, отходя от него на шаг и осматриваясь. – А ну-ка расскажи, зачем же мне приходить в такую помойку? Мне даже самой интересно.
Наглый тон и уверенное поведение девушки чуть смутили книготорговца, никак не ожидал он, что столь юное создание будет себя так вести, пусть даже в присутствии служанки.
– Если ты привела ко мне эту корову, – сказал он, кивнув на Уту, – то, значит, ей нужно вычистить брюхо от плода, а если пришла сама, то, видно, решила избавиться от сатанинского отростка, что растет у тебя из задницы.
Агнес стояла к нему боком, рассматривала книги и странные предметы на полках и столах, а тут сразу обернулась, зло уставилась на мужчину, словно он тайну