Читать интересную книгу Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

В противовес этому своеобразному феодализму, когда каждый главный отгораживается стеной секретности от своих коллег, мы, конечно же по указанию ЦК, начали переговоры с США о сотрудничестве в пилотируемых полетах. По ВЧ-связи Бабков рассказал о результатах переговоров, в которых он участвовал в США. По его словам, американцы восприняли идею сотрудничества с большим энтузиазмом.

После обеда мы с Шабаровым снова уехали на 81-ю площадку. В отличие от нашей стартовой позиции здесь нельзя было появляться без противогаза. Это подчеркивает разницу между нашими благородными кислородом и керосином и «челомеевскими» азотным тетроксидом и несимметричным диметилгидразином.

«Пятисотка» с ДОСом уже стоит в портале правого старта. Управление пуском идет из бункера, который именуется «83-я площадка». В этом бункере мы застали возмущенного Мишина. Он ходил из одного подземного зала в другой в сопровождении Волкова и Хомякова. Увидев меня и Шабарова, он начал, видимо уже по второму кругу, изливать свое возмущение.

— Вот, полюбуйтесь на этот подземный дворец. Еще год назад его не было. На корпус расконсервации для H1 денег не дали, а здесь за год такое сооружение отгрохали.

Двухэтажный бункер действительно был построен с размахом. Здесь было предусмотрено все необходимое для длительного автономного существования, вплоть до своей дизельной электростанции и системы жизнеобеспечения всего персонала бункера.

— Вы только посмотрите, что здесь творится. А наши проектанты-идеалисты кричат, что им для МКБС ничего не нужно. Они, видите ли, на коленке готовы все сделать и из земляного окопа управлять пуском.

Хомяков как мог успокаивал разъяренного Мишина. Когда мы дошли до «своей» комнаты в бункере, из которой надлежало управлять подготовкой ДОСа, то оказались в тесноте, к которой привыкли со времен 1947 года.

Для испытаний ДОСа сюда втиснули нашу незаменимую станцию 11Н6110 и стойки для ДРС. По дороге домой Абрамов не преминул поддеть Бушуева и Феоктистова.

— А правильно вас, идеалистов, Мишин распекал. Челомей показал, как следует делать с размахом не только ракеты и космические аппараты, но и «землю» для них. А то вы все считали нас, наземщиков, людьми второго сорта.

— Не ругайся, Анатолий, а то мы тебя не возьмем с собой на товарищеский ужин, — примирительно сказал Бушуев.

Мы действительно были приглашены Даревским на «товарищеский ужин» в его коттедж. Надо сказать, что каждая из фирм, участвующих в нашей кооперации, построила на «двойке» для своих сотрудников коттеджи, завела свое хозяйство и не нуждалась в услугах гостиниц. В этих коттеджах, как правило, были кухня и столовая, которые обслуживали свои, а не военторговские «хозяйки». Поэтому пансион был домашний. В коттедже, принадлежавшем ОКБ «Геофизика», завели даже довольно свирепую собаку.

Фирменным блюдом были жерехи горячего копчения. Местные специалисты по рыбной ловле умудрялись из мутной и обмелевшей Сырдарьи вылавливать жерехов огромных размеров. Еще со времен первопроходцев 1957 года здесь была разработана технология копчения, которая делала это рыбное блюдо особо изысканным лакомством.

«Гвоздем программы» вечера у Даревского был Сергей Анохин. Обычно молчаливый, казавшийся застенчивым, замкнутым, после первых стопок он становился интереснейшим собеседником и бесхитростным рассказчиком необычайных летных происшествий.

Рассказывал Анохин с удивительной простотой, доходчиво и без всякой рисовки. У неискушенного слушателя, не знающего Анохина, создавалось впечатление, что работа летчика-испытателя — дело простое, отнюдь не героическое и совсем непонятно, почему в мирное время погибают летчики-испытатели.

На этот раз Анохин поведал о трагической гибели знаменитого еще со времен войны летчика-испытателя дважды Героя Советского Союза Ахмет Хана Султана. Он погиб при аварии летающей лаборатории Ту-16. У самолета отказали закрылки. Посадочная скорость была катастрофической.

У самого Анохина на Ту-16 тоже было необычайное приключение. При испытаниях с имитацией невесомости требовалось проверить возможность запуска двигателя блока «Л» перед нашими очередными пусками по Венере. Блок «Л» не запустился, но загорелся. Анохин приказал экипажу покинуть самолет: авария была неизбежной. Фонари на штатных местах почему-то не открывались. Люди бросились в хвост и прыгали из хвостовой точки. Анохин пытался спасти горящий самолет, но, убедившись, что это невозможно, ухитрился его отогнать «куда подальше» и тоже покинул. Его искали несколько суток. Сочли уже погибшим если не от увечий при аварии, то от 30-градусного мороза.

Но он не замерз, а отыскал в лесу избушку, в которой зимовал лесник, имевший большие запасы крепких напитков. В этой избушке Анохин провел несколько суток. Только отдохнув и отоспавшись, он распрощался со своим гостеприимным собутыльником, добрался до большой дороги и вернулся «с того света» к постоянному месту службы.

Анохин был знаком и с польским летчиком Леваневским, братом нашего Сигизмунда Леваневского, и с Вилли Постом, который при попытке облететь земной шар погиб на Аляске. «А летел он с одним глазом, был такой же одноглазый, как и я», — рассказывал Анохин, потерявший глаз в авиационной аварии.

16 апреля утром в корабле 7К-Т № 31 (будущий «Союз-10») космонавты Владимир Шаталов, Алексей Елисеев и Николай Рукавишников проводили «отсидку». От них ждали последних замечаний после всех доработок, внесенных в штатное оборудование и компоновку.

Невозмутимый Рукавишников на мой вопрос о самочувствии ответил, что слишком уж у них щадящий режим. Никакого напряжения не чувствуется. Только много бегают по утрам.

— Даже надоело, — сказал он.

Елисеев казался более озабоченным.

— Почему на ВПК докладывают, что двигатели системы исполнительных органов имеют ресурс на 4000 срабатываний, а по моим подсчетам их потребуется более 20 000. Есть ли гарантия надежного воспламенения компонентов в космосе при низкой температуре?

Елисеев размышлял и пытался прогнозировать нештатное поведение систем корабля в полете.

Появились кино-, теле— и фотожурналисты. Под слепящим светом юпитеров космонавты забираются в корабль.

После повторного телефонного звонка Шабарова, упрашивавшего Мишина присутствовать на торжественной церемонии «отсидки», тот появился и сказал: «Действуйте без меня. Я спешу на аэродром для встречи министра».

Экипаж Владимира Шаталова просидел в корабле два часа. После продувки вентиляторами в корабль забрался второй экипаж: Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Петр Колодин.

В 18 часов все члены партии собрались в небольшом зале экспедиции на партсобрание. Шабаров коротко и ясно доложил о проделанной работе по подготовке к пуску первой орбитальной станции и первого транспортного корабля. Он не вдавался в технические детали, а подчеркнул самоотверженную работу людей. В частности, когда был обнаружен отказ запоминающего устройства в системе ДРС космического корабля 7К-Т№31, то для замены потребовалась разборка и расстыковка отсеков. С последующим циклом повторных испытаний на эту операцию требовалось семь-десять дней! Фактически заводская бригада цеха № 444 во главе с Горбатенко справилась с этой работой за трое суток.

После собрания Мишин торжественно вручил мне, Бушуеву и Шабарову удостоверения и памятные медали в честь 10-летия полета Ю.А. Гагарина.

Вечером, когда я вошел в столовую на ужин, за столом все места уже были заняты. Свободным был только один стул рядом с прилетевшим министром. Я поздоровался и двинулся, чтобы пристроиться на другом конце общего длинного стола, за которым сидело человек двадцать.

— Что, не хочется рядом с начальством? — насмешливо спросил Афанасьев.

Я сел с ним рядом.

— Впрочем, я и сам стараюсь в подобных случаях быть подальше, — ободрил меня Афанасьев.

Пришлось отшучиваться. Вообще министр в повседневном общении был прост и доступен. Грозным, внушающим трепет, он казался только на Миусской площади, когда руководил заседаниями коллегии.

Работы не затихали ни на минуту. Полночи провел в МИКе. Когда я подошел к обтекателю, которым готовились закрыть корабль после стыковки с ракетой-носителем, увидел возмущенного Юрия Семенова. Он предварительно давал подробное задание по очистке обтекателя до стыковки от пыли и всякого мусора, для чего выписал спирт «на протирку». Использовав спирт по другому назначению, мастеровые с «Прогресса» пытались теперь стыковать обтекатель, ограничившись «сухой» протиркой. Семенов «стал насмерть», заявив, что не допустит стыковку, пока не убедится в хирургической чистоте внутренней поверхности обтекателя. Нелегкая это работа — внедрять культуру чистоты на полигоне. Во время пыльных бурь песчаная пыль находит лазейки и проникает в залы монтажного корпуса так, что воздух просто напоен взвешенными частицами. Вентиляторы, всасывая пыль, перегоняют ее на другое место, и только.