не сразу решился использовать лекарство, хотя Динара убедила, что эту волшебную мазь искали чуть ли не по всей республике. Только после звонка Патимат, строго осадившей меня за подозрения, впервые открыл банку.
Я не сказал Мариям, чем лечу ее последние дни. Про визит тети — тоже умолчал. Возмущенный этим появлением без предупреждения, я даже не пустил Динару дальше прихожей! Жена только начала хоть как-то отвечать мне, откликаться — не хватало, чтобы тетка все испортила одной встречей.
В ее раскаянии я видел больше страх, чем сожаление. Страх, что я никогда не прощу и отдалюсь от семьи окончательно. Не напрасно… В один момент Мариям заняла в моей жизни и приоритетах главную роль. Сначала она. Потом все остальные. Даже если я ошибался, ожоги, заживающие на ногах жены, не давали появиться и толике снисхождения. В первую очередь к самому себе — моя вина стояла выше греха, который совершила Динара.
Я не должен был тащить ее туда… Я не имел права оставлять ее без внимания!
Дверь ванной открылась, и я тут же отвлекся от мыслей, увидев Мариям. Не сдержал улыбки, на ее удивленный взгляд. Любые эмоции, кроме отрешенности, радовали меня и приносили чувство облегчения.
— Привет, — поздоровался я бархатным тоном, вставая с кровати. — Голову мыла?
Мокрые пряди волос укрывали тонкие плечи жены, облаченные в белый халат. Застыв в проеме, она слегка кивнула.
— Привет… Я не думала, что ты приедешь. Не стоило отвлекаться из-за меня от работы.
Приблизившись к Мариям вплотную, я бережно поцеловал ее в лоб и заметил:
— Насчет моей работы не переживай. Перевязку нельзя пропускать. — Отступив, я легонько подтолкнул ее в сторону кровати. — Иди, ложись.
Задержав на мне взгляд, жена мгновение помедлила, но все же подчинилась.
— Правда, не стоило, — упрямо повторила она, забираясь на постель. — Я бы сама могла справиться. Или Айну попросить…
Сделав вид, что пропустил эти резонные замечания мимо ушей, я сел возле Мари и поднял с ее полусогнутых колен подол халата вместе с сорочкой.
Нет, я сам буду это делать.
Под моим контролем будет заживать каждый сантиметр!
— Не больно? — спросил я, осторожно разматывая бинты.
Откинувшись на подушку у изголовья кровати, жена со вздохом мотнула головой. Убрав использованную марлю, я придирчиво оглядел светлеющие пятна на ее ногах и нахмурился. Черт, а работает… Благодаря мази ожоги заживали буквально на глазах! Ни одно гребанное средство из аптеки такого эффекта не давало.
Открутив крышку заветной баночки, я принялся наносить средство тонким слоем, уделяя внимание каждому поврежденному участку на коже. Неимоверно хотелось нанести побольше, но Динара дала четкие инструкции. Не стоило увлекаться, вдруг хуже станет?
Мазь очень быстро впитывалась, оставляя на ногах лишь легкий блеск. Поднявшись с кровати, я поставил банку на тумбочку и задумчиво глянул на новые бинты. Решение пришло мгновенно. Повернувшись к жене, я накрыл ладонью ее колени и сообщил:
— Все. Процедура окончена.
— Что?.. — тут же всколыхнулась она. — Почему… А перевязка?
— Открытых ран больше нет, Мариям. Коже нужно дышать — так быстрее заживет.
Напряженно уставившись на меня, жена не спешила вставать.
— Ты уверен? — спросила с налетом недоверия.
— Абсолютно, — подтвердил я, начиная подозревать неладное.
Жена посмотрела на тумбочку, где лежали бинты и неуверенно отозвалась:
— Ну, хорошо…
Хмуро притянув колени, она накрыла их сорочкой и, как мне показалось, попыталась спрятать за полами халата свои щиколотки.
— В чем дело? — серьезно спросил я.
Сев вплотную к Мариям, попытался заглянуть в ее лицо, которое она упрямо опускала.
— Ни в чем, — ответила жена, мельком встретившись с моими глазами.
— Не обманывай.
Впрочем, я итак уже догадался, поэтому не стал давить. Ласково, но прочно обхватил ладонями щиколотки Мари и медленно притянул к себе ее ножки. Когда оголил колени, она сразу занервничала, выдавая себя окончательно. Даже мои легкие поглаживания смущали ее. Смущало то, что я смотрел на следы ожогов, лаская своими пальцами нежную кожу.
В какой-то момент я наклонился к коленям жены и поцеловал одну, потом вторую. Услышав, как она задержала дыхание, поднял взгляд.
— Я обещаю тебе, Мариям, — твердо сказал, — ни одного шрама не останется.
Ее глаза отразили сомнение, неловкость, уязвимость, давая мне повод доказать любыми путями, что ее ножки самые красивые на свете. Стройные, тонкие — я буду любоваться ими в любом виде!
Следующий поцелуй я оставил ниже колен. Затем еще ниже. Я прекрасно чувствовал, как Мари напрягается все сильнее, но коснулся губами и ожогов.
— Адам!.. — тут же воскликнула она взволнованно, коснувшись моего головы, чтобы остановить.
Но я был непреклонен.
— Не нужно прятаться от меня. Даже не думай об этом, — строго велел я, поцеловав вершинку ожога на второй ноге
Лицо Мариям горело от румянца, а я вдруг остро понял, что не хочу останавливаться. Я буквально заставлял себя сдерживаться, не замечая, как прикосновения моих пальцев перешли на оголенные бедра, которые жена упрямо сводила.
Она так сладко пахла… Треугольник бежевых трусиков, видневшийся между ее ног, манил прикоснуться, приковывал взгляд.
Я не трогал Мари почти две недели и сейчас не отдавал отчет тому, что делаю. Поэтому действовал осторожно… Упрямо глядя в изумрудные глаза жены, я вновь склонился к ее коленкам и с поцелуем мягко протолкнул между ними ладонь. В паху прострелило дикое желание, когда она поддалась. Смущенно, но раздвинула ноги, позволяя мне коснуться губами внутренней стороны бедер.
49
Чем ниже спускались мои поцелуи, тем чаще срывалось ее дыхание. Взволнованно глядя на меня, Мариям вжалась в изголовье кровати чуть ли не до скрипа и охнула, когда я одним движением притянул ее за бедра ближе к себе.
Поцелуй, еще поцелуй, и мои губы зависли