Крещение новорожденного проходило в церкви в Царском Селе. Княгиня Голицына несла на руках шитую золотом подушку, на которой всем демонстрировали маленького князя. Большая часть членов императорской семьи почтила своим присутствием торжественную церемонию. Ради такого случая в Санкт-Петербург приехал и прадед новорожденного, датский король Кристиан IX, несмотря на свой довольно почтенный возраст, — восемьдесят семь лет! По древнему обычаю, родители на подобной церемонии участия не принимали. Службу вел отец Яничев, которым в течение долгого времени был исповедником императорской четы. Он торжественно, громогласно произносил имя новорожденного — Алексей!
Для Алексея выбрали символическое имя в честь русского царя XVII века Алексея Михайловича Тишайшего, последнего из московских царей, отца Петра Первого, при котором была воссоединена с Россией Украина, возвращены Смоленская, Северская и другие земли под русскую корону. Со всего мира поступали поздравительные телеграммы.
Полулежа на своей кушетке императрица принимала у себя многочисленных важных персон, которые приходили к ней, чтобы поздравить ее с рождением сына и пожелать младенцу и матери всяческого процветания. Она вся сияла от радости, но лицо у нее сильно осунулось, щеки впали, а ужасная бледность говорила о ее усталости, что не могло не тревожить окружающих. Когда Николай был рядом с ней, он не скрывал своего счастья, и не проходило ни одного дня, чтобы он не встречался с ней в такой обстановке доброжелательства и покоя. Все придворные медики были всерьез встревожены состоянием здоровья императора. После перенесенного брюшного тифа в Крыму, царю удалось восстановить свои силы, но все равно он чувствовал определенную слабость.
В конце лета Россия, несмотря на ужасные новости, поступавшие с войны, жила в обстановке какого-то перемирия. Была объявлена широкая амнистия организаторам различных покушений на жизнь государственных чиновников, а также различным подрывным элементам, подстрекающим на выступления толпу. Такое время взаимного доверия, так называемая «русская весна», к сожалению, длилась недолго.
Даже вдовствующая императрица, несомненно, расчувствовавшаяся запоздалым рождением этого венценосного младенца, немного смягчилась по отношению к своей невестке. Осенью состоялось несколько завтраков в узком кругу, на которых обе императрицы казались самыми лучшими подружками в мира, что, однако, не сказалось на обычной сдержанности той, которая была помоложе.
Не слишком ли поздно? Все эти многочисленные обвинения в холодности Александры, в ее ненависти к высшему русскому дворянству страны, не совсем справедливы. Ее постоянно поносили самые знатные придворные: в течение десяти лет ее свекровь настойчиво поливала ее саркастическими замечаниями и оскорблениями. Так могла ли она в момент своего триумфа, когда она, наконец, исполнила порученную ей миссию, родила маленького Романова, наследника престола, сразу же покончить с недоверием к своему окружению, которое, на ее взгляд, ее так ненавидело.
Когда небо над вековыми деревьями Царского Села все больше розовело, когда октябрь месяц приносил из Финляндии ледяные ветры, когда раньше зажигались в домах лампы, когда по-прежнему в столицу поступали неутешительные известия с мест военного конфликта, несчастные царственные родители сделали для себя одно ужасное открытие, — Алексею еще не исполнилось и семи недель, когда у него проявилась болезнь, с которой он и явился на этот свет. В своем дневнике от 8 сентября 1904 года царь писал:
«Сегодня утром у нашего маленького Алексея началось по неизвестно какой причине кровотечение; кровь текла у него из пуповины. Это продолжалось до вечера, почти безостановочно. Мы вызвали хирурга Федорова. Он сделал перевязку. Боже, как ужасны такие мгновения тревоги!» Такие кровотечения повторялись изо дня в день, и приходившие все больше в отчаяние родители уже начали испытывать нешуточный страх.
Все видные врачи столицы, и даже знаменитые иностранные профессора были тут же вызваны к изголовью маленького страдальца, который сохранял полное спокойствие и давал себя обследовать без всякого раздражения.
Среди самых знаменитых врачей-практиков, склонявшихся над трагической колыбелькой ребенка, был и доктор Боткин, придворный императорский медик, который сохранит на всю жизнь восхитительную верность своим господам и предпочтет умереть, чем их покинуть. Он поставил страшный диагноз, которого так боялись родители, — гемофилия!
Всего за одну ночь прекрасные белокурые волосы императрицы стали седыми. Она не желала, чтобы ей подносили зеркало, и лишь искренне, с сильным акцентом, повторяла, — пусть я стану самой безобразной на свете, самой ужасной из всех женщин на земле, лишь бы жил мой сын! Николай, который был всем этим огорчен до глубины души, с трудом переживал такую жуткую весть. И в силу своего характера, — фаталистического и порой детского, — он полагал, что стоит не принять поставленный диагноз, как он тут же окажется ложным. Он, конечно, пытался утешить свою несчастную жену, эту мать, которая так надеялась на счастливый исход и которая, приведя свой утлый корабль надежд в порт, потерпела там полное крушение.
В следующие недели наступило некоторое затишье. Но к концу года, всякий раз, когда ребенок падал или обо что- то ударялся, то у него на руках иногда появлялись маленькие шишечки. За несколько дней они ужасно набухали. Причем они были синего, почти черного цвета. Кровь, просачивавшаяся через кожу, не сворачивалась. На два дня царь заперся в своем рабочем кабинете, отказываясь видеться с кем бы то ни было, кроме жены. Николай предавался черным мыслям. Он вдруг вспомнил, что родился в день, когда православная церковь отмечает праздник святого Иова, самого несчастного из всех служителей Господних! Царь, опустившись на колени перед образами, шептал:
— Я и есть как Иов, обреченный на страшные страдания, я глубоко в душе своей убежден, что все предпринимаемые мною усилия не получат в этом мире своего вознаграждения.
Александра, сраженная такой ужасной вестью, не встречалась ни с кем, кроме членов самого узкого семейного круга. Ее медик заявил, что здоровье ее сильно пошатнулось. После очередного обследования, выяснилось, что у нее налицо все симптомы серьезного сердечного заболевания. Ей приходилось это скрывать от близких, и в первую очередь от Николая, — у него и без того столько огорчений! И эта оболганная, унижаемая всеми женщина, — все это признают, — и самая замечательная из матерей, обладала такой кипучей энергией, которой так не доставало ее мужу, поклялась себе, она вылечить своего сына, вылечит назло всем докторам. Как и у всех людей с благородной душой, душой, повинующейся Судьбе, это новое ужасное испытание, которое насылал ей Господь, лишь укрепляло ее веру, а не ослабляло ее. Все эти выводы медицинской науки тщета человеческой помощи, разве не зависят от удивительных чудес Всевышнего? Алексей будет жить, он выздоровеет, и отныне она станет только ему одному посвящать всю свою жизнь, ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});