Тем не менее Каммхубер возлагал надежды на эту тактику. Зная расположение авиабаз противника, надо было только в нужный момент иметь там свои истребители: либо в момент взлета бомбардировщиков, а еще лучше в то время, когда освещение аэродрома включено для приема возвращающихся самолетов. Пока «бленхеймы», «уитли» или «веллингтоны» выстраиваются в небе в очереди на посадку, «Do-17» и «Ju-88» могут вклиниться в их круг.
Командир эскадрильи 2/NJG 2 старший лейтенант Юнг делал это вновь и вновь. Пристроившись сразу за противником, он сбивал врага как раз в тот момент, когда тот шел на посадку. И это еще не все. Другие истребители, управляемые такими пилотами, как старший лейтенант Земрау, лейтенанты Ган, Беме и Фолькер, старшими сержантами Байером, Германом и Кестером, пикировали на освещенные аэродромы, устраивая дождь 100-фунтовых осколочных бомб посреди маневрирующих на земле бомбардировщиков. Хотя вызванное замешательство обычно было больше, чем реальный ущерб, самым важным было то, что из опасения сбить собственные самолеты британская зенитная артиллерия была вынуждена молчать.
Капитан Гюльшоф поделил территорию британского КБА на три боевые зоны: Восточную Англию, Линкольншир и Йоркшир. Вскоре его экипажи были знакомы с любым аэродромом внутри этих зон. Хотя группа редко располагала более чем двадцатью пригодными самолетами одновременно, она могла поддерживать уровень ночных налетов.
Среди тех, кто поднялся в небо вечером 25 июня 1941 года, был старший лейтенант Пауль Бон из 2-й эскадрильи. За прошедшие две недели он сбил над Англией три самолета противника, и, пока его «Ju-88» летел в темноте на северо-запад, он был полон уверенности в себе.
Версия «Ju-88» в качестве ночного истребителя отличалась от варианта бомбардировщика наличием твердой обшивки вместо остекления в носовой части и мощного вооружения из трех стреляющих вперед 20-миллиметровых пушек и трех пулеметов «MG 17», установленных в носовой и нижней частях фюзеляжа. Вместо четырех человек, как обычно, в экипаже их было три: пилот, борт-инженер и радист, которыми в этот вечер были Бон, вольноопределяющиеся Вальтер Линднер и Ханс Энгман.
Через какой-то час полета вспышки на земле обозначили стрельбу противовоздушной артиллерии, а прожектора стали прочесывать небо. Но это не волновало экипаж. Напротив, свидетельствуя, что их самолет уже над побережьем, они послужили желанным навигационным ориентиром, который поможет определить дальнейший курс.
Тут по азимуту 320 градусов Бон внезапно заметил тень в каких-то нескольких сотнях метров по правому борту, приближающуюся к нему на необычно большой скорости, собираясь пересечь его курс. Ему хватило нескольких секунд, чтобы опознать в ней «уитли» и развернуться в том же направлении. «Уитли» летел на большой скорости, но благодаря своему хорошему ночному зрению Бон удерживал его в виду, медленно подкрадываясь к противнику сзади, пока дистанция не составила 80 метров, и тут разразились огнем его пулеметы и пушки. Снаряды, врезаясь в фюзеляж врага, оставляли на нем искры, и «уитли» тут же загорелся. Однако он не был смертельно ранен и еще мог совершить аварийную посадку. Поэтому Бон повторил свою атаку, на этот раз с другой стороны, целясь в правое крыло. И опять выстрелы попали в цель.
В этот же момент от попаданий с четверенного пулемета британского кормового стрелка, который принялся оборонять свой самолет за секунды до его гибели, раскололся фонарь кабины «Ju-88». И тут же правое крыло «уитли» отломилось, самолет врезался в землю, подобно светящемуся факелу.
«Сбили!» – закричал радист Энгман за мгновения до того, как его самого выбросило из кресла через кабину. И пока «Ju-88» тоже летел к земле, его пулеметы все еще вели огонь, без пользы расстреливая ночное небо.
Первым пришел в себя Линднер, который тут же осознал грозящую всем смертельную опасность. Бон лежал без сознания на штурвале, давя на него своим весом и направляя самолет вниз к гибели. Невероятным усилием Линднер оттолкнул безжизненное тело в сторону, схватился за штурвал и проделал те движения, которые он столько раз видел со своего места сбоку, наблюдая за пилотом: манипуляции, необходимые для вывода машины из пике. Как лощадь, вставшая на дыбы, «Ju-88» выровнялся в плотном тумане на высоте 1000 метров.
«Этот новобранец способен действовать самостоятельно», – гласил доклад психолога после осмотра Линднера, когда тот подал заявление с просьбой принять его на летную службу. И вот своими быстрыми и четкими действиями в момент крайней опасности он не только подтвердил заключение врача, но и спас жизнь себе и Энгману. Но старшему лейтенанту Бону уже нельзя было помочь: он был убит.
На высоте 4000 метров Энгман доложил по радио о том, что произошло. «Мы попробуем приземлиться на базе», – добавил он.
В Гильзе-Рийене капитан Гюльшоф приказал включить прожектор, установив луч, который должен служить маяком, вертикально. Однако этот луч терялся в слоях облаков, и, когда Линднер попытался пробиться вниз при посадке, он потерял ориентировку. Три раза он пересекал линию, которая ему казалась голландским берегом, поворачивал назад и начинал снова. Тем временем Энгман непрерывно вызывал наземную радиостанцию, не получая никакого ответа.
Коль скоро оба вольноопределяющихся не имели представления, где находятся, единственным выходом было выброситься на парашюте. Но они посчитали недостойным оставлять своего погибшего командира на борту обреченного самолета, поэтому вытащили его через нижний люк. Линднер дернул за кольцо парашюта погибшего, и останки Бона поплыли вниз сквозь ночь. Несколько дней спустя их обнаружили и похоронили французские фермеры.
Линднер с Энгманом успешно приземлились на парашютах возле Шарлевилля, но их «Ju-88» продолжал лететь на автопилоте и преодолел пол-Европы. Он даже пересек Альпы и достиг Северной Италии, где, когда горючее закончилось, в конце концов разбился.
Шли месяцы, бои в ночном небе над Англией стали еще более ожесточенными. И все равно операции вторжения ночных бомбардировщиков, казалось, представляли собой лучший и, возможно, единственный способ нанести серьезный ущерб КБА.
«Если бы мне надо было выкурить ос, – говорил Каммхубер, – я бы не стал гоняться за каждым из этих жужжащих насекомых, а просто закупорил бы отверстие, когда все они окажутся внутри».
Генерал делал все, что мог, чтобы увеличить ударную мощь своего оружия дальнего действия. После долгих уговоров Геринг даже пообещал 10 декабря 1940 года расширить ночную авиацию от единственной группы до целых трех Geschwader, но его начальник штаба саркастически прокомментировал это решение: «Такими темпами ночные истребители проглотят все люфтваффе!»
И Иешоннек держался своей позиции, а Каммхубер не смог получить больше, чем двадцать – тридцать машин первого эшелона, что было явно недостаточно при постоянно растущей угрозе со стороны британских бомбардировщиков. Дело в том, что с самого начала люфтваффе отводилась атакующая роль, и до настоящего времени никогда не был в разработке самолет, пригодный для ночного перехвата. Поэтому неудивительно, что в соревновании за долю в продукции «Ju-88» оборонительного варианта неизменно терпел поражения.
Но худшее было впереди. 12 октября 1941 года не вернулся с ночного рейда на Англию еще один ночной ас: двадцатидвухлетний лейтенант Ханс Ган. А на следующий день, когда настроение в I/NJG 2 было подавленным, генералу Каммхуберу пришлось сообщить ее командиру, что впредь ночные операции вторжения отменяются по прямому приказу фюрера. Дело пахло чистой пропагандой. Гитлер уверял, что германский народ требует сбивать «бомбардировщиков-террористов» рядом со своими разрушенными очагами. Победы где-то вдали над Англией никоим образом не поднимают его дух. В любом случае Gruppe была нужна в Средиземноморье, а потому будет переведена на Сицилию.
Никакие возражения не помогли. Не успел Каммхубер заострить свое многообещающее оружие, как его выбили у него из рук. Анализ люфтваффе военного времени включал в себя следующий параграф: «Наращивание объемов ночных налетов на Германию вынудило Королевские ВВС применять технически сложную систему взлета и посадки, которая была весьма уязвимой в случае операций ночного вторжения немецкими самолетами. Неспособность люфтваффе воспользоваться этой возможностью надо признать одной из самых больших ошибок».
Королевские ВВС с этим соглашаются. Как утверждается в официальной публикации министерства авиации «Взлет и падение германских ВВС», с 1941-го по 1945 год Королевские ВВС могли беспроблемно действовать со своих домашних баз, и это имело решающее значение в конечном разгроме Германии.
Единственной альтернативой Каммхубера было направить свою энергию на расширение зон активности ночных бомбардировщиков вдоль западной границы рейха. И для этого сам Гитлер в своей речи в штабе 21 июля 1941 года дал зеленый свет. 1 августа дивизия ночных истребителей была повышена в статусе до корпуса, а главнокомандующий Каммхубер получал особые полномочия. Только в таком случае он мог в разгар военных действий выковать новое оружие вместе с радарной и радиотехникой, которые позволят этому оружию функционировать.