мутации не смогли вырваться наружу.
Я бросаю взгляд обратно на больницу, и в тот момент, когда я безмолвно пробираюсь вперед, меня дергают назад.
— Отпусти меня! Я бью Титуса ногой, который тянется к другой моей лодыжке. Моя нога соприкасается, но безрезультатно.
Альфа хватается за мою ногу и тянет меня назад.
— Калитея! Смотри! — рычит он, вручая мне бинокль, одновременно прижимая меня к песку.
Дрожащими руками я направляю бинокль на вход, где мутанты и Альфы выливаются из серебряных дверей. Темное небо озаряется вспышками выстрелов и любыми более крупными боеприпасами, к которым они прибегли, пока солдаты пытаются сдержать существ. Дверь начинает сдвигаться, и паника подступает к моему горлу, стуча в ушах.
Солдат рядом со мной кричит, но все это приглушено видом передо мной. Пламя отражается от серебряной двери. Хаос. Тревожное чувство, что я, возможно, никогда больше не посмотрю в эти бурные серые глаза. Что я, возможно, никогда не проведу пальцами по его теплой, покрытой шрамами коже. Или не услышу, как его сердце бьется в такт моему.
Рыдания разрывают мою грудь, когда я смотрю, как появляются две фигуры, мужчина несет женщину на руках, но это не Валдис. В тот момент, когда они входят в двери, они закрываются.
Незнакомый звук разрывает мое тело, такой мучительной высоты я никогда раньше не слышала, и Титус заключает меня в объятия, прижимая к себе, пока я изгоняю это ужасное страдание.
— Валдус! Я хватаю Альфу когтями и бью кулаком, пытаясь освободиться от него.
— Пусти меня к нему! Пусти меня!
В тот момент, когда он отпускает меня, я бегу навстречу хаосу, иссушающий пустынный жар обжигает мою грудь.
Взрыв швыряет меня в грязь, сотрясая землю подо мной. Языки пламени поднимаются во тьме к небу, перекрывая крики людей внизу. Ослабев от поражения и тоски, я опускаюсь на колени и сквозь слезы наблюдаю, как мой мир сгорает вокруг меня дотла.
Вдалеке пара снизу бежит по минному полю из взрывов, за ними по пятам следуют Рейгеры и Альфы.
К ожидающему грузовику.
Брезент отлетает назад, когда они забираются на его пандус, и я замечаю знакомые лица. Две девушки из моей казармы. И Кенни, Кенни Роз, убегающий с ними.
Они отъезжают от Рейтеров, которые гонятся за грузовиком, и мой взгляд снова падает на вход. Краем глаза я наблюдаю, как Рейтеры обращают свое внимание на меня, но я не двигаюсь. Я не бегу. Вместо этого я смотрю вперед и жду, когда они разорвут меня на части.
Бешенные приближаются ко мне всего на несколько футов, размахивая искалеченными руками и скрежеща зубами, но им не удается пробить защитный ореол Кадмуса и Тита. Я слишком измотана, чтобы понять, почему они не атакуют вдвоем по обе стороны от меня, но по мере того, как все больше их кружит вокруг нас, держась на расстоянии от того места, где я сижу рядом с солдатом, меня начинает меньше волновать, что может произойти, если им удастся прорваться и утащить меня.
Ничто не может быть более болезненным, чем наблюдать, как закрываются эти двери.
Ничто не может быть более мучительным, чем слышать звук собственного сердца, умирающего в моей груди.
Глава 36
Я перешагиваю через обломки и пепел, разбросанные перед серебряными дверями, которые, кажется, становятся больше по мере моего приближения. Кроме нескольких Бешенных, которые питаются телами мертвых, в этих руинах нет других признаков жизни.
Поднимается дым, там, где всю ночь горели костры, в то время как я бездумно наблюдал за происходящим сквозь рычание и щелчки окружающих, разъяренных Рейтеров, пока Титус и Кадмус не отбились от них. Запах горелой плоти и выстрелов витает в воздухе, когда я перешагиваю через наполовину разделанные туши и мусор. Когда я, наконец, достигаю дверей, все мое тело дрожит, и я смотрю на непреодолимый барьер, где ни одна трещина не дает мне никакой надежды прорваться.
Протягивая руку, я чувствую жар утреннего солнца, отражающийся от стали, и в тот момент, когда мои кончики пальцев соприкасаются, я позволяю ожогу напомнить мне, что это не просто кошмар. Я прижимаюсь щекой к тыльной стороне ладони. К могиле, в которой заперта мой любимый Валдис.
— Правдоподобие, — шепчу я и закрываю глаза от слез. В наступившей тишине я прислушиваюсь к Валдису на другой стороне, как будто я могу услышать, как он зовет меня оттуда. Как будто есть хоть какой-то шанс, что он может знать, что я здесь.
Я здесь!
Там ничего нет.
Никаких доказательств того, что на другой стороне больше жизни, чем здесь, словно две пустые половины, разделенные одним барьером.
— Валдис. Звук его имени на моем языке — горько-сладкая песня боли и любви, и я понимаю, как эти двое стали для меня одним и тем же. Все, что я любила, было омрачено болью, как будто одно не может существовать без другого.
Мои мысли переносятся в прошлые дни, когда я сидела в его камере, в ужасе от него и убежденная, что у меня нет ни малейшего шанса узнать, каково это — быть под его опекой. Быть защищенной им. Мучительные воспоминания о его руках на моем теле и ровном биении его сердца у моего уха дразнят мое и без того разбитое сердце.
Жаль, что я не могу вернуться к моментам вчерашнего вечера, когда он поцеловал меня перед уходом. Тогда я бы сказала ему остаться со мной. Я бы умоляла его покинуть этот иллюзорный рай, и мы могли бы лежать под звездами еще одну ночь. Но время и любовь — преступники, которые никого не щадят, даже самых страстных. Время — это вор, который приходит ночью, бесшумно крадя настоящее.
А любовь — убийца сердец.
Кто-то толкает меня локтем в бок — Кадмус несет узкий кусок металлических обломков, и я отступаю назад, чтобы дать ему возможность провести руками по поверхности в поисках щели — одной маленькой трещинки в двери.
— Ты не откроешь это. Голос солдата мрачен, на нем все еще сказываются слезы, которые он выплакал большую часть ночи из-за своего младшего брата.
— Это предназначено для того, чтобы не открываться. На тренировках нам говорят… если когда-нибудь произойдет нарушение безопасности, будь благодарен, что тебе посчастливилось стоять по другую сторону, потому что, если это не так, ты, скорее всего, уже мертв. Его голос срывается, и он опускает голову, вытирая опухшие глаза.
— Должен быть способ проникнуть внутрь. Должен быть.
Качая головой, он принюхивается.
— Нет. Компьютер выключается внутри. Он безотказный.
— Компьютеры управляют дверями?
— Выключен. Как я и сказал.
— Но компьютер можно снова включить. Я видела как это произошло в ночь нашего побега. Он снова включился.
— Кто-то должен его включить. Изнутри. Довольно сложно сделать, когда нет входа.
Кадмус ударяет