– Что касается моего оруженосца, то он поступил ко мне на службу, будучи свободным, – честно сообщил я высокому собранию.
«Было бы странно, если бы он сделал это, находясь в подземелье Ройхенбаха», – мелькнуло у меня в голове.
– Мне нужен был толковый оруженосец, а он как нельзя лучше подходил для этой цели. Так уж случилось, что мои интересы в этом вопросе не совпадают с интересами империи, – разъяснял я суду мотивы приглашения в сотоварищи Малыша Эда.
– Да, но вы знали, что он преступник?
– Преступник? Насколько мне известно, он был захвачен в плен при странных обстоятельствах, не делающих чести императорскому престолу.
– Это не вашего ума дело! Будьте любезны отвечать на вопросы!
– Можно подумать, что я здесь занимаюсь чем-то другим!
– Вы знали, что он повинен в смерти многих императорских солдат?
– Вы хотите сказать, что он специально приплыл к вашим берегам, чтобы объявить войну императору?
Его высочество усмехнулся.
– Что же касается крепости – как вы там ее называли, Ройхенбах? – то я понятия не имею, в какой части света ее искать, а потому решительно ничего не могу вам сказать об этой славной цитадели.
– Ну да, конечно. Я и не ждал ничего иного. Впрочем, я и не собирался решать сегодня вашу участь. У нас есть еще очень много вопросов, на которые вы, полагаю, не захотите дать правдивых ответов. Что ж, это ваше право. Признаюсь, ваше общество весьма развлекает меня, и я полагал бы полезным подержать вас в Трифеле вблизи себя, пока вам не заблагорассудится все же ответить на наши вопросы или же пока мы сами не найдем на них подобающий ответ. Но, увы, здесь есть еще одно обвинение, на котором особо настаивает его преосвященство.
Епископ, почувствовав, что его звездный час настал, злорадно улыбнулся.
– Господин рыцарь, вы обвиняетесь в колдовстве! – Герцог закончил самую длинную с момента нашего знакомства фразу, радуясь произведенному ею эффекту.
Я стоял, пытаясь понять, не повредило ли пребывание в подземелье моему слуху.
– В чем?
– В колдовстве, мой дорогой сьер де Камварон, в колдовстве и связи с главой колдунов Британии Мерлином.
– Мерлином? – Я прикинул, что времена короля Артура безвозвратно канули в Лету, но тут же с грустью вспомнил, что Мерлин бессмертен и до поры обретается в своем хрустальном гроте, ожидая неведомого нам часа.
– Да, вы не ослышались, господин рыцарь, – с Мерлином. И не надо делать такое удивленное лицо! Не станете же вы отрицать, что призывали его силу во время турнира, выкрикивая одно из его имен – Эмрис? Я не удивлюсь, если окажется, что перед турниром вы принимали Aqua Magnanimitatis [45].
«Хорошее название для допинга», – подумал я.
– Чтобы приготовить его, надо в середине лета ударить хлыстом по муравейнику так, чтобы муравьи выработали особую остропахучую жидкость с резким вкусом! – взорвался тирадой дотоле молчавший маг.
Суровый взгляд господина тут же заставил его замолчать.
Положение становилось крайне неприятным. Ловушка, в которую я, сам того не ведая, себя загнал, грозила захлопнуться с похоронным звоном.
– Ваше высочество, я готов поклясться вам чем угодно, что Эмрис – имя дамы моего сердца.
Гомерический хохот был ответом на мои слова. Смеялись все. Принц вытирал перчаткой слезы, выступавшие на глазах, утробно булькал епископ, хохотал мужичонка-бургомистр, мелкой дробью заливался придворный маг, писцы хихикали в свои свитки, и грозные стражи из последних сил давили неположенный на посту смех.
– Дама! Нет, вы слышите, дама! Клянусь косым крестом моего святого патрона, я с Рождества не слышал шутки лучше! – В голосе его высочества еще слышался смех, но, право же, крокодил в подобной ситуации выглядел бы обаятельней.
– Хорошо, я поверю вам, что это дама вашего сердца. Предположим, что это так, хотя более нелепое объяснение трудно себе представить. И все же предположим, что ваша прелестная шутка – чистая правда. – Принц Оттон снова скривил губы в усмешке. – Но у нас есть свидетельства нашего мага, напрямую говорящие о вашей колдовской силе.
«Ну конечно же! Блок!» – закусив губу, вспомнил я.
– Однако, ваше высочество, если вы полагаете, что, я колдун, то почему же силой своих чар мне не освободиться из вашей темницы? Почему не стряхнуть эти оковы? Не разрушить скалу, на которой стоит ваш замок?
Маг за креслом Лейтонбурга самодовольно улыбнулся.
– Вы обижаете меня, господин рыцарь, – несколько удивленно произнес Оттон, пожимая плечами. – У меня отличный маг. Пожалуй, лучший, какого можно было найти в пределах империи. Кроме того, замок защищен заклятиями, как минимум, десяти поколений первоклассных магов. Конечно, многие заклятия с их смертью исчезли, но отнюдь не все. А вы так прямо – разрушить скалу? Это дело непростое! Очень непростое. Да ведь и сам Мерлин не может оставить свой хрустальный склеп и пользуется для своих грязных проделок чужими руками. Верными Руками – такими, как у вас. – Его высочество вновь изволили шутить.
– Однако же, – сделал я новый выпад, – так ли велика моя вина, если я, как вы утверждаете, повинен в колдовстве, когда вы, господин герцог, сами пользуетесь услугами мага?
Епископ, снова почувствовав минуту своего выхода, сорвался с места и, уйдя из-под бдительной опеки принца, затараторил неожиданно густым низким голосом:
– Наглец! Еретик! Как смеешь ты, коснея в несказанной дерзости своей, сравнивать богоугодное и боговдохновенное искусство наших магов с мерзким чернокнижием и сатанинским колдовством, – тут он мелко перекрестил свой рог, – дьявольского отродья колдунов Британии?
«Все понятно. Вопросов больше не имею. Вечная дилемма наших разведчиков и их шпионов», – грустно усмехнулся я.
Его высочество дал знак прелату вернуться на место и, выждав соответствующую паузу, произнес, чеканя каждое слово:
– Поскольку вышеозначенный Вальдар Камдил, коснея в грехе, упорствует, отказываясь признать свою вину, мы, принц Оттон фон Гогенштауфен, властью, данной нам Богом и императором для торжества справедливости, повелеваем назначить Божий Суд.
У меня нехорошо заныло пониже поясницы. Лица присутствующих сияли радостью так, словно всех их в воскресенье пообещали бесплатно покатать на карусели.
– А теперь оставьте нас наедине! – негромко продолжил Лейтонбург.
Глава двадцать третья
Вы называете это коварством? Я бы скорее именовал это кратчайшим путем.
Кардинал Ришелье
– Ну, господин рыцарь, – начал герцог, когда мы наконец остались одни, – теперь мы можем вернуться к нашей вчерашней беседе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});