Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

Со времен Брусиловского Прорыва теоретики и иностранцы критикуют русских военачальников и штабистов за эвентуальный, "родовой" порок оперативного мышления. Вместо ясного, очевидного, дураку понятного принципа сосредоточения всех сил на одном направлении и узком участке фронта, край – двух, непременно по сходящимся направлениям, они так и норовят ударить "растопыренной пятерней"[33], со всякими там никому не нужными "вспомогательными" и "отвлекающими" ударами. Наши полководцы каются. Мол, сами все понимаем, так и хотели сделать, да вот… Бес попутал. И краснеют. Им стыдно. Это не лечится. В следующий раз, готовя наступление, они себе зарок дают: больше – ни‑ни! И опять, уже во время новой, еще более страшной войны, поддаются диавольскому соблазну нанесения практически равноценных ударов в нескольких местах сразу. Чем дальше, тем больше. Главная беда здесь в том, что в некоторых случаях у них получается, что не может не оказать пагубного влияния на неокрепшие мозги.

Артиллерийская подготовка была начата, по всем правилам, на самом ожидаемом направлении, чтобы сразу выйти на Выборгское шоссе, по кратчайшему пути, почти по прямой. В общем, явление природы, уже знакомое финнам по Зимней Войне, только в несколько раз хуже. Уже через пару часов потери достигли такого уровня, что понадобилась переброска резервов из глубины территории. По причине романтичных белых ночей и превосходной погоды до позиций, скрытых в шквале взрывов, – 150–180 орудий[34] на километр прорыва, добралось процентов сорок резервной группировки: советские авиаторы довольно точно знали, когда и откуда ее ждать.

Никто из финского генералитета особо не сомневался в том, что это как раз и есть направление главного удара, даже начали проводить дополнительные меры по его отражению, когда на следующий день несколько залпов установок "буран" сожгли все живое на открытых позициях южнее, почти на самом побережье. В море появились корабли Краснознаменного Балтийского флота с крупнокалиберной артиллерией, а за долговременные укрепления со всем старанием взялась 13‑я воздушная армия. Тогда‑то у всех открылись глаза: вот где, на самом деле, наносится главный удар. Это же очевидно! Обманули отсутствием крупной артиллерийской группировки, и ударили чуть южнее, с выходом на Прибрежное шоссе, а артиллерию компенсировали другими средствами. Беда в том, что прорыва‑то образовалось все‑таки два. Поэтому и локализовывать приходилось оба, вот только с переброской резервов дело опять‑таки обстояло очень скверно. А поскольку белых ночей оставалось впереди довольно много, перспективы на совершение маневра резервами вырисовывались самые печальные.

Под давлением превосходящих сил финские войска откатывались на северо‑запад, но дрались, по своему обыкновению, упорно. Да только вдруг выяснилось, что в тылу четвертого армейского корпуса, откуда ни возьмись, появилась подвижная группировка Красной Армии, а третий корпус никак не может помочь по причине того, что на него со всей решительностью навалилась 23‑я армия и тоже прорвала фронт.

С подготовкой "богомольцев" (которые теперь кланялись гораздо, гораздо реже) не халтурили. И отбор был самый, что ни на есть, строгий. Вроде бы штучный товар, а всего набралось немало. Через заболоченную пойму верховьев Сестры скрытно, малыми группами по четверо‑пятеро перебралось, в общей сложности, около двухсот человек. Ожидая, когда прикрытые ими главные силы наведут переправу, они со всем старанием зачищали местность. От редких секретов, уцелевших под бомбовыми ударами. От нечастых (здесь русских никто не ждал) егерских патрулей. От местных жителей. И от всех, кто попался под руку. Жилистый морячок не вернулся к себе на Тихий океан, а остался тут, с подопечными, и так работал с холодным оружием, что языками цокали даже самые бывалые разведчики. Просто ножом. Странным, крючковатым тесаком длиной в пол‑метра. И удавкой из двух ручек с натянутыми между ними несколькими мононитями[35], что враз перерезали шею до хребта. Ее он никому в руки не давал, мотивируя это тем, что‑де "спички – детям не игрушка". Чистили район будущего плацдарма истово, старательно, но, понятное дело, до конца работу не довели: невозможно это. Всегда найдется такой, который уйдет и подымет‑таки шум. Вот только случилось это не то, чтобы поздно, а – поздновато. Крупная финская часть, изо всех сил спешившая к месту просачивания "русся" на велосипедах, лоб в лоб столкнулась с авангардом мотострелкового корпуса: колонной из сорока "АГ‑5", лидируемых двумя, впоследствии знаменитыми "колесными танками" "ТБА‑1". Естественная в подобных случаях заминка с обеих сторон продлилась буквально секунды: на бронеавтомобилях лихорадочно заработали пулеметы, а велосипедисты, покидав свой двухколесный транспорт, порскнули в стороны, как выводок мышей.

До спасительного леса и кустарника добежали не все: "КА‑43", если попасть, валил и с четырехсот метров, а про пулеметы, приделанные к грузовикам гвардейцев кустарным способом, и говорить нечего. О происшествии радировали и, после недолгого раздумья, двинулись дальше, решив, что подранки не решатся стрелять по колоннам основных сил. На всякий случай, правда, приданному химвзводу было приказано принять меры: у химиков руки чесались применить новинку, которую, в кои‑то веки, на этот раз дали и им. Их оружием были 82‑мм минометы с дымовыми минами. Собственно новинкой был высокостабильный аэрозоль, способный держаться в "зеленке" несколько часов. Считать содержавшуюся в минах мерзость откровенным ОВ было все‑таки нельзя: если во‑время уберешься, то покашляешь, но не подохнешь. Но и дышать им было совершенно невозможно. Химики, рады стараться, задымили заросли на совесть. Возможность пострелять "по профилю" до сих пор им выпадала нечасто.

Здесь, где у противника не было ни особой артиллерии, ни танков, насыщенный техникой мотострелковый корпус действовал, скорее, в манере танковой армии: стремился продвинуться как можно дальше, не вступая, по возможности, в бои. Явная, практически неизбежная угроза окружения сразу же повлияла на боевую устойчивость четвертого армейского корпуса, и началось его поспешное отступление, временами переходящее в бегство. К этому моменту настроение гвардейской мотопехоты, прошедшей через болота, претерпело радикальные изменения. Эти финны горазды воевать, только болотами да речками укрывшись! Пусть‑ка теперь попробуют, по‑честному! То, что это "по‑честному", помимо открытого столкновения "грудь к груди", обозначало еще и "трое на одного" уже сейчас, никого не смущало. Переправы в их тылу были значительно расширены и укреплены, им никто не угрожал, и дело дошло до введения в бой легких танков.

Наступление на "Карперешейке" тем временем обретало определенную цикличность. Отступающие под непрерывными бомбежками и штурмовкой финны занимали очередной укрепрайон, наступление Красной Армии приостанавливалось, на укрепления обрушивался такой град бомб и снарядов, что невозможно было и головы поднять, а в это время разведка 4‑й гвардейской армии находила очередную трясину, за которой укреплений с минными полями не было с гарантией. После этого фронт разваливался снова, спешащие к месту прорыва резервы на нечастых рокадах растрепывались авиацией, и цикл повторялся, вновь начавшись с редеющих толп, под непрерывными ударами авиации бредущих на северо‑запад, чтобы снова попытаться прикрыть наиболее опасные оперативные направления.

Иногда наводилась полноценная переправа, иногда обходились "богомольцами". Они навострились так, что, зайдя с тыла в количестве от ста до трехсот бойцов, умудрялись обрушить любую почти оборону тактического уровня: нужно было только очень точно согласовать свои действия с атакой основных сил. А еще – не угодить под свои, родные снаряды, которые не разбирали, по кому бьют. В основном, получалось.

Тут немалую роль играло и еще одно обстоятельство: когда на держащих оборону неожиданно, с тыла, обрушивался враг, никто не мог знать точно, сколько там русских: тридцать, триста, или три тысячи с артиллерией, потому что бывало и так, и этак.

Иногда в тылу вспыхивала заполошная стрельба, и слышались разрывы гранат. А бывало и так, что в неверном, скрадывающем расстояния, почти не дающем теней свете бесшумные пятнистые тени возникали совершенно внезапно, с "КА‑43", "дулями" и самыми обычными "лимонками". Тогда ручные гранаты летели в траншеи и в землянки, а "термогазовые" боеприпасы испепеляли орудийные расчеты и пулеметные позиции. ЭТИ при нужде умели "отсекать" в очереди по два‑три патрона, и зачищали до километра укрепленной жердями траншеи по фронту. Но и в том, и в другом случае среди обороняющихся все чаще вспыхивала паника. Оставаться на месте обозначало попасть в окружение. Отступить – значило прежде всего выйти из относительной безопасности убежищ только для того, чтобы отдать себя на расправу авиации. Ни один вариант больше не мог считаться спасительным выходом.