Ожидание превратилось в медленную пытку, я курил сигарету за сигаретой и меня тошнило, но я продолжал курить и смотреть на выход из клуба. Как только она вышла, заверещали подшипники моей "ауди" и я затормозив возле нее, открыл переднюю дверцу.
Кукла скользнула на сидение, и мы сорвались с места.
— И?
Я выскочил на трасу, сбавляя скорость и врубая музыку на всю.
— Начали трахаться и его вырубило, — невозмутимо посмотрела в окно, а я сжал руль так что побелели костяшки пальцев.
— Взял то, что хотел?
— Всегда беру то, что хочу, — ответил я и сжал челюсти.
Бросил взгляд на ее колени, затянутые черными чулками, на подол блестящего платья и в горле засаднило. Сильнее нажал на газ.
Через полчаса припарковался в мошаве и вышел из машины. Услышал, как Кукла хлопнула дверцей, цоканье каблуков. Обернулся ей вслед и от взгляда на стройные бедра, на длинные ноги и обнажённую спину сорвало все планки. Я догнал ее и втолкнул в дом. Схватил за волосы и глядя в глаза разодрал платье на пополам. Дёрнулась в моих руках, пытаясь вырваться, но я вцепился в волосы сильнее.
Я хотел ее…до безумия…до кровожадного желания разорвать на части, до бешенного исступления. У меня сводило скулы. Я не мог терпеть, меня скручивало, ломало, подбрасывало. Но в тот же момент я ее ненавидел. Яростно, до полной потери контроля. От неё воняло всеми ими, всеми теми, кто трахал ее после меня. Бесчисленное количество самцов, покрывавших ее упругое безупречное тело, гибкое и жадное до удовольствий. Тело, которое она продавала и бросала всем, кто попадался в ее сети, тело которым соблазняла, опутывала, лишала разума. Сколько их безликих в ее жизни? В проклятой жизни лицемерной твари, которую я до сих пор любил.
Смотрит на меня лживыми, такими нереально прекрасными змеиными глазами…и в них. О дьявол, я ненавидел ее ещё больше за это. В них боль. Разве она умеет чувствовать боль? Разве бесчувственные твари могут страдать? Или это снова игра…сети в которые я должен попасться, клюнуть, отреагировать. Схватил ее за волосы, притянул к себе и почувствовав свежее дыхание, чуть не застонал. Проклятье, как же я жаждал ее. Вдалбливаться в это тело, трахать ее до криков, до крови, ставить на ней метки и раздирать ее на части, клеймить. Моя, моя, моя.
— Значит начали трахаться и его вырубило?
Сорвал с неё лифчик.
— Отпусти, слышишь? Не смей!
Но я ее не слышал, меня уже невозможно было остановить. Кукла упиралась ладонями мне в грудь, пытаясь освободиться.
— Давай! Ты же крутой! Теперь я уже твоя Кукла. Под кого ещё меня подложишь? После себя!
Невыносимо. Ударил. Не выдержал накала. В зелёных глазах слезы и мольба. Сууука. Что ж меня так влечёт? Что ж я не могу убить эту тварь? Выдрать ее из сердца, из души? В глотке застряло рыдание и вопль агонии, прижал к себе до хруста в костях, нашёл ее губы и… я взорвался, перед глазами поплыла красная пелена. Желание стало невыносимым, диким, первобытным. Разодрал на ней одежду, кусая за губы, чувствуя, как она сопротивляется, пытается оттолкнуть. А меня уже не остановить. Хочу. Всю. Немедленно. Кажется, сдохну если не получу. Голод дикий и неконтролируемый. Повалил ее на пол, придавливая всем телом, раздвигая ноги коленом, сдирая остатки одежды, впечатывая ее в пол всем весом. Она извивалась подо мной, пытаясь освободится, а я смотрел ей в глаза и видел в них отчаяние. Нет, не ненависть и ярость, а именно отчаяние. Уперлась руками мне в грудь.
— Пожалуйста…, - ее мольба подхлестнула ещё сильнее. Не хочет тварь? Уже меня не хочет. Плевать. Я хочу и возьму.
Я разорвал ее трусики и одним толчком ворвался в неё до упора. Всхлипнула, закусила губу, а я замер, перестал дышать…вот оно бешеное удовольствие. Ни с чем не сравнимое проклятое наслаждение брать ее. Ни с кем и никогда. Не так как с ней. Ее запах, тело, голос. Почему я не перестаю любить ее, так безрассудно желать эту шлюху, до смерти хотеть, до безумия?
— Тебя только так. Трахать как суку. Как ты трахала мою жизнь.
Я яростно толкнулся в ней, задыхаясь от дикого желания, от рыдания, застрявшего в груди, от сумасшедшей яростной похоти рвать ее тело и вдалбливаться в него со всей жестокостью. Подчинить, сломать, размазать.
— Так…твою мать?! Этого ты хочешь? Ты ….пожалела? Когда убивала меня, ты жалела?
Голос сорвался, а я толкался сильнее, сжимая ее горло, чувствуя прочное удовольствие и дикое разочарование. Смесь боли и унизительного наслаждения снова ее брать. Пусть так…пусть насильно, но я уже не мог терпеть. Я сходил с ума. Я озверел от этой боли, двинулся мозгами, осатанел, превратился в зверя. Как же невыносимо любить это суку. Как же я устал любить ее. Дьявол…когда я перестану так страдать по этой твари?
Она все еще цеплялась за мою рубашку, дергалась подо мной, когда я входил слишком глубоко и грубо, билась головой об пол, но ее голос срывался на стоны, а глаза закатывались, да и я чувствовал влажность и податливость желанной плоти. Потекла. Как всегда, развратная и порочная дрянь. Потекла для меня? Или ей все равно с кем? Ее заводит боль…я помню. Заводит жестокость. Бл***ь и меня заводит. Она вся…Всегда. Один взгляд на нее и у меня стоит, болезненно, надолго, без шанса на освобождение.
— Нравится?
— Да, — протяжно застонала, когда я приподнял ее за поясницу, проникая резче, глубже, — нравится…еще…давай, трахай меня. Ты такой же, как и все они. Трахай!
Я же Кукла. Меня можно по-разному. Давай.
Я почувствовал, как засаднило в груди, как вывернуло наизнанку сердце и ударил ее наотмашь по лицу, вонзаясь еще и еще, яростно и дико. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Шлюха! Трахалась с ним? — собственный голос сорвался га хрип.
— Нет, — похоже на рыдание, а я сильнее сжал податливое тело руками, — Леша…Зачем? Я…же любила …тебя! — голос сорвался, я посмотрел ей в глаза…а в них слезы. Лживая сучка. А сердце зашлось в агонии…Мало. Пусть скажет еще, мать ее, пусть соврет снова. Я хочу это слышать и не хочу. Больно и в тот же момент рвет от порочного наслаждения.
— Плевать…твои проблемы, — зарычал я.
Схватил за лицо пятерней, размазывая ее кровь по подбородку, чувствуя, как горю внутри, словно в Аду, а она вдруг притянула меня к себе и жадно поцеловала, подалась вперед насаживаясь на мой вздыбленный член, и я сорвался, сжал ее неистово, до изнеможения, целуя, облизывая пораненную губу, проталкиваясь языком ей в рот и задыхаясь от безумия и порочного удовольствия.
— Еще, — прохрипел в ее приоткрытый, задыхающийся рот, наслаждение уже граничило с болью, — скажи еще.
— Люблю, — она всхлипнула, по щекам потекли слезы, — люблю тебя…только тебя…всегда…одного тебя….