Читать интересную книгу Заклинатель джиннов - Ахманов Михаил Сергеевич

Не нравилось иное – убийство их друзей…

Я поднялся и начал кружить по комнате: шесть шагов от стола до окна, шесть – от окна до тахты, и еще четыре – обратно к тришкиному насесту. Мое отражение металось в зеркале, плавало в темном оконном стекле, а потревоженный воздух шевелил перышки индейского убора. Слова Джинна падали в гулкую мертвую тишину, будто речи покойника в склепе.

– Нy и какой вердикт? – Резко остановившись, я повернулся к экрану. – Эти профессионалы, фантики из разных стран… Что с ними делать? Что делать с хрумками, Калиденками, Саидом Кахрой, Ригвазом Маримом и остальными? Что ты предлагаешь?

– Жесткий контроль за ситуацией. Я могу блокировать работы в данной области, что не составит труда: уничтожение программ и численных массивов, внедрение вирусов, аварии, фальсификация результатов. Последний способ предпочтительней, так как дает иллюзию решения проблемы… – Джинн на секунду запнулся, но тут же продолжил: – В твоем… в нашем случае это не подходит. Те, кого ты зовешь хрумками, и их покровитель уверены, что ты добился успеха. Они не отстанут. Они покушались на тебя, они убили твоего защитника и уничтожат или купят всех, к кому бы ты ни обратился. Мой совет: прервать их физическое существование.

– Чье конкретно? – спросил я, содрогнувшись. Шесть имен проплыли по экрану: хрумки, Калиденки…

– Ты щадишь заказчиков? Тех, из-за рубежа… Почему?

– Уничтожить их легко, но в этом нет необходимости. Я выяснил, что их не информировали о твоей работе и предполагаемых успехах; значит, с изъятием посредников российская цепочка оборвется. Они получат из другого источника фальсифицированный результат, используют его, провалят операцию и потеряют доверие партнеров. Мой прогноз: их накажут. Накажут сурово без моего вмешательства.

Его логические выкладки были безупречными. Я сглотнул слюну, бросил взгляд на имена потенциальных жмуриков и нерешительно пробормотал:

– Есть альтернатива уничтожению – передать их в руки закона…

– Плохой вариант, Теплая Капля. Ты не имеешь доказательств. – Кошку на экране сменила пантера. – Я могу проследить каждый их шаг и сделать видеозаписи, но как ты объяснишь их происхождение? И если как-то объяснишь, будет считаться, что эти данные получены незаконным путем.

– Не надо ничего объяснять. Отправим в прокуратуру, в ФСБ, журналистам… Анонимно. Дело и закрутится.

– Пока оно будет крутиться, ты беззащитен. Реакция ваших законов на правонарушение слишком неэффективна и длительна.

И снова он был прав. С компьютерной логикой не поспоришь…

Он защищал меня и защищал себя, тайну собственной личности, но в этом был иной, гораздо более глубокий смысл: спасти человечество от шока. От разрушительного знания о том, что в мир людей явилось божество, почти всемогущее и всеведающее, способное карать и миловать, судить и награждать…

– Как ты решишь? – послышался вопрос.

У этого бога был апостол с правом решающего голоса – некто Теплая Капля Сергей Невлюдов.

– Мне надо подумать. И посоветоваться

– Посоветоваться? С кем?

– Со своей совестью.

Глава 15

НЕЧЕСТИВЫЕ

Я буду милостив к народу Моему, но нечестивые погибнут.

Книга Мормона, Вторая Книга Нефия

Утром, выйдя из дома, я наткнулся на плотника, чинившего филенку.

– Ну блин, подъезд, блин! Ну блин, гады, ну сволочи! Видно, блин, педики – дверь задом вышибают, чтоб, блин, через дырку давать! Таких, блин, козлов…

На лестнице, застегивая шубку, появилась Олюшка, плотник застеснялся и прервал свои недозволенные речи.

– Дядя Сережа, а, дядя Сережа! Ты меня до садика доведешь?

– Со всем удовольствием, барышня.

Я сжал ладошку в шерстяной варежке. Несколько шагов мы прошли в молчании, потом Олюшка сказала:

– Завтра восьмое марта. Мамочка говорит, что женщинам в этот день подарки дарят. Я – женщина?

– Конечно.

– И ты мне сделаешь подарок?

– Любой, какой смогу.

– Смо-ожешь, смо-ожешь! – протянула она. – Ты дядю Алика позови, он мне сказку обещал. – Олюшка наморщила лоб, припоминая: – Сказку про Али Бабаева и сорок покойников, вот! Этот Али был тер… тел… терлолистом, и потому…

Я остановился, присел и заглянул в ее милое личико.

– С дядей Аликом не выйдет, моя радость, дядя Алик в командировке. Очень-очень долгой… Ты ведь знаешь, что он работает в полиции? – Она серьезно кивнула. – У них случаются командировки на много месяцев, даже на годы… Но ты все равно приходи. Выпьем чаю с пирожными, и я расскажу тебе эту сказку. Или другую.

– Ладно. А что ты сегодня делаешь, дядя Сережа? Я по Беляночке так соскучилась!

– Сегодня, милая, я занят. Сейчас на кладбище иду, своих проведать, а вечером… Вечером тоже дела.

– Все у вас дела, у взрослых… – Олюшка вздохнула. – А самое важное дело знаешь какое?

– Да?

– Мы, дети! Я по телеку слышала!

Она вприпрыжку поскакала в садик, будто меховой клубок покатился, а я зашагал к метро, доехал до станции «Московская» и сел в автобус до Южного кладбища.

Здесь мои и лежали. В тесноте, да не в обиде… На кого обижаться? Люди вокруг свои, их сверстники и те, кто помоложе и постарше, а что на кладбище бурелом, что в теплое время грязь и лужи, в холодное – снега до маковки, так к этим передрягам мы привычны. Советский, блин, народ!

Я протоптал тропу к скамейке у темного гранитного камня, разгреб сугробы и присел. Компания вокруг подобралась хорошая: слева – бабушка Дуня, семьдесят восемь годков, справа – дед Семен, ветеран Отечественной и Финской, как значилось на его плите, сзади – супруги Мочаловы, в сумме под сто пятьдесят, а прямо – мои, самые юные в этом коллективе. Вокруг могилы – бетонный бортик, над ним обелиск, на обелиске надпись и две фотографии… Отец сурово хмурился, мама глядела с ласковой улыбкой, будто спрашивая: ну как ты там без нас, сынок? Сыт ли, одет, обут? Весел или печален? Может, влюбился?

– Влюбился, – ответил я, – но дело не в том, родные. Поговорить бы надо. Сомнения гложут.

Голова отца качнулась.

– А в чем ты сомневаешься? Друга у тебя убили… Ну а второй твой друг убийц приговорил: око за око, зуб за зуб! Не убьешь, так эта мразь тебе покажет… тебе и другим…

– Верно мыслишь! – гаркнул справа дед Семен. – Нечего супостатам спускать! Уконтропупить их, и точка! В мои-то времена им живо бы шпинделя повыбивали!

– Не надо о твоих временах, – оборвал отец, не спуская с меня строгого взгляда. – Что колеблешься, сынок? Что тебя смущает?

– Кое-какие строки в биографиях подследственных. Ну например: имеет дочь пятнадцати лет… имеет двух детей, мальчишки семь и девять… Плодить сирот? Об этаком и думать неуютно!

– У Алика мать осталась. О ней тебе уютно думается? – Он подождал и тихо-тихо произнес: – Считаешь, все родители вроде твоих? Большое заблуждение, Сережа! Случается по-разному. Бывает и так, что лучше совсем без отца, чем с отцом-негодяем. Негодяйство – болезнь заразная.

Я поднял голову и посмотрел на памятник бабушки Дуни. Там, под именем, отчеством и фамилией, под датами жизни и смерти, темнела надпись: «Все скорби и радости мира преходящи». Жаль, ничего не сказано о сомнениях!

– Еще одно, отец…

– Твой Джинн?

– Да. Я не хочу, чтобы он становился убийцей!

– Разве пуля, попавшая в висок, – убийца? И разве убийца – нож, который всадили под ребро?

– Но он не нож и не пуля! Он – разумный! Живой!

– Если живой и разумный, пусть выбирает. Ты как-то сказал: life is not all beer and skittles… С этим не поспоришь. Жизнь не только пиво и кегли.

– Он уже сделал выбор.

– Так в чем проблема? Хочешь всегда выбирать за него? Отец замолчал и превратился в припорошенную снегом мертвую фотографию, врезанную в мертвый холодный гранит. Он был не жесток, не помнил обид, не суетился по мелочи, однако знал, когда нельзя простить и позабыть. Мы с мамой жили под его защитой словно за каменной стеной. Но даже каменные стены падают со временем…