От всех этих переживаний голова налилась свинцовой тяжестью.
Даяна равнодушно пожала плечами:
— Назови кого-нибудь из слуг. Их тут много. Монк, Нина, Джали, Марта.
— А если я назову твоё? — мстительно спросила Мира.
Магиня хмыкнула:
— Я предвидела такой вариант и подстраховалась.
— Ну, ещё бы! — саркастически усмехнулась Мира.
Они помолчали.
— Думаю, до введения в транс мы больше с тобой не увидимся, — произнесла Даяна. — Твоя жизнь в твоих руках и только ты можешь ею распорядишься. Я хочу сказать только одно: путь к власти и могуществу, о которых ты так мечтаешь (Мира вспыхнула, но отвела глаза) никогда не бывает чистым. Я знаю, что обо мне говорят в Элсаре и за его пределами: что я продала за место в Ордене собственного мужа, — она прошла по тесной кладовке два шага вперёд и два назад. — Да, я на самом деле сдала бунтовщиков. Но почему-то все забывают спросить меня, как я относилась к бунту. Почему-то считается, что жена должна во всём поддерживать мужа, даже если он козёл-эгоист и тащит её в пропасть. Я просила Олега остановиться, пойти обычным путём: победа в турнире — выход из Башни. Но ему хотелось власти. Ты понимаешь, Мира, он ведь хотел объединить в себе одном Великого Хранителя и Главу Ордена! Он, Вишневский, в случае успеха должен был стать самодержцем Элсара. Вот за что его хотели казнить, а не за какие-то невинные хождения по девичьим снам. И почему я должна была поддерживать эту бредовую идею? Только потому, что одна накрашенная дура в районном ЗАГСе объявила нас мужем и женой?
Мира молчала, не зная, как реагировать на этот эмоциональный всплеск откровения.
— В Ордене мне тоже первое время было несладко, — продолжала Даяна. — Я была первой магиней не азаркой. Они там все кипятком ссали от злости. Как же, грязная, презренная мокрозява посмела войти в их чистый храм магии!
Мире вспомнилась неприязнь Астафьи, которую она чувствовала с первой встречи. Так вот в чём было дело — обыкновенный снобизм.
— Мне давали задания, о которых до сих пор вспоминать жутко, — говорила Даяна, глядя мимо Миры в стену блестящими глазами. — Проверяли на прочность. Ты страдаешь, что придётся обречь на смерть кого-то другого? Поверь мне, придя в Орден, это станет для тебя обычным делом. Или ты всерьёз думала, что там все на розовых пони катаются?
Мира пропустила очередной укол магини мимо.
— Но зачем? — спросила она. — Для чего дают такие задания?
— Быть повязанными одной кровью, — глухо ответила магиня. — Тебя проверяют, ломают, стирают, а ты либо сдыхаешь, либо крепнешь и становишься тем, кем становишься. Успокаивает лишь одно, остальные не лучше. Потом, оказавшись на самом верху, можно одеться в белые одежды и придумать себе красивую легенду. Можно даже начать всех любить и бороться с беззаконием. Но прежде нужно пройти через всю эту грязь.
Опустив голову, Мира смотрела на сияющий мертвенным светом орех в руках.
— Не будет ни одного шанса спастись? — спросила она.
Даяна пожала плечами:
— Шанс есть всегда. Даже ты смогла победить в турнире.
Мира кинула на неё взгляд исподлобья.
— Что же, возвращайся к себе, — сказала Даяна со скупой улыбкой. — Надеюсь, ещё увидимся.
Она вышла из кладовки и захлопнула дверь.
Глава 17.2
Она вышла из кладовки и захлопнула дверь.
Мира посмотрела на орех в руке, сползла на пол и спрятала голову в коленях. Она не видела выхода — решение Даяны подставить вместо себя кого-то другого было для неё невозможно. Она знала, что никогда в жизни не простит себе, если назовёт чьё-то имя. Просто не сможет с этим жить.
С болью и горечью она вспоминала солнечный июльский день, когда они с Алькой стояли на мосту в центре Питера, и она с небрежностью человека, у которого впереди много времени, строила планы на будущее. Ей казалось, все дороги открыты, нужно только победить собственную лень, и всё получится. И вот она заперта в четырёх стенах своей совести, из которых только один выход — в смерть.
Неожиданно кто-то ласково коснулся её плеча, рядом раздался голос Бренна:
— Что случилось?
А что у неё случилось?
— Вот, готовлюсь умереть, — она хотела усмехнуться, но вместо этого разрыдалась.
А потом, сама того не желая, рассказала обо всём, что случилось. Просто потому что хотелось выговориться, а Бренн был так близко, и его серые глаза не осуждали и не насмехались. Чужой, ещё недавно незнакомый человек, внезапно ставший для неё ближе других.
Примерно в середине рассказа её прошила мысль: «Работает ли ещё заклинание Даяны? Что, если нас подслушивают?»
Она сказала об этом Бренну, но он показал на ладони несколько блестящим металлическим блеском горошин.
— Антипрослушка, — объяснил он. — Взял у Хадара, ему они теперь вряд ли понадобятся.
Когда Мира закончила рассказ о своих злоключениях, Бренн некоторое время молчал, потом уверенно произнёс:
— Я пойду вместо тебя.
— Что? — она решила, что ослышалась.
— Перед тем, как ступить на путь, назови моё имя, — сказал он, спокойно глядя ей в глаза.
— С ума сошёл?
Он улыбнулся:
— Не больше, чем ты.
— Нет, подожди, ты меня неправильно понял! — поспешила объяснить Мира. — Я рассказала без всякого намёка на то, чтобы кто-то пошёл вместо меня. Просто выговориться хотелось.
— Понимаю, — сказал он. — И всё же, назови моё имя.
— Нет! — Мира оттолкнула его руку, поднялась. От долгого сидения в одной позе ноги затекли.
— Мира, — он поймал её за запястье.
— Я сказала, нет! — взвизгнула она с внезапной яростью. — Я не стану называть ничьё имя! Никогда на это не пойду, потому что… тебе-то потом что? Умрёшь как мученик, раз уж так умереть захотелось, а мне жить с этим. Всегда!
Ей вдруг вспомнился последний разговор с Гаем возле раскалённой стены и его слова о том, что он несёт с собой смерть. В ушах Миры вновь зазвучал его голос с хрипотцой: «Каждый раз одно и тоже. Люди мне верят. Не знаю почему, но верят и идут за мной… А мне не удаётся их защитить… Порой мне хочется заорать: бегите от меня, пока не поздно! Но каждый раз бывает поздно».
Теперь она в полной мере поняла, что он имел в виду. Увидеть смерть тех, кто тебе верил, и жить с этим дальше. Неужели Гай, кроме прочего, «наградил» её этим своим проклятием?
— Нет! — повторила она, глядя на Бренна. — Я не допущу, чтобы вместо меня туда пошёл кто-то другой. Особенно ты. Это благородно с твоей стороны, но нет!
— Ты ошибаешься, — сказал он, всё