в кровь костяшки кулаков без слов рассказали все сами. Я разревелась, испугавшись этой ненужной жестокости и ледяного холода в его голосе:
— В следующий раз будет знать, что за свои слова нужно отвечать.
Ни капли сожаления или сомнений в правильности. Мне было не понять, как так можно, но, видимо, по-другому Фил не умел. И Максим с Мстиславом тоже. Они только подтвердили это, когда я осторожно стала их спрашивать. Для парней подобные разборки не были чем-то удивительным. Ну выцепили, ну проехались по морде для закрепления, а дальше, если не полностью отмороженный, правильный вывод сделает сам или снова нарвется. Только в следующий раз парой зуботычин разговор уже может не ограничиться. Какой-то пережиток законов джунглей в двадцать первом веке. Только как бы мне это не нравилось, он работал. В спину все так же смотрели, но реже. И теперь никто не называл меня телкой Фила вслух. По крайней мере я этого больше не слышала.
А вот его фанатки никуда не исчезали. И с каждым днём их становилось только больше. Я прекрасно понимала, что они для него ничего не значат, но сердце все равно замирало и начинало колошматиться от того, как на него вешаются. Как улыбаются, липнут, стараясь прижаться как можно ближе. И здесь уже мне хотелось найти в себе то самое первобытное, чтобы оттаскать каждую за лахудры, шипя разъяренной кошкой. Я ревновала и никак не могла отогнать от себя мысли, что при всем желании ничего не смогу сделать, если Фил захочет чего-то большего, чем простое фото. Ещё и память, издеваясь, подкидывала факты из прошлого. Я старалась не накручивать себя, не придумывать того, чего нет, но однажды поймала себя на мысли, что завидую Ксюхе. Может, похлеще, чем она завидовала мне и Алиске вместе взятым. Там, где она хотела дикой феерии, я мечтала о затишье. И если бы можно было отмотать время назад и как-то отменить затею Фила удариться в рэп… А потом вспоминала с чего у нас все началось, и… Мне становилось стыдно, что вообще позволила себе такие мысли. И Фил во сне обнимал меня так крепко… Господи, я сходила с ума и никак не могла найти выход из угла, в который загоняла себя сама.
Я выудила из шкафа этюдник, разложила кисточки и с каким-то трепетом долго перебирала краски. Давно собиралась порисовать, но все откладывала на потом, а сейчас просто приняла как данность: необходимо было немного отвлечься. Так, чтобы не думать ни о чем. Иначе я рвану. Не выдержу и сорвусь. В последние дни как-то накатило, что я едва сдерживалась, чтобы не начать цепляться к мелочам. Раньше не замечала их, а теперь брошенная на диван толстовка или носки у корзины для грязного белья сразу превращались в красную тряпку для быка.
— Странно, — задумчиво произнесла мама, когда я вывалила ей все по телефону. — Обыкновенно ругаться из-за носков начинают позже. Но то ведь обыкновенно, а у тебя и Филипп не такой, как все, да и ты у нас тоже натура творческая.
— Ма, это сейчас прозвучало, как диагноз, — тут же вспыхнула я. — И, вообще, Фил нормальный, и я тоже!
— Ну раз защищаешь, значит не все потеряно. Притретесь.
Видимо, именно этой простой и житейской уверенности, что все будет хорошо, мне и не хватало. А ещё рисования. С обязательной кружкой фруктового чая и музыкой в наушниках. Правда сперва я подумала, что в конец разучилась. Мазки ложились криво и не так, как хотелось, краски смешивались не в те оттенки, которые мне были нужны, но ведь и в жизни не получается все и сразу. Я отложила испорченный лист, поставила новый и начала снова, только теперь уже решила все делать неспеша. Долго примерялась, пробовала разные кисти на листе-черновике, чтобы добиться идеальной линии, а потом заулыбалась. Коротенький штрих на чистовую вышел гораздо лучше. И я раз за разом повторяла нехитрую последовательность: попробовать на черновике, уловить нужное движение руки и только потом переносить на чистовик. Со временем я начала чувствовать, что мазок получится таким, каким вижу его в голове, но все равно проверяла себя — с каждым новым прикосновением кисти запороть рисунок по глупости хотелось все меньше и меньше. Вообще, не хотелось. Не уверена, что в природе существуют цветы, которые медленно появлялись из-под моей кисти. Бутоны, спрятавшиеся за стеной колючего то ли терновника, то ли плюща, переливались на солнце всеми цветами радуги. Яркими настолько, чтобы их захотелось сорвать и унести домой, но только сделать это ни у кого не получилось бы. Острые иголки обязательно расцарапают в кровь руку, решившуюся нарушить такое странное на первый взгляд соседство. Что-то в этом было. Неуловимое, почти осязаемое. Я критично осмотрела получившуюся картинку, сделала шаг назад, чтобы посмотреть немного со стороны, и вскрикнула от неожиданности. Моя нога наткнулась на что-то, чего точно не могло быть здесь.
— Господи, да я точно с тобой когда-нибудь поседею, — выдохнула я, снимая наушники, а Фил улыбнулся, похлопал ладонью по полу рядом с собой и снова вытянул ноги:
— Это… Слов нет, Малыш, — прошептал он, приобнимая меня, когда я села рядом. — Там такая гармония. Это ведь мы с тобой, да?
Я пожала плечами, взяла в руку его ладонь и почему-то засмущалась:
— Ты давно тут сидишь?
— Час, может два… Не хотел тебя отвлекать, — опережая мой вопрос, ответил Фил.
— А ребята где?
— Макс домой уехал, Мистик в студии ковыряется. Мы тут подумали… — замялся он, пожевал губу и выдохнул, — В общем, ты как смотришь на то чтобы замутить концерт?
— А ты сам как?
— Хер знает, Малыш. Как-то не могу решить. Вроде пацаны адово топят за эту идею, а мне стрёмно.
— Почему? В аэропорту у тебя все хорошо получилось.
— Это не то, — отмахнулся он. — Там все как-то спонтанно что ли, да и я вроде как по приколу зачитал. Давай повесим ее над кроватью, а? Я завтра сгоняю, рамку куплю.
— Не смешно, — фыркнула я.
— Не, я реально говорю. Без шуток, Ангел, давай повесим.
— Тебе правда нравится?
— Нет, я, наверное, решил поприкалываться, — хмыкнул Фил. Сграбастал меня своими руками и, поцеловав в затылок, негромко рассмеялся. — Хочешь, чтобы я тебя поуговаривал?
— Хочу, — улыбнулась я и засмеялась, когда он начал канючить:
— Малыш, ну пожалуйста, ну давай повесим, ну Рита…
— Все, хватит стонать. Фил! Ну что за детский сад, а?
Только Фил не остановился и начал меня щекотать, усмехаясь на мои похрюкивания. Я извивалась ужом, пытаясь выскользнуть из