волосы придавали ей романтический облик. Было ей лет двадцать.
– Одной достаточно, – провёл ладонью по лицу Арно, влагу вытер о куртку. – А те, удостоверяться, что там ничего нет и вернуться.
– Пока удостоверяться, далеко уйдут, – сказал Хиркус. – Без ног останутся или солнечный удар получат. У меня вон сапоги, и то… Прожигает.
– У меня тоже, – переступил Джордан. – Но они уйдут… А мы их потом подбирать будем?
Вопрос его повис в воздухе. Ходоки терпели жару, жаловались и оглядывались на женщин, тёмной стайкой упорно уходящих в колыхающийся раскалённый воздух. Принесённая Арно женщина порывалась пойти вслед своим подругам, но ходок держал её за руку крепко.
– Сделаем так, – отрывисто произнёс Иван, которому надоело ждать, что кто-то кроме него предложит что-нибудь дельное, и они сдвинуться с мёртвой точки, и покинут это неуютное место. – Догоняем этих. Каждый берёт на себя, сколько может. И без церемоний… Объединяемся и уходим куда-нибудь. Где можно не задохнуться и освежить головы. Шилема, не фыркай, а делай как все!
– Вот ещё! – возмутилась замечанию временница. – Я, может быть, взяла бы Икату, так Жулдас не отдаст. Не отдашь?
Жулдас глянул на неё исподлобья.
– Нет, конечно! – резко и коротко отозвался он и сделал жест, отгораживающий Икату от Шилемы.
Иката почувствовала, что разговор коснулся её особы. Она бросила отчаянный взгляд на Ивана.
– Она говорит обо мне плохо?
– Напротив, – нисколько не сомневаясь в своём, не совсем честном, утверждении, успокоил её Иван. – Мы решаем, как нам лучше поступить и что делать дальше.
– Если в пустыне не знаешь дороги, то как бы вы не решали…
– Мы знаем дорогу. И не одну. Вот и выбираем, по какой из них нам лучше идти.
– Что она сказала? – жадно спросил Жулдас.
– Успокойся! Она спрашивает, что мы собираемся предпринять?
– А-а, – разочарованно протянул Жулдас, он явно ожидал чего-то другого.
– Итак, договорились. За ними! – скомандовал Иван.
Идти по песку оказалось нелегко даже для мужчин, а для женщин и подавно. И как не силилась Шилема, она стала отставать. Икате помогал Жулдас, а Арно опекал принесённую, её звали Илоной. Наконец, Иван, приотстав, ухватил Шилему за предплечье, и, как она не бурчала на него и не сопротивлялась, потащил за собой и нагнал ходоков.
Пока он занимался временницей, группу возглавлял дон Севильяк, он и сообщил:
– Они возвращаются.
Да, женщины возвращались.
Разочарованные, обессиленные, покорные. Они брели по огненно-жёлтому безграничному полю потерянной на нём жалкой крупицей, готовой раствориться на его фоне без следа.
– Ну, дуры, – высказался Джордан. – Я всегда…
– Джордан! – охрипшим вдруг голосом оборвал его Иван и поперхнулся. Он почувствовал пересохшее горло, подумал, что хорошо бы прямо сейчас сделать несколько глотков холодной воды. – Не до того. Берите их!.. Я сказал, не церемоньтесь! Не до того!
Сам он ухватил первых двух женщин. Они не сопротивлялись. Их обмякшие тела пылали жаром и отдавали едким потом. Дон Севильяк, заурчав, не то от усердия, не то от удовольствия, также сграбастал двоих, но тут же растерянно затоптался и едва не выронил их из рук. Взять-то он их взял, буквально следуя приказу Ивана, но уходить на дорогу времени следовало всем скопом.
– Ваня! А как? – крикнул он так, что одна из взятых им женщин повисла на нём в обмороке.
Короткое замешательство испытали и другие ходоки.
– Шилема, в центр! Все к ней! Плечо к плечу! Шилема, пусть они тебя притиснут, не сопротивляйся… Так! В поле ходьбы всем сделать на меня один шаг! Пошли!
Прохлада и глубокая темнота дороги времен моргнула, и вновь ходоки и ведомые ими женщины вышли в реальный мир. Теснота в группе ещё не рассеялась, как Арно воскликнул:
– Чертовщина какая-то! КЕРГИШЕТ!
– Вижу, – упавшим голосом отозвался Иван, освобождаясь от женщин.
Перед ними медленно и бесшумно, словно траурная процессия в минуту наивысшей скорби, вращалось колесо с насажанными на шипы мумиями.
Откровения дона Севильяка
Возвращение к колесу для ходоков стало неприятной неожиданностью. Всё-таки двойной переход через поле ходьбы, к тому же вслепую, так как в нём царила непроглядная темнота, мог вывести их куда угодно, но не в ту же точку пространства. А когда на колесе приблизился свежий труп оставленной здесь женщины, то стало ясно – их вынесло практически в то же самое время, лишь сдвинутое деватом всего часами позже случившихся здесь памятных для них событий.
Изнурённые женщины стали оплакивать подругу, по имени Полли, но их стенания больше относились к ним самим: не ждёт ли их такая же участь? Появление мумии Элен, прежней их сестры по секте, они лишь проводили опухшими от слёз и яркого солнечного света глазами.
Вскоре они успокоились, вытерли слёзы и стали заниматься собой.
Ходоков занимало иное. Они теперь подозревали, что из канала, созданного Пектой, их вытолкнуло в пустыню неспроста. Перейдя в первый раз к колесу, они, по-видимому, снова побывали в той же самой пустыне, в том же времени и в том же месте. И если это так, то они топчутся на пространственно-временном пятачке. Оттого реплика Арно о чертовщине, никого не ввело в заблуждение.
– Яма, – подрагивая щеками уникальным носом, сказал уверенно Хиркус.
– Ловушка, – приглушённо пискнула Шилема.
– Отстойник, – назвал Иван это явление собственным термином.
Все говорили об одном и том же. О страшном для ходоков во времени парадоксе.
Здесь, в глубоком прошлом, в силу каких-то причин, время или какие-то иные физические законы обещали сузить их сферу деятельности и движения. До того, нестерпимо тягучего, стиснутого в рамках последовательности, мира обычных людей, знающих только вчера, сегодня и завтра. Мало того, положение усугублялось тревожной мыслью о невозможности прорваться к эпохе появления человека разумного, к обжитым человечеством векам, к своему дому, в конце концов. А это означало одно – остаться тут, между пустыней и колесом, навсегда. И не важно, что в настоящей временной ловушке побывал только Иван, да и не сам, а с аппаратчиками, которых из неё пришлось ему вытаскивать. Но у всех ходоков его команды имелся опыт хотя бы кратковременного испуга, когда все их попытки стать на дорогу времени и пройтись полем ходьбы, ни к чему не приводили – они оказывались там же, где находились до того.
Все они знали об ужасной участи других ходоков, попавших в пространственно-временную яму. И в ней, как капелька жира на дне слегка вогнутой раскалённой сковородки, которая шипит, перекатывается, но лишь на миллиметр туда или сюда, они находили свою могилу как ходоки во времени, искали своё место в нём и проводили остаток своей жизни в монотонной длительности минут, дней и лет.
– Но это же прошлое, а мы из будущего, а поэтому…
Джордан запнулся и не стал досказывать и делать напрашивающийся, казалось бы, здравый, по его мнению, вывод, что из прошлого их время должно выталкивать, а не держать. Он подобное ощущал неоднократно, погружаясь в поле ходьбы Фимана.