«Сейчас Карпов имел возможность доказать, что он лучше меня играет в шахматы, — заявил я на пресс-конференции в Севилье. — Очередной шанс. Но это ему не удалось. Думаю, утешение, что матч в целом закончился вничью, — слабое для шахматиста, который не получил титул обратно. Два года назад мы были в очень похожей ситуации: я выигрывал со счетом 12:11, и Карпову надо было победить в последней партии. И ни у меня, ни у кого из окружающих не возникла мысль, что я могу удовлетвориться моральной победой, если матч закончится вничью. Я думаю, Карпова менее всего интересовала эта моральная проблема, как он сохранит титул — сыграв вничью или выиграв матч. Так что я удержал свой титул, сыграв, по существу, впервые в истории два матч-реванша с одним и тем же человеком. И прошу отметить, что за моей спиной матч-реванша не было! Считаю, что итог этого матча, который дает мне трехлетнюю передышку, — это моя победа. А то, как матч заканчивался (я имею в виду 23-ю и 24-ю партии), делает все очень убедительным. Я выиграл последнюю партию по заказу у такого шахматиста, как Карпов. И можете мне поверить, что на одной психологии выиграть последнюю партию невозможно. Нужно лучше играть в шахматы и еще верить, что лучше играешь в шахматы…»
Севильский матч наглядно показывает, что шахматы, как и любое творчество, требуют полной отдачи от человека. Но трудно согласиться с теми, кто пытается ограничить сферу деятельности шахматиста только шахматами. Конечно, только в шахматах я могу полностью удовлетворить жажду творчества, но моя натура требует широкого поля деятельности. Наверное, для меня борьба за перемены, за построение новых общественных структур является необходимым условием поддержания жизненного тонуса. Просто нужно уметь выделять главное и концентрировать свои силы на этом направлении.
Возможно, в 1987 году я не рассчитал своих сил и не сумел должным образом сосредоточиться на подготовке к матчу. Я говорю тут о психологической подготовке, ибо, повторяю, к шахматной у меня претензий не было. Более того, нам удалось устранить недостатки в анализе отложенных партий и добиться в этой области значительного перевеса. Во всех отложенных партиях анализ нашего коллектива был на высоте (не исключая и проигранную 23-ю), а планы защиты, разработанные в 9-й и 19-й партиях, можно отнести к несомненным творческим достижениям.
Что касается дебютных итогов матча, то стоит отметить хороший результат, достигнутый мной в защите Грюнфельда (+1–1 = 6). Впервые столкнувшись с ней в матч-реванше, Карпов тогда все время находил уязвимые места в моей подготовке, добившись в защите Грюнфельда впечатляющего результата (+3–0=6). Кажется удивительным, но всего год спустя, в Севилье, Карпов утратил глубокое стратегическое предвидение моих замыслов…
Организован матч был очень хорошо, особенно для города, не имеющего богатых шахматных традиций. В принципе матч прошел вполне корректно, исключая случай с доигрыванием 15-й партии, убедительно показывающим, как велико было внутреннее напряжение, когда любой пустяк мог вылиться в скандал.
История такова. Партия была отложена в мертво-ничейном положении, иного результата там просто не могло быть. Можно, конечно, спорить, насколько корректным было откладывать партию в такой ситуации. Но уж предлагать ничью на следующий день всего за три с половиной часа до начала доигрывания было, на мой взгляд, совершенно недопустимо! Уже сам факт подобной проволочки говорит о том, что Карпова совершенно не заботят правила шахматного приличия. Далее события развивались так. Получив от Карпова предложение ничьей, главный арбитр Гийсен позвонил мне, но звонок пришелся на традиционный дневной отдых в нашей команде. Поговорить со мной он смог только в три часа, когда я проснулся. Конечно, я согласился на ничью, хотя и был недоволен тем, как поздно она предложена. Карпов же заявил Гийсену, что возмущен моим поведением (тем, что я спал?), что он хочет продолжать игру и берет свое предложение обратно. Но арбитр проявил твердость, доигрывание не состоялось…
Севильский матч показателен еще тем, что он целиком прошел за границей. И для многих этот факт символизировал резкое изменение в политике Госкомспорта, отдавшего целое соревнование на откуп иностранцам. Думаю, главную роль здесь сыграли меркантильные соображения — огромный приз в валюте, который мы должны были отдать Госкомспорту. Для этого было подготовлено специальное постановление правительства за подписью Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова. При столь высокой поддержке Госкомспорт легко вышел победителем в финансовом поединке с двумя сильнейшими шахматистами мира: из 2 миллионов 280 тысяч швейцарских франков, полученных нами, каждому было выдано по 137 тысяч франков и эквивалент такой же суммы в рублях (примерно 60 тысяч). Кроме того, были соблюдены интересы Кампоманеса: отчисления в казну ФИДЕ превысили 700 тысяч франков, из которых 300 с лишним тысяч пошли на так называемые организационные расходы.
Вернемся, однако, к истории с «нечистой силой».
У Карпова, как известно, был свой «талисман» — другой, куда более знаменитый экстрасенс. Дадашев часто говорил, что борется с его аурой, и это одна из причин, почему он мне помогает. После проигрыша матч-реванша Карпов, говорят, от помощи своего экстрасенса отказался. Но, как видим, не отказался принять советы моего психолога…
В случае победы Карпова в Севилье выигрыш Дадашева был бы огромен. Его слава экстрасенса и «champion-maker'a» превзошла бы даже славу легендарной Джуны.
После 23-й партии казалось, что предсказание Дадашева сбылось. Но ему не повезло. «Чудо» 24-й партии вывело шахматы из лабиринта парапсихологии.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«Безлимитный поединок»
Выиграв 9 ноября 1985 года свою самую главную шахматную партию, я не подозревал, что жизнь логически вовлечет меня в противоборство общественных сил, начало которому положила перестройка. Это борьба не просто за справедливость в шахматах, это борьба за ценности куда более важные — общечеловеческие. Они имеют особое значение для нашей страны, потому что впрямую связаны с теми поистине историческими переменами, которые сейчас у нас происходят. Я — дитя этих перемен, так как принадлежу к левому крылу общества и по убеждениям, и по судьбе. По убеждениям — потому что я никогда не мог принять царившую у нас авторитарную идеологию. По судьбе — ибо только перемены в стране позволили мне преодолеть многочисленные барьеры, воздвигавшиеся на моем пути к мировому первенству.
Мое гражданское становление прошло в условиях административной системы, высшим смыслом которой, казалось, было подавлять в человеке личность. Мне удалось выстоять. Естественно, не обошлось без компромиссов, без каких-то потерь. Бессмысленно это отрицать. Мои противники беззастенчиво использовали всю мощь аппарата, и мне, чтобы не быть раздавленным, приходилось искать влиятельной поддержки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});