Но, с другой стороны, не вышло у него в бою «не отсвечивать», и кто знает, что было бы с Найдохой, если бы… Кондрат всё это знал. А ещё знал, что Заболотин ему не простит, если он, Кондрат, отнесётся к этому ребёнку, как к бойцу, чего бы сам пацан ни хотел и чего бы сам Заболотин ни говорил.
И что, силой отнимать оружие, что ли? Кондрат, конечно, мог, но этого бы не поняли даже его бойцы. А говорить много Кондрат не любил.
– Маська.
Мальчик с таким отчаянием прижал к себе автомат, что это выглядело бы комично, не происходи в таких декорациях.
Больше Кондрат ничего не говорил, а просто протянул руку, взял автомат за цевьё, потянул на себя, просто обозначая движение – и мальчишка сник, разжимая руки, словно батарейки в нём сели.
Над головами застрекотали винты вертолётов – эвакуация раненых. В том числе пребывающего в состоянии комы ефрейтора Найдина, Найдохи…
– Данила, – горько вздохнул Слепень, и Сивка попытался удивиться, почему он так назвал Найдоху, но удивиться не получилось. Мысль, что, оказывается, у Найдохи было имя, никаких чувств внутри не вызвала.
Горечана суетилась, сдавая раненых, но это тоже прошло как-то мимо.
– Ты цел? – остановилась девушка в своей беготне.
Сивка глубоко пожал плечами. Наверное, да…
– Ничего не болит? – не отступалась Эля.
Сивка мотнул головой – разговаривать не хотелось. Вертолёты поднимались в воздух, унося «трёхсотых» к их шансам на жизнь. У кого-то этих шансов было много, у кого-то – один к тысяче…
Хотелось проснуться, но это не было сном.
13 мая 2013 года. Забол, Горье
Сиф окончательно вынырнул из дрёмы и встряхнул головой. Правая рука затекла, грудь заунывно саднило при каждом вдохе, но всё это было неважно. Сон смывался, как рисунок на песке, стирались детали, события и мысли. Оставались только образы – те, что там, во сне, Сиф помнил…
Неловко пошарив по спине, пытаясь понять, что мешается, Сиф отцепил запутавшийся в бинте крестик и перекинул на грудь. Потом аккуратно сел и поймал вопросительный взгляд командира: мол, проснулся?
– С добрым утром, – обыденные слова ускользали из внимания, и приходилось прилагать усилия, чтобы сообразить, что же нужно сказать.
– Бодрое, бодрое… Никак не проснёшься?
Сиф неопределённо мотнул головой:
– Да так. Ваше-скородие…
– Что?
Сиф замялся, боясь поверить себе до конца, довериться капризной памяти. Вдруг врёт? Вдруг всё окажется так, как он помнит чётко: бездушное – словно пустая оболочка, кокон бабочки – тело, безвольно мотающаяся из стороны в сторону голова. Вдруг…
Кто знает, может, надежда – всего лишь осколок прошедшего сна?
– Ваше-скородие, а Найдоха… что с ним было? – выдохнул чуть слышно Сиф, глядя в никуда. Уткнулся взглядом то ли в часы на руке, то ли во что-то, находящееся за пределами трёх пространственных координат.
– Найдоха? А, из разведчиков. Даниил Найдин, – чуть копнув в памяти, вспомнил Заболотин и помолчал, прежде чем ответить. Сиф сидел, боясь пошевелиться. – Даниил в коматозном состоянии был доставлен в госпиталь в Дикей. Дальше комиссован по инвалидности. Я года четыре назад пытался собрать информацию обо всех наших – он тогда жил в Новосибирске, справлялся как-то. Но последствия были, конечно…
– Жив, – беззвучно шепнул Сиф. Остальное было уже не так страшно. Пока человек жив – есть шанс, есть возможность, есть смысл…
– Жив, – прочитал по губам Заболотин и встал: – Ну, хватит рассиживаться! Подъём! И друга своего буди. Через семь минут мы должны уже отправляться на службу, а оттуда почти бегом уезжаем. Ты вещи-то собрал?
– Да нечего собирать, – отмахнулся Сиф, торопливо вскакивая с кровати. Сон натянулся, как плёнка мыльного пузыря, – и наконец-то лопнул, отпустил. Времени в обрез, а пора собираться, только, главное, не думать, что же ждёт впереди, в этой поездке.
Происходящее напоминало отъезд в Забол. То же опасливое нетерпение. Страшно будет? А вдруг память вернётся? Всё это повторялось, всё те же вопросы, всё те же страхи.
Интересно, вся ли жизнь – такая спираль или лишь до тех пор, пока не перешагнёшь через некоторый рубеж? Что же, своего рубежа Сиф ещё не встречал.
Пронесясь по комнате ураганом, он быстро сгрёб вещи в рюкзак, на ходу разбудив Тиля – с превеликим трудом. Сборы никогда не занимали много времени: а смысл медлить? А вот пробуждение художника…
Белокаменный собор встретил русских гостей неторопливо и торжественно. Даже более чем неторопливо и до ужаса торжественно. Под конец службы Сиф ничего не мог с собой поделать и стоял с такой мрачной физиономией, что обернувшийся к нему на секунду Лёха Краюхин сдавленно хихикнул; Сиф мрачно возвёл глаза к расписанному своду – ну что он мог поделать, загривок ныл, пассивно возражая против неподвижности. Да и вообще, Сифу, конечно, было не впервой оказываться на торжественных службах, но гораздо больше он ценил скромную церковь неподалёку от дома. Там можно было погрузиться в текст службы, не беспокоясь об осанке или выражении лица – а это многого стоит.
Хорошо ещё, что есть возможность встать так, что со всех сторон он окажется скрыт от излишне любопытных глаз – спереди князь и Краюхи, сбоку командир, но всё равно тяжело стоять неподвижно, вытянувшись, как положено, в то время как всё ощутимее ноет «царапина»…
Нет, торжественные службы – зло.
… Как сложно в таком соборе не отвлекаться на окружающую действительность. Сиф закрыл глаза и сосредоточился на словах молитв, стараясь хотя бы на время забыть прошлое и настоящее. Это было непросто, но если постараться… Непривычные, но в глубине души родные забольские напевы, хотя и изрядно осложнённые всяческими музыкальными ходами, оставляли ощущение непричастности к этому миру, и, вслушиваясь, в какой-то момент ты будто переходил в место, в котором триада времени – прошлое-настоящее-будущее – теряла смысл. И действительно можно было забыть о проблемах, случившихся и случающихся, своих и чужих.
Сиф улыбнулся, почувствовав наконец-то свободу от беспокойных мыслей, и сосредоточился на молитве, поминая про себя «всех друзей моих ныне живущих, имена же их Ты веси». Он сам многих имён не знал… Господь, наверное, знает, но молиться за «Кондрата, Чингу, Найдоху, Военкора, Эличку, Капа, Тиля» – и за многих других – было как-то неловко. Ну, положим, Кондрат – Силуан. Тиль – Анатолий, Кап – Артём. Эля – это Александра. А вот остальные?..
Увы, до конца службы удержаться в молитве не удалось, и вновь скатились мысли на окружающий мир. Сиф мельком взглянул на Краюх – зрелище, на самом деле, удивительное, потому что в храм братья не взяли оружия и в кои-то веки на людях выглядели людьми, а не сторожевыми псами. Правда, ничто не смогло их заставить не поддевать под форменные куртки броники и не вставать по бокам Иосифа Кирилловича, закрывая по обычаю князя с двух сторон. В отличие от них Заболотин-Забольский совершенно спокойно пристроился сзади. Будто невзначай даже.