Читать интересную книгу Цена весны (ЛП) - Абрахам Дэниел М. Л. Н. Гановер

Все его слуги остались в Утани и Сарайкете, и это было единственное, о чем он не сожалел во время путешествия. Ота получал настоящее, хотя и небольшое удовольствие, входя в низкий и теплый главный зал постоялого двора не окруженный роем мужчин и женщин, желавших поменять его одежду или напудрить ему ноги. Он пытался наслаждаться этим.

— Полдня к востоку отсюда, — сказал молодой человек в кожаном фартуке, указывая на север. — Где-то пять-шесть дней назад. Вызвали десять видов неприятностей, потом уехали посреди ночи. С тех пор все только о них и говорят.

— Ты их видел? — спросил Данат резким голосом, но Ота не мог видеть его лицо и не понял, что это — возбуждение или гнев.

— Сам? Нет, — ответил юноша. — Но это те, о которых вы спрашиваете. Старик с целительницей, и женщины, которые путешествуют с ним. Говорили, что он пытается открыть дом утешений или что-то в этом роде, но только пока не увидели ребенка.

— Ребенка? — Голос принадлежал Ане.

— Да. Малыш, не больше чем бывают в восемь месяцев. Так мне сказали. Я-то сам не видел, но все говорят, что видели его у Сайита. Вышел прямо в главный зал.

Ота соскользнул на скамью около очага. Небольшой огонь, но теплый. Только сейчас он сообразил, как замерз.

— Те самые, — сказал Данат.

— Пять-шесть дней, — повторил юноша, с удовлетворением кивнув. Он посмотрел на Оту, их глаза на мгновение встретились. Мужчина побледнел, когда Ота принял позу обычного приветствия, а потом опять уставился на пламя. Разговор за его спиной стал тише и закончился. Подошел Данат и сел рядом с ним. За открытой дверью виднелся двор, охваченный вечерней тьмой; стражники закончили разгружать еду и увели лошадей.

— Мы все ближе, — сказал Данат. — Если они будут ехать так же медленно, мы перехватим их до Утани.

Ота крякнул. Снаружи послышался резкий грохот, закричали раздраженные голоса. Данат оплел пальцами колено.

— Я сказал Баласару, что буду умолять, — сказал Ота. — Я сказал ему, что встану на колени перед этим новым поэтом и буду умолять его вернуть зрение гальтам.

— А сейчас?

— А сейчас я не верю, что смогу. Судя по тому, что Ашти Бег рассказала о Ванджит, трудно думать, что это может помочь.

— Маати, возможно. Он может повлиять на нее.

— Но что я могу сказать, чтобы повлиять на него? — хрипло спросил Ота. — Когда-то мы были друзьями, потом врагами, а потом опять друзьями, но я не уверен, что сейчас мы знаем друг друга. И чем больше я смотрю на это, тем больше мне хочется устроить им что-то вроде ловушки, поймать нового поэта и отдать ее на растерзание слепым палачам до тех пор, пока она не сделает мир таким, каким он должен быть

— А что с Эей? — спросил Данат. — Если она сумеет пленить Ранящего…

— Что, если она преуспеет? — сказал Ота. — Она была против меня с самого начала. Она ушла с Маати, а тем временем наш флот потопили, Чабури-Тан сожгли, гальтов ослепили и убили Синдзя. Что мне сказать ей?

— Ты должен что-то сказать, — сказал Данат более твердым голосом, чем ожидал Ота. — И мы очень скоро догоним их. Надо обдумать наши действия.

Ота оглянулся. Данат сидел опустив голову и сжав рот.

— А что ты можешь предложить? — спросил Ота низким напряженным голосом. В груди заворочался гнев, словно собака во сне. Данат то ли не расслышал предупреждение, то ли предпочел не обратить на него внимания.

— Взаимный отказ от мести, — сказал Данат. — Гальты отказываются от гнева на наше высокомерие и перестают бояться андата. Маати и Ванджит отказываются мстить за смерти во время вторжения гальтов. Так не может продолжаться.

— Не в моей власти остановить это, — сказал Ота.

— Не в твоей власти остановить их, — сказал Данат, принимая позу поправки. — Только пообещай мне это. Если у тебя будет возможность, ты их простишь.

— Простить их? — повторил Ота, поднимаясь на ноги. — Ты хочешь, простить их? Забыть все, что они сделали? Никогда. Если ты спросишь Ану-тя, готов спорить на что угодно, она не может смотреть на смерти в Гальте со спокойствием в сердце. Ты хочешь, чтобы я простил им то, что они сделали с ней? Боги, Данат. Если то, что они сделали, не зашло слишком далеко, то даже не знаю, что такое слишком далеко!

— Он беспокоится не за них, — сказала из теней Идаан. Ота повернулся. Она сидела в одиночестве у задней стены комнаты с зажженной трубкой в руке, бледный дым поднимался из ее губ. — Он говорит, что есть преступления, за которые нельзя наказывать. Попытка восстановить справедливость заставит их только продолжаться и продолжаться.

— И мы должны разрешить им уйти? — резко спросил Ота. — Мы должны безропотно принять то, что они сделали?

— Ты сам сказал Эе это сделать, — вмешался Данат. — Она хотела найти способ исцелить людей от вреда, причиненного Стерильной; ты сказал ей смириться и принять то, что произошло. Верно?

Ота разжал сжатые кулаки. Его разум застилали гнев и разочарование. Негромкий смешок Идаан наполнил комнату так, словно она зарычала.

— Ну, и кто из нас невиновен, а? — сказала она, взмахнув трубкой. — Легко советовать прощение, когда яд проглотил кто-то другой. Гораздо труднее простить, если его дали тебе.

— И что бы ты сделала на моем месте? — рявкнул Ота.

— Убила бы их всех прежде, чем они смогли еще больше навредить миру, — сказала Идаан. — Маати, Ванджит, Эю. Всех. Даже Ашти Бег.

— Нет, только не это, — сказал Ота. — Я не могу убить Эю.

— Значит ты не может покончить с ними и не хочешь простить их, — подытожила Идаан. — Ты хочешь спасти мир, но не знаешь, что это означает. У тебе не слишком много времени, чтобы очистить свой разум, брат. И ты не сможешь ясно мыслить, пока наполовину тонешь в гневе.

Данат принял позу согласия:

— Именно это я и пытаюсь сказать.

— Поднимись над ситуацией, — посоветовала Идаан. — Представь, что ты — кто-то другой. Не так покалеченный ею.

Ота поднял руки, ладонями наружу, отказав им всем. Челюсть болела, в груди и горле жгло, кровь стучала в ушах. Он вылетел из комнаты. Что-то крикнул Данат, что-то негромко сказала Идаан. Он пошел по дороге, никто за ним не последовал. В голове звучала какофония голосов, принадлежащих ему и только ему.

Один на темной дороге, он сурово раскритиковал Маати и Эю, Данат и Идаан, Баласара, Синдзя и Иссандру Дасин. Он выплеснул весь яд, который поднялся к его губам, и, наконец, сел, оперся спиной о старое дерево и стал бросать камни в никуда. Гнев растаял, оставил его пустым, как старая шкура. Солнце уже село, небо из темно-синего стало фиолетовым, потом фиолетовый цвет сменился на подсвеченную звездами черноту.

Много лет он не был в одиночестве. Он сидел и плакал. Сначала только о потере Синдзя, но потом о флоте и Чабури-тан. Об Эе и о противоборствующих чувствах вины и предательства. О гальтах, слепых и умирающих. И закончились все так, как он и ожидал. Все реки ведут в море, а все его печали — к смерти Киян.

— О, любимая, — сказал он пустому воздуху. — О, моя любимая. Ну почему все всегда идет плохо?

Никто не ответил.

Слезы высохли. Печаль и гнев ушли, сердце и сознание очистились. Дерево царапало спину, его кора была грубой, как сломанный камень. Не слишком удобно, но он разрешил себе продолжать опираться на него. В первый раз он обратил внимание на запах свежей земли и шуршание ветра, шевелившего верхушки деревьев, но не спускавшегося на дорогу, которую они покрывали тенью. Падающая звезда осветила небо и исчезла.

Ота подумал, что для сына и сестры он весь день выглядел человеком, находящимся на грани убийства. Он выглядел так, будто сошел с ума. И это было почти правдой.

Ночной воздух был холодным, одежда не спасала. Он пошел обратно на постоялый двор, скорее желая согреться, чем продолжить любой разговор. Странная тишина в сознании казалась хрупкой и успокаивающей. Войдя во двор, он точно знал, что не в состоянии поддерживать беседу.

Двор наполняли злые голоса. Данат и капитан стражников стояли так близко, что почти касались грудью, и кричали друг на друга. Идаан стояла рядом с Данатом, скрестив руки на груди, ее лицо было обманчиво спокойно. За капитаном стояли стражники, держа в руках зажженные факелы. Ота разобрал слова вроде «защита» и «ответственность» от капитана, и «неуважение» и «мятеж» от Даната. Ота потер руки, чтобы избавиться от окоченения и решительно пошел к спорщикам. Капитан увидел его первым, его лицо было красным от притока крови и света факелов. Данату потребовалось на мгновение больше, только потом он посмотрел через плечо.