полицейский контроль за избирательными собраниями428? Возражали и многие другие, и предложение было отвергнуто; за него подано только 6 голосов429. Все эти голоса принадлежали большевику, эсдекам и эсерам, но здесь голосование не имело партийного характера (за исключением Козловского), так как другие эсеры и эсдеки, а их было много, подали голос с большинством.
Но когда наш законопроект был Кокошкиным доложен Временному правительству, то последнее не только согласилось с «особым мнением» меньшинства, но [и] расширило его и постановило членов царствовавшей династии лишить не только пассивного, но и активного права голоса. Это было по меньшей мере логичнее и последовательнее, чем однобокое и незаконченное предложение Вишняка.
К сожалению, я совершенно не знаю, как состоялось это постановление Временного правительства. От доклада, сделанного Кокошкиным нашему совещанию, у меня осталось в памяти впечатление, что Керенский в заседании Временного правительства подал голос за постановление о лишении Романовых права голоса; такое же впечатление осталось у Мякотина, с которым мне случилось говорить об этом через много лет, уже в эмиграции. Но Керенский это отрицает. В своем «Ответе В. В. Водовозову», помещенном в номере его газеты «Дни» от 29 декабря 1923 г., являющемся ответом на мое «письмо в редакцию», помещенное в том же номере430, он говорил: «Здесь (в вопросе о лишении членов императорского дома избирательных прав) я, как и вы, остаюсь единомыслен с мнением [большинства] совещания… В разговоре с вел[иким] кн[язем] Николаем Михайловичем я без всяких колебаний заявил, что во Временном правительстве буду отстаивать мнение большинства совещания. Только совершенно случайно одним голосом во Временном правительстве прошло мнение, лишившее бывших великих князей принадлежавших им, как гражданам России, избирательных прав».
Я не имею никаких оснований не верить в этом случае Керенскому, но очень жалею, что он изложил этот эпизод так кратко и неопределенно. Было бы очень интересно узнать, из кого именно составилось во Временном правительстве такое большинство. Просматривая список его членов в этот момент (официальное утверждение закона состоялось 20 июля431, обсуждение и голосование происходили, конечно, несколькими днями раньше), я не вижу ни одного имени, за исключением Чернова, с которым я мог бы уверенно связать это постановление. Может быть Некрасов, может быть Скобелев; но не могли же, мне кажется, голосовать за него Церетели, тем более – Пешехонов, Терещенко.
Из других вопросов, касавшихся избирательных прав граждан, довольно значительные разногласия вызвал вопрос о возрастном цензе для права голоса. Большинство, как кадетское, так и левое, стало на 20-летнем возрасте для гражданского населения и на понижении его для военнослужащих до возраста, установленного для последнего досрочного призыва (т. е. фактически в тот момент до 18-летнего, но с возможностью его дальнейшего понижения до 17-летнего). Основанием для первого служило то, что этот (20 лет) возраст признается возрастом политического и гражданского совершеннолетия программами всех социалистических партий как Западной Европы, так и России. Для второго – то соображение, что раз человек признается достаточно зрелым, чтобы защищать родину, жертвуя жизнью, то нельзя его лишать права участвовать в решении ее судьбы.
Некоторые члены совещания (Винавер, Маклаков) настаивали на единстве гражданского и политического совершеннолетия, утверждая, что дуализм создает путаницу и вызовет значительные недоразумения, и исходили из действовавшего тогда законодательства, т. е. требовали признания голоса лишь по достижении 21 года. Напротив, представители Совета рабочих депутатов, а также, конечно, Козловский требовали общего понижения возрастного ценза для всех до 18 лет, доказывая, что крестьянин и рабочий в этом возрасте являются обыкновенно экономически вполне самостоятельными; при этом ссылались на пример Мексики, Аргентины и двух швейцарских кантонов, где установлен именно этот ценз. К ним присоединилось несколько отдельных лиц из разных других групп, между ними – Зарудный (народный социалист), горячо настаивавший на правильности сейчас приведенного мною экономического соображения. Столь же горячо и даже раздраженно возражал ему Лазаревский, не решавшийся поддержать Винавера, следовательно, примирившийся с двадцатилетним возрастом, но решительно возражавший против дальнейшего его понижения.
– И без того у нас будут избиратели 20–25 лет, то есть с совершенно не сложившимся политическим и общим миросозерцанием, способным колебаться и меняться под всякими влияниями; нельзя допускать дальнейшей порчи состава избирательного корпуса, – говорил он.
К сожалению, в то время не было еще опыта Польши и Чехословакии, который доказал статистически, на сравнении голосования в сенат и в палату депутатов, что понижение возрастного ценза до 20 лет на исход выборов не имеет никакого влияния432.
Был, однако, один важный вопрос, по которому водораздел между двумя противоположными мнениями шел по линии партийных группировок, – вопрос о сроке выборов. У кадетов и стоящих правее их было стремление оттянуть день выборов, у левых – ускорить. Но было бы крайне неправильно приписывать стремление кадетов их страху перед Учредительным собранием или даже перед избирательной борьбой во время войны, – эти соображения, высказанные мне И. В. Гессеном в первые дни революции, были почти совершенно чужды кадетским членам совещания. Они боялись не Учредительного собрания во время войны, не избирательной агитации, но недобросовестности в самом производстве выборов, незаконного давления на выборы различных элементов, задающих тон в той или другой местности, всего больше со стороны всей [массы] дезертиров. И потому срок выборов они ни в малейшей степени не связывали с окончанием войны, но оттягивали его только для того, чтобы произвести выборы после городской, земской и судебной реформ (создание административных судов), и если не особенно торопились с выработкой закона в нашем совещании, то только потому, что затягивалось проведение только что названных реформ, зависевшее не от нас. По их мнению, составление избирательных списков следовало возложить на правильно и демократически избранные органы местного самоуправления и назначить возможно длинные сроки обжалования списков, притом непременно в две судебные, а не административные инстанции. Но ни правильно избранных органов местного самоуправления, ни соответственных судебных инстанций (административного суда) в России еще не существовало, когда мы приступили к составлению закона. Ну что же делать! Надо подождать, пока они будут созданы.
Особенно боялся всяческих давлений, особенно страстно настаивал на всем этом Н. И. Лазаревский. Полная искренность и добросовестность его, как и других кадетских членов, не подлежали сомнению, и грубые выходки Козловского против буржуазного совещания и буржуазных кадетов, будто бы тормозящих созыв Учредительного собрания из страха перед народной волей, конечно, были совершенным вздором и даже бесчестным вздором, особенно в свете позднейшего разгона Учредительного собрания большевиками433.
Но le mieux est l’ennemi du bien434, – я был глубоко убежден, что эта пословица вполне