Еженедельно бывала у свекрови, готовила, мыла полы, вытирала пыль. Свозила Бориса в монастырь, который нашла в интернете в Алпатовском районе. Там в одном монахе она с трудом, но узнала своего бывшего учителя философии Глеба Николаевича. Он ее не узнал. Настоятель монастыря был очень душевный человек и, посмотрев на Бориса, сразу сказал:
— Оставайся у нас на недельку. Вся твоя дурь пройдет. Ты ведь человек-то хороший.
Борис остался. Марина тоже задержалась в домике для гостей по настоянию местного батюшки. Отец Михаил рассказал ей об исповеди и дал прочитать книгу «Как подготовиться к исповеди?». Она весь день читала книгу и писала на листе свои грехи. На вечерней службе исповедовалась. На душе стало легче.
После возвращения Марина стала заезжать к Веронике Ивановне через день, а вскоре положила ее в больницу. Ей посоветовал сделать это Андрей во сне.
— Ей нужно тщательно обследовать сердце, у нее аритмия. Плюс суставы. Комплексно полечить, тогда будет небольшое улучшение.
— Хорошо, — согласилась Марина. — В какую больницу лучше ее положить?
— В ту, где я работал. Найди Степаныча, нашего начмеда. Он все устроит в лучшем виде.
Андрей снился ей часто, беседовал с ней, давал советы. В эти ночи Марина не хотела просыпаться. Она будто видела его в дверном проеме, как на яву. Но глаза не открывались, словно на них были тяжелые гири. И все же Андрей был рядом, она чувствовала это.
В конце апреля Инна с Игорем решили сыграть свадьбу.
— В мае нельзя, — серьезно сказала Инна, — весь век маяться будешь, поэтому мы в апреле сыграем. Так что ждем вас со Славой. Он — свидетель, ты — свидетельница.
— Ясно.
На свадьбе Троепольский не отходил от Марины. Он шептал ей о своей любви, подарил сборник своих стихов, посвященных ей. Марине все это было приятно, но какое-то чувство неудобства и неприязни постоянно возникало в душе. Она не хотела ни с кем встречаться, поэтому отказалась от танцев. На следующий день Троепольский приехал вечером и пригласил ее в ресторан, а также Тамару с Генрихом. В торжественной обстановке он приподес Марине маленькую красную коробочку. В ней лежало золотое колечко. Это было предложение руки и сердца. Тетка с Генрихом расплылись в улыбке.
— Я не готова, я не могу и не хочу вступать в брак. Я же повенчалась с Андреем, это на всю жизнь, — сказала Марина и вернула коробочку. Потом она встала и ушла.
Тетка пыталась переубедить ее, что жизнь только начинается, что нужно родить ребенка, но все было тщетно.
Ночью Марине опять приснился Андрей. Сквозь обрывки сна она четко видела его силуэт в дверном проеме. Он смотрел на нее и молчал. И улыбался нежно и ласково. Марина плакала от счастья. Он кивнул и сказал только одно слово «Завтра». Сон опять затуманил сознание.
Поняв, что все уговоры не приводят ни к чему, Троепольский сменил тактику. В субботу он напился таблеток и оставил записку в театральном стиле, что хочет умереть из-за неразделенной любви. Он попал в Городской Токсикологический Центр. Ему промыли желудок, прокапали капельницы. Несколько бледный, но живой, он лежал в отдельной палате, когда Инна, Марина и Игорь в воскресное утро вошли к нему.
— Что ты наделал? — спросила Марина. — Разве так можно поступать со своей жизнью? Я же живу, несмотря на то, что Андрея нет.
— А я не могу. Ты же не хочешь выходить за меня? Зачем мне эта жизнь?
— Послушай, — я не могу выйти за тебя, у меня есть муж. Был. Но он и есть. На небе. Он смотрит на меня. Я так его люблю, что не могу снова выйти замуж. Никогда. Я честно тебе об этом сказала. И дело — не в тебе. Ты очень хороший. Но любовь — это то, что ты даешь, а не то, что хочешь получить. Прости. И не делай так больше. Я не хочу чувствовать себя виноватой в твоей смерти. Абсолютно. Кругом столько прекрасных девушек. Думаю, ты не будешь один.
Троепольский зарыдал. Театрально, навзрыд. Инна с Игорем бросились к нему и стали успокаивать. Марина положила коробку конфет на тумбочку и вышла. Этого еще не хватало! Голова шла кругом. Она не понимала Славика. Ему только пальцем стоит щелкнуть, как толпа поклонниц прибежит. И эти слезы. Она никогда не видела слезы мужчин. Ей было не по себе. Она могла сдать кровь, подарить свою почку, если бы это ему помогло. Но выйти за него замуж! Нет! Она была замужем за Андреем и точно знала, что будет общаться с ним и после смерти.
Тут позвонила тетка. У Генриха умерла мать. Они взяли билеты на вечерний рейс до Москвы. А потом — в Германию.
— В Гамбург? — переспросила Марина.
— Да, конечно. Генрих должен организовать похороны. Ты сможешь поехать с нами до аэропорта, а потом забрать машину?
— Конечно. Во сколько вылет?
— В двадцать — ноль — ноль. Поэтому, часов в шесть будем выходить.
— В шесть? — спросила Марина. — Хорошо.
Она подошла к Славе и сказала:
— Прости. И больше так не делай.
Потом быстро вышла из палаты и поехала домой.
Генрих был расстроен. Тамара усадила всех за стол и потчевала вкуснейшим пловом. Но аппетита ни у кого не было. Потом были недолгие сборы. Тамара решила больше не изводить племянницу наставительными беседами о необходимости выйти замуж. Троепольский ей тоже не нравился. Парень был какой-то ненадежный, и Тамара с ее интуицией это понимала. Они спустились вниз. Генрих укладывал чемоданы в багажник теткиной машины, Тамара протирала лобовое стекло. Марина проверяла наличие водительских прав в своей сумочке. Она не заметила какую-то старуху в темном плаще, которая, как из-под земли, выросла перед ней. Безобразный шрам спускался от губы вниз. Она говорила осиплым голосом:
— Сбежать решила? От проклятья не сбежишь! Не хочешь замуж, так получай. Будьте вы все прокляты!
Она вытащила маленький пистолет, похожий на игрушечный. И выстрелила. Генрих еще копался в багажнике. Тамара кинулась и уже автоматически выбила оружие из руки убийцы. Она скрутила ей руки и уложила на землю. Ее вдруг начало бить в конвульсиях, а изо рта пошла пена. В этот момент из подъезда выбежал Трошин. Он тоже что-то кричал. Но Тамара не слышала. Уши заложило. Она мертвой хваткой держала убийцу. Трошин подбежал и склонился над Мариной. У нее не было пульса. Падая, она сломала боковое зеркало. В области груди расплывалось красное пятно.
Генрих обнял Тамару, которая что-то кричала. Потом мелькали люди, слышался вой сирены. Тамара, как