в силах выскользнуть, сменив цель, разорвав установки, определив закон приоритетных ценностей, то я, наверное, уже нет. Может быть, тогда – очень давно – я был не прав. Не убежден. В таком случае ты не должен повторять моих ошибок.
– О чем ты?
– Впрочем, – продолжал Тарас, словно разговаривая с самим собой, – в человеке борется столько противоположных начал, что их гармоническое сосуществование невозможно. Душа человека слишком сложная комбинация, чтобы все звучащие в ней голоса могли соединиться в один согласный хор.
– Успенский…
– Истина, мой друг! Так что я, скорее всего, был прав. Надо лишь помнить, что каждый из нас получает столько зла, сколько создал сам! Это закон! Прощай, ганфайтер. Зернышко. Или куколка. Что, в общем-то, не ново. Я тоже был когда-то имаго, однако не… впрочем, не будем забивать мозги лишней информацией.
Горшин снова исчез, а Матвей погрузился в очередной сон, то и дело просыпаясь, пока, измочаленный, не встал на рассвете с постели. Он так и не смог определить, приходил к нему Тарас во сне или наяву, хотя разговор сохранился в памяти почти целиком.
В десять ноль-ноль Матвей появился на территории «Независимой федерации кикбоксинга» в камуфляжном костюме десантника спецподразделений МВД, внутренних войск и охраны. Полевая фуражка-афганка, автомат через плечо и знаки отличия майора на погончиках дополняли наряд. Имелось и удостоверение майора горуправления внутренних дел, выданное на имя Матвея Бобылева, сделанное добротно, с соблюдением всех норм. «Губошлепы», изготовившие это удостоверение вкупе с тремя другими, знали свое дело.
Усы преобразили лицо Матвея, а выправка строевого сотрудника УВД и вовсе изменила его внешность, так что учителя соответствующих подразделений «Смерша-2» могли быть довольны учеником.
Однако первое, что озадачило приехавшего представителя власти, было отсутствие вывески «Независимой федерации». Вместо нее на двери в левом крыле здания висело объявление: «Набор в школу акробатики: среда, четверг – с десяти до двенадцати».
«Успели передислоцироваться, – с холодным гневом и разочарованием подумал Матвей. – Значит, копнул я достаточно глубоко. Узнать бы, куда Шмель переправил свой батальон охраны правительства».
Не надеясь на успех, он поднялся на второй этаж, заглянул в пустые спортзалы и открыл дверь в бывшую приемную Белого – Дадоева. И тотчас же сработал звоночек тихого беспокойства.
Приемная была та же, и, хотя девица, стучавшая на машинке, казалась незнакомой, Матвей сразу опознал в ней служащую «женбата», личной охраны Шмеля. Уж очень изящно сочетались в ней грация каратиста с мышцами гимнастки.
– Вам кого? – подняла голову от машинки девица.
– Белого. – Матвей показал удостоверение, держась уверенно и твердо. Офицер на его месте имел право приказывать, ничего не объясняя.
– Они с… тут такие не работают, – поправилась девица, платиновая блондинка с короткой стрижкой, с любопытством окидывая вошедшего взглядом. На указательном пальце ее левой руки тускло блеснул перстень в форме черепа змеи.
– Виноват, – козырнул Матвей. – Видимо, мне дали старый адрес. – Четко повернулся, вышел. Закрыв за собой дверь, приложил к ней ладонь, а к ладони ухо. Сосредоточился и услышал характерные звуки номеронабирателя.
– Мне второго, – после паузы донесся голос секретарши. – Лейтенант, тут…
Матвей рывком распахнул дверь и точным броском голыша – окатанного куска камня – вдребезги разбил телефон.
Девица вскрикнула, но тут же сориентировалась и сунула руку в стол. Второй кусок камня угодил ей в запястье, отбив охоту хвататься за оружие. Но она и тут не растерялась, а прямо со стула метнулась к «майору», нанеся удар ногой в стиле дакэн-тайдзюцу. Матвей ответил тем же, и девица прилипла спиной к стене, сползла на пол, не сводя округлившихся глаз с гостя.
Матвей закрыл дверь, заглянул в бывший кабинет Дадоева – никого, пусто, стенка за шкафом заложена кирпичом – и вернулся в приемную.
– Номер телефона, по которому вы только что звонили.
Платиновая блондинка зашевелилась, показав красивые, но чересчур мускулистые ноги.
– Пошел ты!..
Пощечина отбросила ее к столу. Она снова округлила глаза, открыла в изумлении рот:
– Ну, козел, я…
Очередь в пять патронов обошла ее кругом: автомат был оборудован насадкой бесшумного боя и шума производил не больше, чем теннисный мяч. Со стен посыпалась кирпичная крошка, от шкафа во все стороны полетели щепки.
– Номер!
Секретарша неизвестного «клуба акробатики» открыла рот, хотела выругаться, но глянула в глаза Соболева и сникла. Тихо продиктовала номер, соврав последнюю цифру: Матвей запомнил щелчки номеронабирателя, когда она звонила. Не подав виду, он подошел к блондинке и прикосновением пальца к сонной артерии погрузил ее в сон.
Вышел из здания спокойно, никто за ним не следил, никто не ждал. Спустя полчаса через компьютер на квартире удалось установить адрес по номеру телефона – Очаково! А еще через полчаса Матвей объехал на машине двухэтажное здание с зарешеченными окнами, прячущееся за высоким проволочным забором.
МЕСТЬ И ЗАКОН
Приняв позицию фудодза, Тарас отстранился от мирской суеты, положил руки на затылок и, глубоко вдохнув через нос, наклонился вперед, задержав дыхание. Потом выпрямился, не торопясь выдохнуть втянутый воздух через полуоткрытый рот, качнул корпус слева направо и продолжал покачивания с затухающей амплитудой, пока не остановил тело в вертикальном положении.
Внутреннее сосредоточение длилось недолго, из медитативного упражнения оно давно стало частью жизни. Описание этого процесса заняло бы времени больше. «Следуя за дыханием», Тарас разместил сознание в психофизическом центре (хара – по терминологии восточных школ психотренинга), обретая странное состояние: тело и сознание как бы растворились в воздухе, реагируя на изменение ситуации каждое по-своему, а вместе точно отражая колебания полей мира.
Затем следовал новый шаг медитации, вынесший Тараса за пределы тела. Окружающая обстановка при этом осознавалась периферией чувственной сферы, ибо потеря бдительности даже на мгновение могла оказаться фатальной, но главным был выход в некое многомерное пространство, называемое по привычке астралом, хотя многие адепты эзотерики из числа людей-исследователей оценивали этот термин по-разному.
И, наконец, стремительно