– Возьмите, полегчает. Извините, что раньше не предложила, вам было бы проще говорить.
Себе она налила обычной газированной воды и бросила туда ломтик лимона.
– Так все-таки что вы хотите? Если можно, повторите коротко. – Берта отпила из стакана.
Василий Степанович залпом осушил стакан, задержал дыхание, потом с выступившими от крепкого спиртного слезами произнес:
– Давайте подумаем, что можно сделать?
Берта с удивлением на него посмотрела:
– А здесь ничего нельзя сделать. Мне надо достроить дом, любой ценой. Даже очень высокой. Понимаете, это идея у меня такая – построить красивый, качественный дом, такой, чтобы в нем первый ремонт надо было сделать только через десять лет. Чтобы он стал памятником архитектуры, чтобы к нему возили экскурсии и показывали как достопримечательность, чтобы на том доме была мемориальная доска с моим именем. Боюсь, вам этого не понять…
– Вы слишком молодая, чтобы думать о мемориальной доске, – неожиданно для себя выпалил Василий Степанович.
– В самый раз, поверьте мне, – ответила Берта, а господин Михайличенков вдруг почувствовал, что душа его стала мягкой, а разговор, который он затеял, – подлый и дурацкий, может, шут с ними, с этими апартаментами, – видно сразу, что эта Берта вовсе не мошенница, просто она размахнулась, а средств свободных нет, и хорошо бы ей сейчас предложить денег.
– А может… – Василий Степанович запнулся, ведь перед ним оказалась незаурядная женщина – она не только красива, но и глубоко порядочна и думает не только о собственной выгоде, но и о славе города… Михайличенков почувствовал, что белый диван под ним куда-то поплыл, а большие лампы стали похожи на маяки, подмигивающие друг другу. Лицо собеседницы вдруг растворилось в тумане…
– У меня есть деньги, большие… Если надо, возьмите, – только и успел он сказать.
Он не помнил, как он очутился дома. Только вдруг показалось, что милое и тонкое лицо Берты стало немного одутловатым с губами-подушками.
– Берточка, зачем вы так?! Вы такая красивая, когда не сердитесь, – проговорил он и почувствовал, как чья-то холодная рука ударила его по щеке. «Все они одинаковые», – подумал шантажист Василий Степанович и провалился в глубокий сон. Его жена тем временем, роясь в карманах его одежды, восклицала:
– Вот старый дурень! Ну, сколько раз я ему говорила, что сердечные лекарства и коньяк несовместимы!
Василий Степанович все же стал плохим вестником. Через четыре месяца после его визита на Берту и ее компанию были поданы иски от обманутых покупателей. Сумма исков была просто фантастической. И как всегда бывает в таких случаях, Берте отомстили все, кто мог. Все те, кто побаивался ее характера, кто завидовал ее успеху, кто злорадно обсуждал ее личную жизнь, кто пальцем показывал на ее сумасшедший проект. Берта держалась мужественно – на вопросы срочно приехавшего Сани она почти не отвечала, просила только увезти отца:
– Пусть он поживет сейчас с тобой. Увози его. Это самое лучшее, что ты можешь сделать. Они конфискуют все мое имущество, его квартиру не тронут. Она останется. Но пусть побудет с тобой. Мне легче будет, если во время суда его здесь не будет.
Саня что-то говорил, горячился, пытался бегать по знакомым. Но магический круг неприятностей и бед замкнулся. Впервые в жизни Берта порадовалась тому, что у нее практически нет друзей: «Я представляю, сколько бы разочарований меня ожидало!» С другой стороны, с людьми, чье присутствие ее раньше тяготило – домашней прислугой, – ей сейчас было комфортно. В доме все шло так, как было заведено, и хотя за спиной, конечно же, перешептывались, в лицо улыбались и старались при малейшей возможности оказать внимание и участие несколько большее, чем это было положено по службе. На работе в ее стеклянный кабинет все входили с нарочито бодрыми улыбками. Бегство с корабля еще не началось – ни один человек не подал заявления об уходе. Более того, как-то на одном из последних совещаний поднялся финдиректор и, запинаясь, произнес:
– Думаю, что выскажу общее мнение – никакое развитие известных событий не сможет повлиять на наше отношение к вам и к тому, что вы делали. Особенно в последнее время.
И хотя фраза прозвучала двусмысленно, Берта все отлично поняла и испытала чувство благодарности. Она с удивлением отметила, что люди, едва ее знавшие или не знавшие вовсе, безоговорочно признали ее виновной еще до суда, даже не допуская мысли о благородных мотивах ее поступка. В их глазах она была мошенницей, и только. Они в каком-то сладострастном порыве приписывали ей всевозможные грехи и преступления. Люди близкие, у которых было, как правило, гораздо больше оснований осуждать, обижаться и мстить, были великодушны. Для Берты, человека замкнутого и сухого, это стало приятной новостью.
Вечерами она долго сидела дома в темноте и думала о том, что ее ждет. Потом вдруг вскакивала, начинала складывать какие-то дорогие ей мелочи, что-то прятать, что-то снимать со стен. Впрочем, это возбуждение быстро проходило, она оставляла в покое вещи и остаток вечера проводила на диване, перелистывая старые альбомы с фотографиями. Внутренне она приготовилась к худшему и теперь пыталась научиться вести себя так, чтобы никто не догадывался о чувствах, которые ею сейчас овладели. Сожаления об ошибках она отмела сразу же. Ей ни в коем случае нельзя было почувствовать себя виноватой, в противном случае защищаться было бы сложно. Адвокат, с которым она консультировалась и который согласился вести дело, влюбился в нее с первого же взгляда. Это сначала раздражало Берту, потом она смирилась – в защитнике ее устраивали безупречные манеры, выдержка, опыт и чувство юмора:
– Мы с вами…
Пока следственная группа проверяла факты по предъявленным искам, Берта была спокойна. Временами ей казалось, что история разрешится сама по себе – она сможет доказать отсутствие злого умысла и убедить следователей в том, что деньги она возвратила бы сразу, как только закончилось бы строительство. Временами ей было обидно видеть недоверие и даже усмешку на лицах оперативников, когда она показывала им накладные на самые дорогие строительные материалы.
– Зачем вам надо было это? Ведь сотни домов строят и не тратят такие безумные деньги.
– Я строила настоящий дом. Такие строили раньше, такие дошли до наших дней из прошлого века.
Ее слова не убеждали – за каждой суммой, за каждой строкой виделся обман. Наконец миновали обыски, закончилась выемка документов, замороженную и опустевшую стройку посетила последняя комиссия, и дело передали в суд. Берта, затаив дыхание, ждала приговор судьи. К счастью, на время процесса ее оставили на свободе под подпиской о невыезде. Берта тогда еще не знала, что это заслуга Волкова. Александр Иннокентьевич жалел ее и старался как-то помочь, но делал это тайно, не обнаруживая своей заинтересованности в ее деле.