Читать интересную книгу Гроза в Безначалье - Генри Олди

Раковинка с жемчужиной внутри.

Аскет хорошо знал, кому она принадлежала.

Вот, значит, как…

В последний раз окинув взглядом простор Предвечных вод, аскет повернулся и двинулся обратно — туда, где начиналась укрытая белым покрывалом земная твердь. В начало Безначалья.

Он шел среди тел людей и животных, запорошенных снегом, меж трупов самого себя и своего сегодняшнего победителя, оставляя за собой узкую цепочку следов — одинокий темный ворон на поле брани, замершем навсегда под белоснежным саваном.

Левее, в отдалении, двигались отшельники из шальвапурской обители. Они не приближались, понимая, что сейчас последнее дело — беспокоить побежденного аскета.

И тем не менее одна из фигур все же кинулась ему наперерез. Парашураму догнала царевна Амба. Девушка выглядела зыбкой, светясь отраженным светом — словно это была не сама царевна, а ее тень. Впрочем, так оно и было. В глазах тени стояли злые слезы.

— Почему ты… почему ты не убил его? Почему сдался?!

— Потому что мой ученик победил меня, — холодно ответил Рама, глядя мимо царевны.

— А ты подумал обо мне?! — с отчаянием выкрикнула тень в лицо аскету. — Что мне теперь делать?!

Аскет невольно поморщился:

— Не кричи. Я не глухой. А что тебе делать — не знаю. Иди куда хочешь и делай что хочешь — я больше ничем не могу тебе помочь.

Царевна открыла было рот для упрека или проклятия, но ее будто потащило прочь от Рамы на аркане, и призрачная дева заскользила обратно к брахманам-свидетелям, так и не успев выплеснуть на Раму свои упреки — старый Хотравахана оказался, как всегда, предусмотрителен.

Рама пошел дальше.

Через некоторое время на его пути возникла богиня Ганга. Она молчала — но взгляд ее был красноречивее всяких слов. Богиня низко, до земли, поклонилась смертному — и тихо удалилась.

«Ну, кто еще?» — горько усмехнулся сын Пламенного Джамада, оглядываясь по сторонам.

К нему широким уверенным шагом приближался Синешеий Шива. Рук у Разрушителя имелось на этот раз всего две, ипостась вообще не поддавалась определению, но третий глаз был слегка приоткрыт, оценивающе щурясь.

И вновь замычал бык с лезвия Топора-Подарка, приветствуя Владыку.

— Зря ты не дал мальчишке умереть. Он ведь за этим шел, — без обиняков заявил Шива, подходя.

— Знаю, — угрюмо кивнул Рама-с-Топором.

— Спас, значит, ученичка, — без особого одобрения протянул Разрушитель. — Пожалел. Напрасно, друг мой Рама, напрасно! Я ведь предупреждал тебя — не тот это человек! В лицо смотрит, а камень за пазухой прячет… А, ладно! — оборвал Шива сам себя. — Твой ученик, твое дело. Но запомни: чего-то ты ему недодал! Впрочем, я всегда тебе говорил, что кшатрии — плохие ученики. В следующий раз бери брахмана.

— Благодарю за совет, Горец. Если буду брать — возьму брахмана…

Похоже, Шива хотел добавить еще что-то, но передумал и только махнул рукой: дескать, разговор окончен и Рама может идти своей дорогой.

Аскет так и сделал, а Бог еще долго стоял на равнине среди сугробов и смотрел вслед человеку. Что в этот момент творилось в душе Шивы, не дано было знать никому — лицо Разрушителя оставалось непроницаемым. Наконец он глубоко вздохнул — и просто исчез. Как не бывало.

А Рама уходил все дальше и дальше и остановился, лишь когда снег вокруг него стал таять, вновь превращаясь в грязь. Медленно разжал пальцы и долго смотрел на золотую раковинку-сережку, что лежала на мозолистой ладони.

— Мама… — еле слышно произнесли обветренные губы аскета.

И вдруг, словно решившись, Рама-с-Топором торопливо заговорил. С губ его уверенно слетали слова той самой мантры, которую так и не дочитал до конца ученик аскета.

И когда эхо от выкрика «Ом!» стихло в отдалении, перед Рамой возникла женщина. Немолодая, но еще красивая, с добрыми, и слегка грустными глазами, она босиком стояла на снегу, одетая в одно легкое сари, и смотрела на него.

На своего сына. Своего убийцу.

— Мама…

Видение начало блекнуть, исчезая, и отшельник встряхнулся, освобождаясь от наваждения.

— Кто-то рассчитал правильно, — обращаясь к самому себе, произнес Рама. — Наверное, я бы не смог во второй раз… Или смог бы?

У аскета не было ответа на этот вопрос. Прошлого не вернуть.

Рама в последний раз взглянул на сережку, некогда принадлежавшую его матери, и мягко опустил ее в снег. Раковинка нырнула в пушистую белизну и исчезла.

Отшельник еще немного постоял и двинулся дальше-к выходу из Безначалья.

8

…Вскоре посланные Грозным соглядатаи донесут регенту: царевна Амба пешком поднялась вверх по течению Ямуны, углубившись в земли ватсов-краснозубых, где след ее затерялся в тамошних джунглях.

Грозный выслушает, посочувствует вслух тому тигру, которому упрямица попадется на зубок, и сделает вид, что забыл обо всей этой истории.

А в землях ватсов поползет слушок о безымянной подвижнице, сами краснозубые назовут ее просто и коротко — Святой Матерью. И будут по вечерам рассказывать друг другу отшельники у костров, подбрасывая в огонь ветки дикой яблони-бильвы[60] и путая правду с вымыслом:

— Вступив в аскетическую пустынь, предалась дева та, прекрасная телом, сверхчеловеческим истязаниям. Истощенная, огрубелая, со всклокоченными волосами, выпачканная грязью, шесть месяцев стояла она подобно придорожному столбу, питаясь одним лишь воздухом. Преисполненная великого гнева, еще год провела она по шею в воде, и следующий год — стоя на кончике большого пальца ноги и съев лишь упавший с дерева лист. Таким образом, за двенадцать лет накалила она Жаром своего покаяния небо и землю…

Старые отшельники начнут один за другим являться к Святой Матери, надеясь дать ей желаемое и прекратить столь суровую аскезу — но, возвратясь ни с чем, будут только качать седыми головами и хмыкать в бороды.

Говорят, сама Ганга, мать рек, придет к неистовой подвижнице, долго станет убеждать ее отвратиться от своего занятия и наконец уйдет, крича в гневе:

— Быть тебе, проклятая, в следующей жизни рекой с иссохшим руслом, ужасной видом и кишащей крокодилами!

Святая Мать улыбнется краешком губ и продолжит аскезу.

Все вокруг преисполнятся уверенности, что не за горами явление Брахмы-Созидателя, который именно в таких случаях раздавал дары, — но случится непредвиденное.

Вместо Брахмы к землянке Святой Матери подъедет белый бык с трехглазым всадником. Позднее один местный ракшас-пустобрех станет врать якшам-лесовикам, будто сумел подглядеть из-за ствола тамаринда: всадник-то был в наиредчайшей ипостаси, именуемой Баладжа! Это когда левая половина тела божества — ну Шива себе и Шива, зато правая — точь-в-точь Вишну-Опекун, со всеми атрибутами, разве что взгляд прямой не по-опекунски! Увы, якши не поверят болтуну: говорят, именно с тех пор людоеды не желают якшаться-ракшаться с пучеглазами.

Но, так или иначе, никто не узнает, о чем говорили они: девушка с горящим взором и Шива-Разрушитель.

Одно станет известным — назавтра Святая Мать сложит огромный костер и с песней войдет в огонь.

А спустя годы у владыки могущественных панчалов в результате тайных обрядов на погибель Грозного и его союзников родится дочь. Девочку захотят назвать Амбой, но раджа Панчалиец воспротивится. Мечтая о сыне, он сообщит всем, что жена принесла ему мальчика, и назовет дочку мужским именем — Шикхандин.

Что по-панчалийски значит «Хохлач», ибо на лысой головке младенца обнаружится седой хохол, свисающий к левому уху.

Супруга раджи изредка будет плакать и превращать Хохлача в Хохлаточку — но только наедине сама с собой, потому что суровый нрав ее мужа будет притчей во языцех.

Через семнадцать лет безумный Панчалиец решит женить дочь-сына, подобрав знатную и красивую невесту… Но это все произойдет не скоро.

Многое, очень многое произойдет не скоро, когда наступит долгожданное будущее — и мы станем гадать: как оно наступит?!

Как босая нога на острый сучок?

Как могучая армия на селение, обнесенное бамбуковым частоколом?

Как слон на муравья?

Но будущее не ответит, входя в наши двери.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

ДЕД

Прочитав эти бесподобные главы, должно умилиться душой, преисполниться святого пыла и возгласить: «Победа!»

Глава XV

ВЕЛИКАЯ БХАРАТА

1

Огонь не верил своему счастью.

Скользнув с факелов в самую гущу стволов гималайского кедра, переложенных благовонным корнем Ушира и сухими лианами, пламя затаилось до поры — лишь изредка выпуская наружу струйки сизого дыма. Но вскоре первые языки-лазутчики жадно облизали душистую древесину, убедясь в отсутствии подвоха, змеенышами расползлись во все стороны, с треском отпрянули от расписной керамики, в один миг пожрали ворох одежд и запасных тетив для лука, пока наконец не превратились в ослепительный лотос, сердцевина которого была готова возродиться к новой жизни…