несколько километров… десятки километров…
Нет, сдаваться нельзя. Ради Лауро, Ямба-18 и Нойала, раз уж я их не забыла. Память – это свобода.
Еще шестьсот скоб, и мои руки взывают о пощаде. Мышцы бедер тоже не в восторге, а о подколенных сухожилиях лучше не вспоминать. Стиснув зубы и надеясь на спасение, я замечаю что-то темное над головой. Замираю на мгновение, тяжело дыша и рассматривая контур. Что-то прямоугольное, вделанное в стену. Может такое быть? Я продолжаю взбираться, упрямо цепляясь всеми конечностями за скобы, и на отметке где-то в девятьсот – достигаю намеченной цели.
Прямоугольный лист темноты оказывается входом в короткий перешеек, в котором человек может стоять прямо. Он ведет от лестницы на два метра вглубь стены, к толстой и прочной двери в форме арки. На ней – запорный механизм-«штурвал». Отлично! Пустилась бы в пляс от радости, кабы ноги не грозили вот-вот отвалиться. Я вползаю в этот коридор, убавляю яркость фонарика до свечной, приваливаюсь к стене, закрываю глаза и считаю до ста. Думаю, я заслужила передышку. Кроме того, не знаю, что меня ждет по ту сторону двери.
Мои руки трясутся как желе, но я не смею здесь задерживаться. Через две минуты заставляю себя встать и осмотреть запор на двери. Он выглядит рабочим, но, когда я пытаюсь провернуть колесо, оно не двигается с места.
– Зараза, – ругаюсь я вслух. Ну вот, уже попахивает серьезной проблемой. Может, эта штука работает как рычаг? Наваливаюсь на нее всем весом – ничего; изо всех сил тяну на себя, пробую сдвинуть вверх, вниз, влево, вправо – безрезультатно. Через пару минут признаюсь себе, что «штурвал» не сдвинуть. Сдается мне, строители этого цилиндра были помешаны на отказоустойчивых устройствах – что, если дверь не открывается, потому что с другой стороны жесткий вакуум? Либо ее заклинило из-за слишком высокого перепада давления, либо просто она так долго стояла неиспользуемой, что «закисла».
– Зараза! – повторяю я. Возможно, это еще одна хитрая мера безопасности, которую придумали Юрдон и Фиоре. Какой смысл карабкаться к следующему такому перешейку, если они все как один открываются в вакуум? Если предположить, что Юрдон и Фиоре вообще знают о том, как тут все устроено.
Я прислоняюсь к стене, вытирая пот со лба.
– Вверх или вниз? – вслух спрашиваю я саму себя и не получаю ответа.
Ниже должен быть как минимум еще один уровень, где есть кислород. Выше… ну, может, вообще ничего нет. А может, там целая орбитальная среда обитания, о которой экспериментаторы ни сном ни духом: откроешь люк – и попадешь в древний Париж или феодальную империю с азиатским колоритом. Если повезет. Пока все это – лишь домыслы, игра воображения.
Я пристегиваю большой фонарик к петле ремня и возвращаюсь к лестнице. Если на ней ничего не добьюсь после еще тысячи скоб, мне придется пересмотреть свой план побега. Две тысячи скоб – это почти полкилометра. Если бы я знала, что такой подъем неизбежен, захватила бы альпинистское снаряжение – лебедку, веревку, что-нибудь подобное. Недолго погоревав о том, что ни альпинистских наборов, ни лифтов, судя по всему, мне не видать как своих ушей, я хватаюсь за скобу над головой и продолжаю восхождение.
После еще девятисот ступенек я почти уверена, что этот подъем убьет меня. Мои руки кричат от боли, а левое бедро грозит свести судорогой. Когда я делаю паузу, чтобы отдышаться, сердце безумно колотится. Будто я снова на той скале над спутником Юпитера. Эта жилая зона, должно быть, имеет радиус в несколько километров – гравитация здесь кажется почти такой же, как и там, где я начала подъем. Я в шахте с гравитацией и атмосферой древней Zemly. Достигнутая в конце концов скорость падения – ускорение под действием силы тяжести и замедление из-за трения о воздух уравновешивают друг друга – должна составлять восемьдесят метров в секунду. Если я не удержусь на очередной скобе, сила Кориолиса прижмет меня к лестнице на скорости двести километров в час и обдерет как липку, прогонит будто сыр через терку. И только кровавая полоска на ряде скоб будет напоминать о моей героической попытке. Я, конечно, могу продолжить восхождение, но как управиться со спуском в случае необходимости, ведь я устала от подъема? Никто не гарантирует, что он дастся мне сколько-нибудь легче. Да, больше не придется подтягиваться на руках, но нагрузка на локти возрастет, а оба локтевых сустава и так уже горячие, пульсирующие и словно увеличились вдвое.
Впереди маячит еще один проем.
Всего в двадцати скобах от меня.
– Это еще что такое? – бормочу я себе под нос. Тихо сама с собою я веду беседу… К слову, не лучший знак. Достигнув края проема, ощупываю пол. Да, он реален.
Следующее отчетливое воспоминание: я сижу на полу перешейка, свесив ноги над пропастью. Видимо, у меня снова был короткий провал в памяти. Осознав это, вздрагиваю – кровь бьет в жилах фонтаном.
Этот перешеек похож на предыдущий как брат-близнец. И двухметровая дверь в стене с запорным колесом – такая же. Значит, либо мне очень не повезло, либо… Никто не мешает попробовать открыть эту дверь. Если не поддастся, просто отдохну здесь. А потом буду думать, куда лучше – вверх или вниз. Можно подбросить монетку, если у меня хоть одна при себе осталась. Ползти вверх не получится, пока убитые мышцы хоть чуть-чуть не опомнятся. И у меня нет с собой ни еды, ни питья… так что, вероятно, вниз, вниз и вниз – обратно в глубины тоталитарных фантазий епископа Юрдона.
Я вернусь туда, если не упаду в пропасть.
Или если дверь можно открыть.
Прежде чем подойти к двери, я выделяю себе еще пару килосекунд на отдых. Затем пробую сдвинуть колесо одной рукой. Оно медленно набирает обороты; застоявшиеся без дела уплотнители «вздыхают», дверь отделяется от рамы и распахивается в сторону. Я смотрю в проем и вижу мир, который мне кажется совершенно непонятным.
Пол перед дверным проемом ровный, слегка шероховатый, с сероватой штриховкой, типичной для системы мощения с высоким сцеплением. Сегменты представляют собой плитки Пенроуза [17]. Наверное, робот-укладчик прополз внутри этого огромного цилиндра по заранее определенному оптимизированному маршруту, не предусматривающему никаких перекрытий, производя и укладывая тесселяцию в процессе. Над моей головой – серая крыша, изгибающаяся вдали и сливающаяся с вздернутой полусферой горизонта. Остроконечные ромбовидные стержни тянутся от пола до потолка – дверь, через которую я только что прошла, располагается в нижней части одного из этих огромных и широко расставленных прутьев титанической решетки.
Вероятно, это промежуточный этаж, опорная конструкция между жилыми уровнями. Или уровень, не связанный с разветвленной сетью Т-ворот – никем не обжитый, ничуть не обустроенный. Полагаю, я пролезла прямо над