Читать интересную книгу В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 - Ричард Дейвенпорт-Хайнс

Уход делегации США с Женевской конференции и последующий отказ Портера от участия Америки в выработке анти-наркотической политики лишили Соединенные Штаты господствующего положения, которые предшественники Портера добились, начиная с 1909 года. Это беспокоило его соотечественников, таких как полковник Артур Вудс (1870-1942), бывшего комиссара полиции Нью-Йорка, сменившего Элизабет Райт на посту Консультативного анти-опийного комитета. Вудс считал, что потреблению опиума и листьев коки придавалось слишком большое значение. Он говорил, что эта практика – будь она вредной или нет – была внутренним делом и традицией индийцев, китайцев и боливийцев, а следовательно не являлась международной проблемой. Американский журналист и социальный работник Джон Пальмер Грэвит (1868-1954), который также сожалел о демарше делегации США, призывал в 1927 году восстановить позиции «дяди Сэма», которые принадлежало ему по праву – во главе войны против наркотиков. Как и Вудс, он полагал, что возможность для этого лежала в понимании того, что курение опиума было относительно мелкой и незначительной проблемой по сравнению с колоссальным наплывом синтетических наркотиков, который захлестывал весь мир, в том числе Индию и Китай. Он считал, что основной поток наркосодержащих веществ идет из фармакологических лабораторий западных стран, преимущественно из Германии и Швейцарии. Однако официальное мнение Британии выражалось в том, что изменения к лучшему вряд ли возможны, пока Портер диктует правительству США анти-опийную политику. Соединенные Штаты не участвовали в Женевской конвенции до самой кончины Портера в 1930 году.

Некоторые европейские державы не желали налагать экспортно-импортные ограничения, которые они были обязаны ввести. Французы игнорировали их, пока не вмешался Аристид Бриан (1862-1932), лауреат Нобелевской премии мира 1926 года. Во время критического периода 1925 года Бриан был министром иностранных дел. Он снова занимал этот пост с 1926 по 1932 год. Согласно истории, которую Делевинь услышал в Женеве, Бриан, будучи представителем Франции в Лиге Наций и узнав о положении дел у себя на родине, решительно заявил, что этому необходимо положить конец. Франция, которая очень нерешительно вводила контроль за оборотом наркотиков, в конце 20-х годов стала энергично претворять его в жизнь. Швейцария также запоздала с выполнением своих международных обязательств. Вину за задержку ратификации Гаагской конвенции швейцарцы возложили на круги, лоббирующие интересы фармацевтических компаний. Британский дипломат в 1925 году писал:

«Я когда-то жил в Швейцарии, как свой среди своих (если это вообще в человеческих силах – жить как швейцарец) и… у меня сложилось впечатление, что самым большим недостатком этой страны является экономико-политическая коррупция американского толка. Этот недостаток, насколько мне известно, перевешивают многие достоинства, но он пронизывает всю общественную жизнь страны. Интересы крупного капитала (в американском смысле этого слова) настолько сильно влияют на правительство – и это хорошо известно, – что не удивительны подозрения иных государств в отношении тех намерений этой страны, которые могут облегчить кошельки подобных «интересов».

Европейским государством, которое тверже всех сопротивлялось американской политике запретов, было королевство Нидерланды. В 1920-х годах голландское общество было твердым и сплоченным: страна не участвовала в Первой мировой войне и сохранила высокий уровень социального и экономического благосостояния. Голландский закон об опиуме 1919 года (принятый в соответствии с решениями Гаагской конференции) запрещал производство и продажу готовых лекарственных средств, содержавших опиум и кокаин. Но власти этой страны не верили в абсолютизм стратегии американских сторонников запрета наркотиков. Профессор Вестель Уиллоуби (1867-1945) в 1924-1925 годах был советником китайской делегации в Женеве. Он полагал, что замечания голландского представителя звучали с горечью, когда он говорил об американском идеализме и решимости США навязать другим странам свою волю в политике борьбы с наркотиками. В 1928 году Голландия в соответствии с Женевской конвенции запретила хранение опиума и кокаина и тем самым объявила их вне закона. Однако даже после этого шага правительство не преследовало наркоманов и снисходительно относилось к мелким продавцам. В Голландии анти-наркотические законы не рассматривались как карательные, скорее они были средством контроля за производством и распространением наркосодержащих веществ. Незадолго перед тем, как в 1928 году правительство Нидерландов ввело систему сертификации импортно-экспортных операций с наркотиками, со складов Амстердама был отпущен один миллион килограммов листьев коки. Тем не менее, в 1931 году на складах оставалось достаточно запасов, чтобы обеспечивать потребности европейского производства кокаина в течение пяти лет. В период между Первой и Второй мировой войнами употребление порошка кокаина было распространено среди проституток и матросов, особенно в районе Роттердама (где была самая многочисленная китайская диаспора в Европе). Существовала как контрабанда наркотиков, так и подпольное снабжение ими через аптеки. Наркоманов не подвергали карательному принудительному лечению, которое было так популярно в США. Врачи в Голландии пользовались уважением, а их право самим определять метод лечения считалось неприкосновенным.

Мнение женевских экспертов о том, что правительства должны строже контролировать производство наркотиков, подтвердилось в результате нескольких скандалов, случившихся после подписания конвенции 1925 года. Голландская компания «Химическая фабрика Наарден» (Chemische Fabriek Naarden), имевшая лицензию правительства на производство и торговлю наркотиками, в течение восемнадцати месяцев 1927-1928 годов экспортировала (в основном, на Дальний Восток) под ложными наименованиями 3000 кг героина, 950 кг морфина и 90 кг кокаина. Это стало возможным из-за несовершенства системы контроля в Нидерландах. Преступная деятельность компании была раскрыта, когда в транзитном порту Роттердама обнаружили 60 килограммов героина, отправленного из Антверпена в Китай. После проведенного расследования голландские власти пришли к заключению, что компания «Наарден» не нарушила ни одного голландского закона, хотя с помощью уловок обошла несколько распоряжений и инструкций. Подобный случай произошел и во Франции. Информатор каирской городской полиции охарактеризовал фабрику «Реслер и сыновья» (Roesler & Fils) как одну из самых опасных фирм, экспортировавших контрабандные наркотики в Китай и Египет. Ее грузы шли или напрямую в эти страны, или через Грецию и Константинополь. Фирма располагалась на юге Франции, всего в двадцати одной миле от Базеля. В 1926 году «Реслер» официально поставила 200 кг героина стоимостью в 2 миллиона франков живущему в Вене поляку, Йозефу Раскину. Он представлял собой худший тип авантюриста, имелись также подозрения, что Раскин был советским агентом. Он уговорил афганского посла в Париже, Гуляма Набея, переправить героин в дипломатическом багаже из Марселя в Константинополь, а оттуда – в Индию. Груз вызвал подозрения у марсельской таможни, и Набей отправил его в Бельгию, откуда пограничная служба направила его в Париж. Когда во время передачи груза курьеру возникли осложнения, афганский посол скрылся в Москве. Инспекторы Лиги Наций установили, что в течение трех с половиной лет, вплоть до июня 1929 года фирма «Реслер» экспортировала 6414 кг героина и 943 кг кокаина. Еще один крупный европейский производитель наркотиков снабжал наркоторговцев более изощренно. Одной из уловок было преобразование морфина в один из сложных эфиров, например, в бензоилморфин, который не был запрещен международными конвенциями. Затем сложные эфиры опять превращались в наркотики. Эксперты Лиги Наций подсчитали, что по самым скромным оценкам с 1925 по 1930 год в незаконный оборот перешли 72 тонны легально изготовленного морфина.

Дела «Наарден» и «Реслер», а также не исчезающие подозрения о махинациях швейцарских фармацевтических фирм укрепили решимость экспертов Лиги Наций ограничить официальные поставки наркотиков, введя максимальные уровни производства наркотиков для каждого государства. Вначале Франция и Нидерланды отказались принять подобные ограничения, так как хотели защитить национальные компании. На Женевской конференции производителей наркосодержащих веществ 1931 года предложение Лиги Наций встретило сопротивление крупнейшего поставщика наркотиков – Японии. Японию поддержали Турция и Югославия, которые защищали интересы своих крестьян, выращивавших опийный мак. Наконец, несмотря на серьезные разногласия, была принята Ограничительная конвенция 1931 года, предусматривавшая систему квот. Каждая договаривающаяся сторона обязывалась ежегодно предоставлять предварительную оценку объема наркотиков, в которых она нуждалась для медицинских и научных целей. Эту цифру тщательно проверял контрольный орган из четырех правительственных экспертов, которые устанавливали ежегодный максимальный объем импорта и производства, а также готовили годовой отчет по предварительным оценкам мировых потребностей в ядовитых и опасных веществах. К 1934 году конвенцию ратифицировали все страны-производители наркотиков, кроме Югославии. Введение лимитов коснулось также кодеина (химическое производное морфина) и других недавно открытых синтетических опиатов, которые нелегально поставлялись в конце 1920-х годов. Несмотря на эти успехи, результаты конференции 1931 года показались Делевиню очень скромными.