— Будем надеяться, что нет.
Призванная в будуар Гвенни сначала бурно возмутилась:
— Я никогда не крала ни крошки. Я никогда такого не сделала бы. Я взяла лишь свою долю: пару кусков пирога, немного хлеба и сыра. Это подлая ложь, что я крала.
— Я тебе верю, Гвенни, не расстраивайся. Но для кого ты взяла еду? Кто этот человек?
Гвенни с минуту пристально смотрела на Изабеллу, потом все рассказала:
— Это Том, мисс, Том, которого забрали вербовщики много лет тому назад. Все это время он служил на одном и том же корабле, вырос до помощника капитана, а теперь, когда война подошла к концу, его уволили вместе с остальными. Но он никогда меня не забывал, ни на минуту, он сказал. Он пришел в Хай-Уиллоуз, и ему сказали, что я здесь, в Лондоне, и он с трудом добрался сюда. Потому что, знаете, он никогда не учился, как следует, писать. Неделю тому назад я увидела его, когда выводила Рори на вечернюю прогулку. Он боялся постучать, все ему казалось таким огромным, он оробел, но я его сразу узнала. Он совсем не изменился, только потерял три пальца на левой руке. Ему их оторвало снарядом, и рука до сих пор плохо поднимается, а значит, трудно получить работу. Два дня у него маковой росинки во рту не было, поэтому мне надо было что-то делать. Сначала он не хотел брать, думал, меня будут ругать.
— Почему ты впустила его в дом?
Гвенни не решалась ответить.
— Это было позавчера. Дул этот проклятый холодный ветер, который будто разрезает вас пополам, да еще и дождь. Я привела его в дом и накормила, а потом отправила с мистером Маккаем. Я подумала, он мог бы переночевать где-нибудь в конюшне с лошадьми, никому ведь от этого плохо не было бы, пока он что-нибудь себе не найдет. Не знаю, почему эта самая миссис Пратт побежала к леди Мэриан и доставила вам неприятности.
— У меня нет неприятностей, Гвенни. Но мой муж в отъезде, и я не совсем представляю, как лучше поступить… Может, поговорить с Томом?
— Вы поговорите, мисс, правда? — с жаром воскликнула Гвенни. Она так и не привыкла звать Изабеллу «мадам» или «леди», как ни пыталась.
Так что вечером вся кухня имела необычное удовольствие видеть, как молодая леди Килгоур, одетая для ужина, красивая, как на картинке, по мнению младшей горничной, беседовала в моечной с подозрительным бродягой, который, оказывается, был женихом Гвенни. Надо сказать, что Том выглядел вполне чисто и опрятно в своей морской форме. В руках он, смущаясь, крутил соломенную шляпу, на ленте которой сохранилась надпись «Аретуза».
— Я никогда не имел в виду ничего плохого, мисс… леди, просто мне так хотелось снова увидеть Гвенни. Ведь я пробыл на море почти шесть лет.
— Я знаю, Том, и сочувствую тебе. Чем ты занимался до того, как тебя схватили вербовщики?
— Работал с лошадьми, леди, — воодушевился он, — в гостинице «у Георга» в Райе. Я вырос на ферме, понимаете, и привык к ним. Хорошо управлялся с ними, а потом… ну, конечно, из-за всего, что случилось, больше уже не пришлось… Я думал, здесь так много экипажей, и карет, и работу будет нетрудно найти. Но, кажется, слишком много таких, как я, кто ищет работу.
— Послушай, Том, — сказала Изабелла, собираясь с мыслями. — Я ничего не могу обещать, но когда мой муж вернется из Парижа, я спрошу его, не поможет ли он подыскать что-нибудь, а пока Гвенни будет приносить тебе еду, и, если хочешь, можешь спать на конюшне.
— Я не прошу милостыни, — скованно начал он.
— Том, не надо так говорить, — прошептала Гвенни.
— Все в порядке. Я понимаю, — продолжала Изабелла. — Думаю, найдется много мелкой работы, которую ты мог бы выполнять для нас, если хочешь.
— Любую, любую работу, леди. Вы мне только скажите, и я сделаю. Но я не хотел бы вас обременять….
Несмотря на бодрые слова, Том был страшно худым и выглядел истощенным.
— Это только на время, — предупредила она. — Все зависит от того, что скажет мой муж. — Она резко оборвала слова благодарности Гвенни: — Не беспокойся больше об этом. Я поговорю с кухаркой.
До сих пор Изабелла предоставляла Мэриан заниматься хозяйственными делами, не осмеливаясь вмешиваться. Теперь она призвала на помощь все свое достоинство и прочла удивленным слугам краткую лекцию о том, что следует проявлять доброту к людям, попавшим в трудное положение.
— Том сражался за нас и был ранен, защищая всех нас, — сказала она, — поэтому мы должны проявить немного сочувствия и помочь ему сейчас. Я уверена, что могу рассчитывать на ваше добросердечие.
— Ну и ну, — сказала миссис Пратт, когда Изабелла ушла. — Никогда бы не подумала, что она такая, ни единой минуты не подумала бы. Она всегда была тихая, как мышка. Если хозяин до сих пор этого не понял, клянусь, он хлопот не оберется, и леди Мэриан тоже!
— Правда, она похожа на сказочную принцессу? — прошептала молоденькая служанка, все еще очарованная Изабеллой.
— Берись-ка за чистку овощей, — резко вмешалась миссис Пратт.
Мэриан пришла в ярость, когда за ужином Изабелла призналась, что она сделала. Ги, присоединившийся к ним в тот вечер, весело поглядывал, не говоря ни слова, то на одну, то на другую даму.
— Вы понимаете, что вы наделали? Допустили такого человека в дом!
— Он не пойдет дальше конюшни.
— Это вы так думаете. Но кто знает, может быть, он использует в своих целях эту вашу служанку. Он может замышлять что-нибудь нехорошее. Надо было подождать возвращения Роберта, прежде чем брать на себя ответственность за такое решение.
— А как бы вы поступили? Дожидаясь, Том мог умереть от голода и холода. А как же ваша богадельня в Ист-Энде, о которой вы столько говорите? Вы бы их всех отправили умирать на улицу?
— Это совсем другое дело, — холодно ответила Мэриан.
— Почему другое? — Изабелла помолчала, прежде чем сказала, тщательно подбирая слова: — Я знаю, вы живете в этом доме много лет, а я здесь всего несколько месяцев, но я жена Роберта и думаю, что тоже имею право на свое мнение относительно домашних дел.
— Вы хотели бы, чтобы я ушла, не так ли? Это не дает вам покоя? Вы хотите меня выгнать?
— Нет, нет, не хочу, правда, не хочу. У меня никогда и мысли такой не было. Я хочу, чтобы мы стали друзьями.
— Друзьями! Боюсь, мне трудно в это поверить, после того, как вы завлекли моего брата, принудили к браку, которого он никогда не должен был заключать. Все это просто невыносимо, совершенно невыносимо. — Мэриан вскочила, дрожа от гнева. — А теперь прошу извинить меня… — И она торопливо вышла из комнаты, чуть не столкнувшись со слугами, которые уносили тарелки после первого блюда и вносили чистую посуду.