— Как это могло случиться? Ей ведь была сделана прививка.
— Джеймсон говорит, что, вероятно, вакцина была плохой. Может быть, слишком долго находилась на солнце и жаре. Невероятно, что только одна Вики заболела.
— Но ведь потом прививку проверяли, чтобы убедиться, что вакцина подействовала, — настаивала Энн.
— Может быть, ее ручка просто опухла от жары, и это ввело врачей в заблуждение.
Голос Мэтью звучал ровно и глухо, и Энн чувствовала, что между ними лежит бездна несказанного.
— Ты винишь меня, не так ли? — Наконец она решилась произнести это.
— Я считаю, что было глупо с твоей стороны ухаживать за Генриеттой и подвергать опасности инфекции домашних, — осторожно ответил он.
— Значит, ты думаешь, что Викки заразилась таким образом? От Генриетты?
— Не обязательно. Пожалуйста, не будем говорить об этом, Энн. Викки уже нельзя вернуть.
Но Энн как раз и хотела поспорить; хотела освободить свою душу от страданий.
— Но в глубине души ты обвиняешь меня, так же как я обвиняю тебя. Если бы ты послушался меня в прошлом году, эпидемии могло бы не быть. Ты и твои драгоценные друзья с рудников подвергли опасности весь город. Ты…
— Прекрати, Энн! — грубо оборвал ее Мэтью. — Такими разговорами ты ничего не добьешься. Постарайся уснуть.
— Это твоя вина! Ты убил моего ребенка. О, тебе это безразлично, ты никогда не любил ее, так же, как ты никогда не любил меня…
Удар его ладони пришелся ей по щеке. Мэтью наклонился над ней, его лицо пылало гневом.
— Как ты смеешь говорить, что я не любил ее! Она была и моей дочерью тоже, и я любил ее больше, чем ты можешь себе представить. Я страдал эти недели не меньше твоего, но ты думала только о себе!
Энн в ужасе смотрела на него. Он был прав — она ни на минуту не задумалась о горе других.
— Втайне ты винишь себя за смерть Викки. Ты поступила неправильно, выхаживая Генриетту в доме, хотя все, кто тебя знает, понимают, что ты сделала это из лучших побуждений. Я не верю, что Виктория заразилась от Генриетты. Ты слышишь меня, Энн? Я в это не верю и поэтому не считаю, что ты убила ее. Если ты сможешь поверить мне, это будет первым шагом к твоему выздоровлению. Второй шаг — как следует поплакать; нехорошо носить свое горе в себе. Есть еще третий шаг… — Он помедлил.
— Какой? — шепотом спросила Энн.
— Родить другого ребенка.
Она почувствовала его губы на своем лице, ощутила его быстрые нежные поцелуи, и хотя страсть не просыпалась в ней, Энн была рада его ласкам. Мэтью, кажется, почувствовал ее настроение: не стараясь больше возбудить ее, он вошел в нее быстро и решительно. Энн ощущала внутри себя быстрые толчки его члена и, закрыв глаза, мысленно видела дорогие ей картины — свою маленькую дочь. Когда Мэтью достиг оргазма, Энн тоже испытала удовлетворение. Только вместо сексуального удовлетворения она вдруг почувствовала, как рыдания рвутся у нее из груди, и слезы принесли ей такое облегчение, какого она еще не знала.
Впервые после этого Мэтью не отвернулся от нее, а держал ее в своих объятиях и утешал. Таким образом он хотел показать, что разделяет ее горе и сочувствует ей.
Однако в ту ночь Энн не забеременела; прошло еще три месяца, прежде чем она поняла, что опять ждет ребенка. Филип родился в июне 1885 года, год с небольшим спустя после смерти Виктории. Мэтью был рад иметь сына, которому он мог передать свое состояние, и который мог продолжить его алмазную династию. Но он не привязался к Филипу так, как к Виктории. Он не решился так скоро рисковать своими чувствами.
Глава пятая
На следующий год Николас совершил так давно запланированную поездку в Кимберли. Он располнел и выглядел процветающим бизнесменом. Жизнь торговца алмазами вполне подходила ему, давала ему занятие и доход для удовлетворения собственна нужд. Он был не слишком обременен делами, потому что большую часть ответственности нес Рейнолдс. Личная жизнь Николаса тоже протекала без волнений; он не проявлял желания жениться, а семейные дрязги не волновали его. В тридцать шесть лет он уже приобрел гладкую моложавую внешность закоренелого холостяка и добродушный веселый нрав всеобщего любимого дядюшки.
Нити его отношений с Мэтью и Энн восстановились сразу же, как будто никогда не обрывались. Он внес свежую струю в их жизнь. К тому же Николас был идеальным гостем. Он искренне находил все таким новым, интересным и волнующим, что не мог успокоиться до тех пор, пока Мэтью не показал ему каждый уголок этого странного алмазного города. Он с удивлением рассматривал «Большую дыру» на руднике, «Кимберли Майн». Почти милю в диаметре, она еще не достигла своей максимальной глубины, но тем не менее опускалась на шестьсот футов ниже уровня земли.
— Боже правый! — воскликнул Николас. — Ты представляешь, что можно поставить три колонны Нельсона одна на другую и все равно не достичь поверхности? Как люди могут работать там? Все это выглядит просто ужасно.
— Добыче открытым способом скоро придет конец — если алмазы раньше не иссякнут, — объяснил Мэтью. — На смену ему придет подземная добыча с системой шахт и туннелей. Родс знает одного американского инженера на золотых приисках в Восточном Трансваале, который может произвести реконструкцию. Но сначала мы должны объединить все разработки.
— Объединение отразится на моей части бизнеса? — весьма заинтересованно спросил Николас.
— Несомненно. Сейчас каждое звено в системе торговли — от добывающих компаний до торговцев алмазами и ювелиров — старается получить как можно больше прибыли для себя, независимо от состояния всего рынка. Необходимо централизованное торговое агентство, через которое будет проходить каждый алмаз, и которое будет регулировать цены.
— В таком случае ты скоро вернешься в Лондон?
— Вероятно, этот момент уже не так далек, — осторожно ответил Мэтью. — Консолидация алмазных рудников — самое важное сейчас. А потом… потом посмотрим.
Естественно, Николас привез последние новости из дома, но о ситуации в Хайклире рассказывать было неприятно. Состояние Фредди не улучшилось, он не покидал западного крыла дома, навещаемый только своей матерью. Изабель отказывалась видеть кого бы то ни было, кроме своей личной прислуги. Николасу лишь однажды удалось мельком увидеть ее, когда она проходила по дому, но он разглядел, несмотря на свободную черную одежду, в которую та была одета, что она сгорбилась и похудела.
Чарльз учился в Итоне; скучный, довольно угрюмый юноша, он не блистал знаниями. Самое большее, можно было надеяться, что из него получится ответственный землевладелец и пэр Англии. У него сохранились некоторые детские черты характера, от которых, как надеялся Николас, тот избавится с возрастом — прежде всего склонность постоянно обижать младшего брата. Это касалось только Эдварда; к Джулии же он всегда относился хорошо.