пошевеливайся, пожалуйста! Ближе к полуночи эмир может возжелать мою прекрасную Ириду Епифенди.
– А почему это, собственно, твою?
– А потому, что у тебя уже есть луноликая Джамиля, вдова вампиров! – победно припечатал Насреддин, и Оболенский смолчал. При воспоминании о жарких ручках Джамили образ рыжеволосой танцовщицы показался уже несколько размытым.
– Леший с тобой… – подумав, объявил Лев. – Надо делиться.
– Кто со мной?!
– Э… ну, такой немытый степной дэв, только живёт в лесу и всем грибникам фиги из-за кустов показывает.
– А-а-а… понятно. Ты опять хотел меня оскорбить, да?
– Что-то вроде того… Ладно, я пойду, пожалуй, а ты жди здесь. Если что – кинь камушком в окошко. – Лев похлопал друга масленой рукой по плечу и, воровато оглядываясь, двинулся к ближайшей двери.
– Лёва-джан…
– Чего тебе?
– Прости, ради аллаха, что отвлекаю, но это вход на кухню. Гарем – вон в том крыле.
Оболенский обернулся, пристально поглядел Ходже в глаза, сарказма или иронии не обнаружил и, сочтя сказанное дружеским советом, развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Если до рассвета не вернусь – не жди. Бросай меня и уходи согласно оговоренного плана.
– Как скажешь, друг. Не жду, бросаю, ухожу…
Лев с трудом подавил искушение обернуться вторично. Он шёл вдоль здания дворца, неспешно укрываясь в темных уголках от случайных взглядов ночной стражи. Знаете, я, например, верил ему безоговорочно. Не из-за того, что мой друг такой уж наичестнейший человек (нет, он охотно прихвастнёт ради красивого словца), а лишь из соображений железной логики. У великого эмира хватало охраны, но будь вы на его месте – разве бы пришло вам на ум беспокоиться и проверять замки в гареме, когда вокруг вас сотни верных слуг? Дворец стоит в центре Багдада, улицы патрулируются гвардией Шехмета, на дворцовой стене разгуливают неусыпные стражи, внутри бодрствуют верные нукеры, да за спиной как тени маячат молчаливые телохранители. Конечно, была одна маленькая причинка – в городе якобы объявился Багдадский вор… Но это сведения непроверенные, и уж в любом случае ни один вор ещё не сошёл с ума настолько, чтобы грабить самого эмира! Стянуть кошелёк с золотом гораздо проще и безопаснее у какого-нибудь простофили на базаре. Селим ибн Гарун аль-Рашид ни за что бы не поверил, что именно этот вор не пойдет на базар. Как не поверил бы в то, что его сегодняшняя «игрушка» может и не испытывать щенячьего восторга от перспектив, уготованных ей судьбой. Эмир не намеревался украшать свой гарем безродной танцовщицей, просто иногда ему хотелось чего-нибудь эдакого, уличного, простонародного… Но мы, кажется, отвлеклись?
Итак, стражники на стенах Льва не видели, они, как и положено, взирали сверху на засыпающий город. Слуги и невольники тоже ничего не замечали, ибо Оболенский вдруг открыл в себе новую способность – по-хамелеонски сливаться с окружающим интерьером. Один раз он нагло прошёл большой освещённый участок, молча помогая какому-то служаке тащить большой ковёр. А в другой – так вообще промаршировал с десятком стражников, опустив голову и семеня за ними след в след, так что любой принял бы его за законно арестованного. Скорость движения Оболенский развил просто невообразимую благодаря тому же подсолнечному маслу. Теперь он ласточкой скользил по полированным кирпичам двора, неслышно огибал повороты и без напряжения протискивался в самые узкие двери…
Гарем нашёлся не сразу. Нет, если бы там над входом висела аккуратненькая табличка: «Гарем эмира. Приёмные дни – среда и пятница, с 10 до 20 часов. Посторонним вход воспрещён», тогда другое дело. А так, несмотря на разведданные скрупулезного Насреддина, найти нужное помещение оказалось не так просто. А проникнуть внутрь и того сложнее… Перед дверями стояли два неулыбчивых нубийца, тупо уставясь пустыми взглядами на алюминиевый полумесяц, интимно строящий рожки из-за главного купола дворца. Ошибка Оболенского заключалась в том, что он наивно счёл обоих обыкновенными евнухами…
– Здорово вечеряли, казаки! – бодро начал Лев, не скрываясь выходя им навстречу. – А я тут сегодня – главный врач-гинеколог. Доктор, лекарь, знахарь и повивальная бабка в одном лице. Мне в гарем, по делу, срочно!
Нубийцы вообще не были евнухами (в смысле, толстыми кастратами с писклявыми голосами…). Эти двое лишились только языков и служили скорее для охраны от чрезмерно любопытных слуг, так и норовивших хоть одним глазком посмотреть на прекрасных жён эмира. Особо удачливые лишались глаза, не особо – жизни.
– Эй, братаны! Вы чё?! – неискренне завозмущался Лев, когда чернокожие, молча вытянув руки, взяли его в клещи. – Я ж без дураков говорю, что доктор! Меня эмир послал! У трёх его супружниц внеплановые месячные, в белом ходить не могут, а танцевать хочется… Эй, эй, эй! Когти прочь от нетрадиционной медицины!
Бесполезно… Сейчас он мог бы орать что угодно, но недолго. Нубийцы знали своё дело и бросились на незваного гостя с чисто звериной грацией. Лев так и не понял, почему и как он выскользнул… Видимо, сила душителей была очень велика, а слой масла на халате Оболенского достаточно обилен. Охрана валялась рядом, стукнувшись друг с другом лбами, а Багдадский вор, выскочивший из их лап, как скользкий обмылок, неожиданно услышал мелодичный смех у себя над головой. Откуда-то сверху, со второго этажа, бесшумно спустилась верёвочная лестница, и округлая женская ручка зазывно поманила в окно…
– Гарем! – восторженно прорычал Лев Оболенский, делая первый шаг…
* * *
Застенчивая стриптизёрша раздевается дороже…
Знание, помноженное на практику
Каждый раз, когда я просил своего друга вернуться к этой щекочущей воображение теме, – глаза Льва подёргивались романтической поволокой. Его супруга Маша подобных рассказов не одобряла. Причём исключительно потому, что упрямо считала их плодом больного воображения мужа. Если бы она хоть на минуту поверила, что всё это было всерьёз… Нет, Машенька – умница, милейший человек и добрая душа, а посему ни мне, ни Льву не хотелось огорчать её ни малейшим образом (и мы