новая шуба, чем старая шуба и шиш с маслом.
— Кого обманывать собираемся, старик?
— А никого, понял?! Я сам себя обманываю — и только. Моя семья вместо пяти сотен получит четыре. Вот и все. Почему я все деньги должен отдать Люсьен? Да им хоть сколько давай — они все проглотят. И спасибо не скажут!
— Это точно, — согласился Устьянцев. — Но все равно… Казуистика тут какая-то.
— Да тебе-то что? Моя шуба, мои деньги. Тебе только и нужно: позвони Люсьен и умоли ее продать шубу для дорогой двоюродной сестры. А иначе она погибнет, замерзнет на Севере.
— Так-то оно так…
— Да ты пойми — я все рассчитал. Мы никого не обманываем, только я себя накалываю. Но это уже мое дело. Пустим сотню на карманные расходы — и все дела. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Ну?!
— Да позвоню, конечно, чего мне. Есть тут, конечно, того… Но как подумаешь, и в самом деле — ты только себя накалываешь. Ведь будешь Люсьен новую покупать — к четыремстам все равно придется докладывать. Сотню, а то и две…
— Ха, докладывать! Но это уже будет официально, в открытую, заработанное! Их никуда не спрячешь. А тут сотня наша… Нам с тобой — подарок, Наталье — подарок, и Люсьен — подарок, новая шуба. Каково, а?!
— Ловко! — восхитился наконец Юрик Устьянцев, и на сердце у него, кажется, отлегло. — Эй, Павлуша! — крикнул он, щелкнув пальцами, — Павлуша, подойди, пожалуйста! Есть тут кое-что заказать поновей…
В этот вечер Петров вернулся домой поздно. Жена не спала.
Недовольно гремела посудой на кухне.
— Мне никто не звонил? — спросил Петров.
В ответ — еще большее громыхание посудой.
— И вечерней почты не было? — Петров как бы не придавал значения молчанию жены.
Люсьен, протирая посуду, резко развернулась у мойки и насмешливо взглянула на мужа, покачивая с укоризной головой.
— Ах, ах, какие взгляды! — спокойно прокомментировал Петров. Подошел к чайнику, открыл крышку: вода там была. Чиркнул спичкой, поставил чайник на газ. И вышел из кухни. Знал по опыту: больше пока разговаривать не рекомендуется.
Заглянул в комнату сына. Семилетний Виталька, тайная гордость Петрова, спал как убитый. Раскидался в постели, словно совсем маленький: одеяло сбилось в ногах, подушка вообще в стороне. Петров улыбнулся. Подложил подушку под голову Витальке, прикрыл одеялом. Постоял рядом, полюбовался сыном. Виталька как две капли воды был похож на отца, — отсюда все его радости и беды. Когда все было хорошо, Люсьен лелеяла сына; когда ссоры или нелады — Люсьен вымещала зло на сыне, одним видом своим (похожестью на отца) вызывавшем в ней раздражение. Ох, вырос уже Виталька… В первый класс пошел, а собранности никакой. Все в комнате разбросано. Одежда. Инструмент. На столе — в беспорядке книги и тетради. Единственное, что в идеальном порядке, — расставленные шахматы на маленьком столике. Петров еще раз улыбнулся, потеребил голову сына, взъерошил ему волосы. Ждал, видно, отца. Расставил шахматы и ждал. Это у них было заведено с тех пор, как он выучил сына играть в шахматы (с четырех с половиной лет), — каждый вечер по одной, а то и по две партии. Но сегодня не дождался. Сегодня папка загулял. Сегодня у папки важные дела.
Вернувшись на кухню, Петров отключил газ, — чайник вовсю кипел, но Люсьен делала вид, что ничего не замечает. Она вообще не замечала мужа. Он сейчас не числился в списке ее знакомых. А что? Он там шляется бог знает где, а она должна… Да плевать она хотела на него!
Петров налил себе чаю в большую пол-литровую кружку, насыпал побольше сахара, устроился за столом как ни в чем не бывало, смакуя каждый глоток.
— Не напоили тебя там! — не выдержала Люсьен.
— Между прочим, — спокойно произнес Петров, — у меня для тебя новости.
— Знаю я твои новости, за версту несет.
— Так вот, новости такие, — продолжал Петров. — Если тебе, конечно, интересно…
— Ничего мне от тебя не интересно!
— Да? А я думал, новая шуба тебя заинтересует, — небрежно обронил Петров.
— Какая еще шуба? — с подозрением, на всякий случай саркастически усмехнувшись, спросила Люсьен, но все тело ее, незаметно для нее самой, сразу напряглось, подалось вперед. Она присела на стул, напротив мужа, — по другую сторону стола.
— Юрик сегодня говорил: может достать отличную шубу. Спрашивал: нужна? Я сказал: нужна.
— На какие шиши?
— Ну, это уже другой вопрос. Главное решить: нужна тебе новая шуба или нет?
— А ты будто сам не знаешь?
— Да ведь у тебя есть шуба. Неплохая, кстати.
— Ну да, неплохая! Тянет в плечах и в бедрах по швам трещит. Мала давно, а ты все делаешь вид, что нормальная. Другой давно бы купил жене новую…
— Вот я Юрику и ответил: нужна.
— А деньги?
— А что деньги? — пожал плечами Петров и, кстати, пользуясь моментом, спросил: — У тебя к чаю ничего не найдется? Торта там или кекса?
— Ты приносил домой торт? Вспомни, когда это было в последний раз?
— Ну, нет, — значит, нет. Ладно. Обойдемся. — Он продолжал с удовольствием делать глоток за глотком, обжигаясь, но и не думая взять блюдце.
— Ну, а деньги? — Люсьен теперь нельзя было сбить с толку. Она хорошо помнила, о чем идет речь. О шубе.
— Деньги?
— Да, деньги?!
— Можно, например, старую шубу продать.
— Кому она нужна?
— Да она же совсем новая.
— Ну и что — новая? Покупали ее вон за сколько, а теперь сколько дадут?
— Нормально дадут. Я с Юриком говорил.
— А он что, специалист по шубам? Что-то я не слышала раньше.
— Специалист не специалист, а ищет для своей сестры как раз такую шубу, как у тебя.
— Уж прям именно такую? — усмехнулась недоверчиво Люсьен.
— Сестра написала: только американскую. Как у тебя. И размер подходит. Дело теперь в цене.
— Он что, у нас хочет купить? — недоверчиво продолжала жена.
— Если ты, конечно, не против.
— А я потом без шубы останусь?
— Почему? Поставишь Юрику условие: эту продаю, но чтобы к зиме достал мне другую — новую!
— Гм… И за сколько он хочет купить?
— За четыреста.
— Ой, много!
— А чего много? Да я бы с такого крохобора, как Юрик Устьянцев, все пять сотен содрал. Уж во всяком случае — четыре с половиной точно. Знаешь, как он к одной невесте в гости ходил?
— Как? — искренне заинтересовалась Люсьен.
— Можно, спрашивает, к вам в гости прийти? Можно, конечно. И вот приходит наш жених: вместо цветов четвертинку водки принес и сто граммов колбасы. Аккуратно так завернутую в бумагу.
— Ой!.. — рассмеялась громко Люсьен, всплеснув руками. — Да что это он? Ну, нет денег, уж лучше бы правда цветы