у нее шрамы, полученные в странствиях.
Дидона кивает и подает знак троим нетерпеливым молодым копейщикам. Они срываются на бег. Она поворачивается к сыновьям:
– Здравствуйте, дети. Я вижу, ваш отец использовал вас в своих махинациях. Марий, хотела бы я сказать, что удивлена, но ты всегда был настоящим оскорблением для меня. Если какой-то ребенок и заслуживал того, чтобы его забыли в пустыне… Ну а ты, Диомед, меня разочаровываешь. Красться по ночам с дурными поручениями – обязанность асассина из Криптеи твоего отца, а не рыцаря-олимпийца.
– Мама, – говорит Диомед, кивая ей и послушно принимая поцелуй в лоб. Он явно растерян. – Почему ты здесь?
– Чтобы выразить свое несогласие.
Диомед смотрит на солдат, которых она привела:
– А эти люди?
– Эти люди пришли позаботиться о том, чтобы несогласие было услышано, – шипит Беллерофонт.
– Я не с тобой разговариваю, кузен! – огрызается Диомед. Он делает шаг к матери. – Я знаю, что у вас с отцом были разногласия, но это… это переходит все границы. Это непростительно!
– На свете так много непростительного. – Дидона пожимает плечами. – Я всего лишь навещаю своего мужа. Но почему у меня такое ощущение, будто я застукала его с кувшином воды в руках? У него здесь любовница? Выходи, женщина! – Она хмурится. – Что – никого? – Она оглядывается по сторонам с притворным изумлением. – Совсем никого?
– Ты закончила? – цедит Ромул.
– О Ромул, я только-только начала. – Она расправляет плащ и садится напротив него, скрестив ноги.
Мы с Кассием ждем в тени колонны, поглядывая на дверь. Здесь слишком много золотых, чтобы можно было решиться на побег.
– Подожди, – шепчу я ему. – Пусть они разбираются между собой.
Сидеть и смотреть на происходящее довольно неприятно, но новые золотые – наша единственная надежда.
– Ты стреляла по моим кораблям сопровождения? – спрашивает Ромул.
Дидона с невинным видом пожимает плечами:
– Я убираю препятствия со своего пути.
– А моя Криптея?
– Отбракована.
– Ты подняла руку на своего правителя! – шипит Марий. – Вы что, оба окончательно потеряли рассудок?
– Нет, – фыркает Дидона. – Я не теряла рассудок, ты, ядовитая, отвратительная жаба. Это ты его потерял – если он у тебя вообще когда-либо был.
– Мама… – начинает было Диомед.
Дидона поднимает палец:
– Мать разговаривает. – Она оглядывается на мужа, а ее сын-здоровяк опускает голову. – Ты думал, что сможешь сохранить это в тайне? От меня? От совета? Будешь держать взаперти моего талантливого ребенка, и я ничего об этом не узнаю?
– Нам обязательно обсуждать это при всех?
– А что нам скрывать? – Она улыбается. – Ты знаешь, почему она вообще отправилась в Пропасть?
– Потому что ты послала ее туда по своей прихоти.
Его слова застают Дидону врасплох.
– Ты знал… Но не арестовал меня.
– Ты моя жена, – произносит Ромул таким тоном, словно это объясняет все.
Я жду, не проявит ли она как-то свою привязанность. Даже на Луне их любовь превратилась в легенду. Ромул и Дидона, несчастные влюбленные, сжегшие город ради своей любви. Но, похоже, за прошедшие годы их звезда померкла. И теперь Дидона отстраняется от Ромула. На лице ее проступает отвращение.
– Тогда ты трус.
– Возможно. Что тебя злит больше – моя многоликость и непредсказуемость или проявленное к тебе милосердие? – спрашивает Ромул, явно забавляясь.
– Где тот мужчина, за которого я вышла замуж? – шепчет Дидона. – Мужчина, который мог нести мир на своих плечах? Я ищу его, но нахожу лишь изнуренное запуганное существо. Вот в кого ты превратился! Если бы ты был железным золотым, то поверг бы меня в прах.
Ромул равнодушно вздыхает:
– Ох уж эта венерианская болтовня и громкие слова… Ты бродишь по мелководью, дорогая. Перейдем ли мы Рубикон?
Он смотрит мимо жены и обращается к полусотне золотых, последовавших за ней в зал. Еще большее количество толпится в коридоре. Они смотрят сквозь фильтрующие светоотражающие очки. Плащи придают им сходство с собравшимися в тени дьявольскими нетопырями.
– Дети Пыли, вы явились к своему правителю незваными, при оружии и прячете глаза, словно отребье орды. Положите оружие и преклоните колени.
Они не подчиняются.
– Я сказал – на колени!
Никто не шевелится.
– Значит, так оно и есть, – говорит Ромул. – Alea iacta est[10].
– Ты правитель, а не король, любовь моя, – говорит Дидона. У нее испортилось настроение. – Ты позабыл об этом, как и старая сука Луна. – (При таком упоминании о бабушке моя кровь вскипает, хоть оно не лишено справедливости.) – Забыл, что тебе полагается подчиняться воле лордов лун, от Ио до Титана. Когда ты удалился сюда, верные окраине люди захватили контроль над Сангрейвом. Они выступают против твоих преторов на кораблях, твоих императоров[11] в казармах. К рассвету патриоты будут полностью контролировать Ио, и я, как ее защитник, буду исполнять свои обязанности, пока не подойдет время избрать нового правителя.
Ромул сочувственно улыбается:
– Ты можешь захватить Ио, но не сумеешь ее удержать. Люди не забудут, откуда ты родом. Не забудут, что ты была гахья, прежде чем я сделал тебя своей женой.
– Вот только не надо тут…
– Кровь моих предков орошала эту луну. Их руки придали ей форму. Она наша, а мы – ее. Ты не Раа, несмотря на своих детей. Это я делаю тебя Раа. – Оскалившись, Ромул подается вперед. – Ганимед, Каллисто, Европа – все они обрушатся на тебя, а потом придут Норво и остальные, и ты потеряешь свою и мою жизнь понапрасну.
– Возможно.
– Серафина ничего не нашла.
– Это факт? – Дидона смотрит на мужа сверху вниз, а десяток ее солдат-золотых подходит ближе. – Ромул Раа, ты арестован. – (Я жду, что она произнесет слово «измена», как это сделал Ромул, но этого так и не происходит.) – Беллерофонт, взять его!
Беллерофонт в окружении своих людей выходит вперед. Диомед срывает гасту с пояса, и она превращается в двухметровое копье. Он направляет острие черной полосы на кузена.
– Аэвий, Беллерофонт, как бы я ни любил вас, сделаете еще шаг – и станете пищей для червей.
– Да ладно, кузен. Не будь таким воинственным, – говорит Беллерофонт.
Но Диомед не отступает.
– Сын… – шелестит Дидона. – А как же долг перед уставом? Твой отец нарушил его…
– Защищая Серафину?
– Другими прегрешениями.
– Доказательства?
– Скоро будут.
– Этого недостаточно. – Диомед не трогается с места.
Дидона вздыхает:
– Разоружите Диомеда. Убейте всех, в ком нет драконьей крови.
Люди Дидоны колеблются и в поисках уверенности посматривают на Беллерофонта. Тот кивком посылает их вперед, и они как один приближаются к Ромулу и его защитникам, держа обеими руками над головой длинные клинки. Диомед подносит жесткое лезвие к губам. Он закрывает глаза и целует металл. Потом его