— Да, Мими, — более четко отвечаю я. — Членские взносы внесены, и я уже связалась с некоторыми другими участниками через социальные сети, чтобы наладить отношения.
— Социальные сети…
— Требование времени, — поддразниваю я, доедая небольшую порцию зелени.
Но она отмахивается от меня и поднимает бокал.
— О, я знаю. Я просто скучаю о днях уединения и возможности совершать ошибки без зрителей.
Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, и широко улыбаюсь. Старые люди часто говорят подобные вещи, словно упадок общества произошел с появлением «Фейсбука».
— Кстати, — снова начинает Мими, смотря на мою мать, — ей нужно удалить свою историю в «Твиттере», и я хочу получить доступ ко всем секретным аккаунтам, Клэй, — она пронзает меня взглядом. — Не думай, что мы не знаем об их существовании.
Мои плечи опускаются, но я снова расправляю их, приходя в себя. Я не собираюсь показывает ей свои секретные аккаунты. Это она сказала мне, что у меня могут быть секреты.
— Я читала статьи, — говорит она маме, когда Такер принес следующее блюда. — И эксперты предлагают периодически удалять историю, чтобы избежать каких-либо неудобств в будущем. Людей увольняют из-за плохого твита восьмилетней давности.
Я сдерживаю стон. Почему моя бабушка такая инициативная?
— Тебе нужно думать о своем будущем, — указывает она. — Твой муж и дети могут попасть под влияние какой-нибудь глупости, которую ты сказала в этом возрасте.
Мама кивает, но Мими останавливает ее:
— Тебе тоже стоит это сделать.
Мама замирает, но проглатывает возражение с глотком воды. Я чуть не фыркнула. Одна из причин, по которой я люблю приходить на эти ужин, это смотреть на то, что моя мама все еще находится под каблуком у своей матери, как и я у нее.
Но потом я представляю себя через двадцать лет, сидящую на мамином стуле, а ее на стуле бабушки, моя дочь сидит на моем месте. У каждой женщины за этим столом есть свои секреты. Что будет скрывать моя дочь?
— Фуа-гра, — обращается мама к Такеру. — Потрясающая.
— Я передам Пегги.
Его жена — шеф-повар, но я не съела ни кусочка. Это блюдо бесчеловечно, и я знаю, что моя бабушка нарочно бросает мне вызов.
— У меня есть платья, которые ты можешь примерить для бала, — говорит она, разрезая утку.
Мама кашляет и делает глоток воды, чтобы прочистить горло.
— Мам, у нас есть платье.
Но Мими просто смотрит на меня.
Че-е-е-ерт.
Мама вздыхает.
— Что ты с ним сделала, Клэй?
Откуда об этом узнала бабушка? Меня так и подмывает бросить Лив здесь под автобус, но меня переполняет внезапное желание защитить ее любой ценой.
Я просто молчу, зная, что моя мать ничего не сделает, чтобы привлечь меня к ответственности.
Ухмылка кривит губы Мими, когда она подносит бокал к губам и снова встречается взглядом с моей мамой.
— Никогда бы не подумала, что растить одного ребенка будет сложнее, чем четверых, — усмехается она.
Мама сжимает челюсть, у нее и ее троих братьев и сестер гораздо меньше проблем, чем у меня, и я со своего места чувствую, как напрягается каждая мышца в ее теле.
Протягивая руку под столом, я засовываю ее под юбку и сжимаю бандану, выдыхая.
Спустя три часа и четырнадцать минут я хватаю свой телефон с подноса в столовой, надеваю ботинки и выхожу из дома. Мои шнурки волочатся по земле, и я открываю приложение «Убер», чтобы сбежать отсюда, пока они думают, что я иду за чем-то из машины моей мамы. Ужин длился еще целый час с десертом и был больше похож собеседование на роль для Омега Чи, чем на разговор. Затем мы примерили платья, и я просто позволила маме — с одобрения Мими, конечно, — выбрать платье из шармеза А-силуэта без бретелек с шифоновой драпировкой. На самом деле, довольно симпатичное, но я все равно чувствовала себя в нем глупо.
Заметив кусты роз Мими, я быстро сгибаю стебель взад и вперед, отламывая его, избегая шипов.
— Молодой человек? — слышу я голос Пегги.
Я поднимаю голову и замечаю повара, стоящую на балконе надо мной. Я отступаю назад, чтобы она не увидела меня, и смотрю на подъездную дорожку, где Трейс Джэгер загружает ржавый фургон Форд. Он одет только в джинсы, его спина покрыта потом, несмотря на то что солнце село час назад.
— Надень рубашку! — ругается она.
— О, детка, — скулит он, и мои глаза расширяются.
— Немедленно, я сказала!
— Но ты такая горячая, мне жарко, — он вытягивает руки, как будто он Ромео, поющий серенаду Джульетте. — Посмотри на меня, я промок насквозь.
Я закрываю рот рукой, чтобы заглушить смех. Жена дворецкого не только готовит, но и практически воспитала мою маму, тетей и дядей. Она также пять лет служила медсестрой на флоте. Она не стерпит подобное дерьмо.
— Ты мерзавец, — ругается она.
— Конфетка, — воркует он снисходительным тоном, но при этом улыбаясь.
— Дикарь!
— Единственная!
— Горилла!
— Милый, медовый пирожок!
Я фыркаю, почти умирая.
— Обезьяна! — кричит она.
— Лютик.
— Тьфу!
Затем я слышу, как хлопает дверь, и позволяю себе рассмеяться. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так с ней разговаривал.
— Знаешь… — с этими словами я выхожу из-под балкона и направляюсь к нему через подъездную дорожку. — В один прекрасный день она решит, что твои скульптуры из живой изгороди того не стоят, и тебя уволят.
— И быстро осознает свою ошибку. — Он вытаскивает свою рубашку, чтобы насухо вытереть спину, а не надеть на себя. — Она любит меня.
Конечно. Я смотрю на кучу инструментов в кузове фургоне, все, что ему нужно для ландшафтного дизайна сегодня. Остальная часть команды уже ушла.
— Ты можешь подвезти меня до школы? — спрашиваю я, оглядываясь на дом. — Быстро?
Прежде чем меня поймают и прежде чем я опоздаю. Уже начало восьмого.
Он открывает мне дверь, и я запрыгиваю в машину, запах ржавчины и грязи сразу же обрушивается на меня.
Но я закрываю дверь и жду, пока он обойдет фургон и сядет на водительское сиденье.
Рваная искусственная кожа впивается в заднюю часть моих бедер, и я нахожу место для ног среди пакетов с едой навынос и пустых банок из-под содовой на полу.
Трейс садится, заводит фургон и включает радио, выезжая с подъездной дорожки, как будто не знает, что ему нужно остановиться и подождать, пока откроются ворота.
Как только мы оказываемся на проезжей части, он опускает стекло, и я делаю то же самое, ветер проносится по кабине.
— Так, ты тоже хочешь, чтобы я надел рубашку? — спрашивает он.
Я перевожу на него взгляд, не видя рубашки в поле зрения, так что я не знаю, как он собирается это сделать.
— Даже не заметила, да? — дразнит он, закуривая сигарету. — Похоже, мне не нужно волноваться, что ты просто играешь с моей сестрой.
Трейс выдыхает дым, когда кончик сигареты становится оранжевым, и мне даже хочется попросить у него одну.
— Я замечаю парней. — Я машу рукой в воздухе, разгоняя дым. — Однако твой пот и вонь превосходят любую привлекательность.
— Я могу принять душ. — Он смотрит на меня. — Хочешь помочь?
Помочь ему сходить в душ?
— С ума сошел? — спрашиваю я. Мой гнев усиливается из-за того, что он будет приставать, хотя знает, что я встречаюсь с Лив. Я не считала его дерьмовым братом.
— Я не доверяю тебе, — сообщает он, выключая музыку и набирая скорость. — Думаю, ты обидишь ее. Думаю, ты поставишь ее в ситуацию, которая ее опустошит.
Трейс думает, что знает меня.
— Она ведет себя жестко, но все люди одинаковы, — продолжает он. — Они просто хотят кого-то любить, и когда Джэгер привязывается, это происходит так же быстро, как щелкает тумблер, Клэй. Это будет внезапно, и она не сможет его выключить.
Мое сердце трепещет, и я сама себе удивляюсь. Я не чувствую этого от Лив, но после его слов мне хочется ощутить это.
— Я не хочу обижать ее, — говорю я.
— Но ты прячешь ее.
Я хмурю брови. Каждый человек в какой-то момент страдает от любви. Это не входит в мои намерения, но кто знает, куда нас заведут следующие несколько недель. Я просто хочу ее здесь. Сегодня. Сейчас. С ней. Будущее неопределенно. Зачем беспокоится о нем.