она действительно умеет преодолевать трудности походной жизни. Она будет шагать пока не упадет или пока эта погоня наконец не закончится…
Погоня…
Погоня ли?
Нет. Не думаю. Да и никто из нас так не думает. Родовую гробницу осквернили много дней назад. За утро мы не наткнулись на новые следы и продолжили путь лишь благодаря скупому вескому слову Часира — когда бы они здесь не прошли им придется пройти Йокнукхуром. Искренне говоря, я не был уверен, что расслышал правильно, но мне хватило той уверенности, что звучала в словах старого горца.
А еще через пол лиги извилистого выматывающего пути, мы уперлись в то, что бесстрашно вставший на самом краю Часир назвал удивительно просто — река Жамгр. Вслушавшись в очень далекий, но все же знакомый рокот, я сделал осторожный шаг и встал бок о бок со стариком, чьего сына я убил. У носков моих мокрых сапог начиналась рокочущая бездна…
Ущелье? Нет. И да. Но вернее назвать это старым руслом. Изогнутое длинной дугой узкое русло, чья глубина была неимоверна. До противоположного края вроде как рукой подать, но это впечатление обманчиво — тут никак не меньше двадцати локтей. Не перепрыгнуть. Не спуститься и не взобраться по обледенелым и будто бы вылизанным гладким скальным стенам.
— Жамгр — повторил Часир и указал вниз — Голодная река.
На далеком дне узкого русла шумела узкая быстрая река. Мелькали тащимые ей камни и куски льда, что разбивались о выступающие бугры. То и дело река раздваивалась, а то и расстраивалась, чтобы оббежать особо крупные препятствия на своем пути, что несли на своих каменных боках глубокие трещины и сколы — речные воды безжалостны. Рано или поздно они проточат себе путь. Как вон там, где над водой виднелись каменные уродливые арки. Река пробила себе путь сквозь них…
— По нашим легендам раньше это была вечно голодная змея Жамгр, что никак не могла насытиться. В те времена день был короток, а ночи длинны. Змея охотилась лишь ночью, преследуя последних выживших жалких людишек. Последнее племя беглецов… Жамгр настигала… и каждую ночью пожирала еще нескольких беглецов. Сюда, к подножию Трорна добрались жалкие десятки из некогда великого племени. И это спасло их — Жамгр не понравился здешний холод, что замедлил ее движения. Но она продолжила преследование пока особо лютый мороз не сковал ее гигантское серебристое тело… Она замерла в неподвижности, уставив перед собой поблескивающие черные глаза… в них и вонзились копья отважных воинов, что ослепили злобную тварь. Вскинувшись, изогнувшись, ударив, она убила храбрецов, но умерли с улыбками радости, зная, что ослепшей змее будет нелегко отыскать свои жертвы. Они не ошиблись. Жамгр так страдала от страшных ран, что попыталась найти укрытие в кане. Ударив всем телом, она выбила себе глубокое ложе и затихла в нем. Ложе оказалось ее могилой… последовавшие зимние морозы убили чудовище и превратили его тело в огромный кусок льда, что растаял с приходом последнего месяца следующего лета…
— Я запишу эту легенду — сильга не решилась подойти к самому краю, оставшись позади меня и, смешно вытянув шею, пытаясь заглянуть в глубину русла — Но разве это не сказка?
— Для нас — не сказка — беззлобно ответил Часир, взглянув на девушку с неожиданной симпатией — Я часто рассказывал ее сыновьям и внукам. Наши предания гласят, что прежде Жамгр была человеком. Женщиной. Той, кому всего было мало. Той, что никак не могла насытиться. Из-за своей ненасытности она обратилась в огромную злобную змею, что принялась преследовать и пожирать собственный народ. Горы спасли наших предков. И мы, их потомки, остались в этих горах и пронесли сквозь поколения мудрость о том, чем опасна ненасытность.
— Вот! — неожиданно воскликнула сильга — Я вспомнила! Я уже слышала это имя — Жамгр! Слышала?… Нет! Я читала о нем в старых хрониках!
— Расскажешь? — попросил я, глядя в пенящуюся вокруг темных камней воду внизу.
— Расскажу. Но история… не из приятных.
— Другого и не ожидал — вздохнул я и повернулся к внимательно слушавшему Часиру — Спасибо за историю, добрый Часир. И за мудрость.
— Есть и еще одна мудрость, в которую неистово верил мой дед… ей же во многом придерживался и мой отец…
— А ты?
— Я? Что ж… времена меняются, Рург. Меняются и люди. Я… я не знаю. Но у меня есть причины верить в эту мудрость… Старая горская мудрость гласит — из долин внизу приходит лишь ненасытное зло.
Мысленно повторив эти нелестные слова, я пожал плечами, отчего с плеч куртки сорвались снежные хлопья и признался:
— Не ожидал…
— Не обижайся, Рург. Как я и говорил — времена меняются. Отныне к Трорну ведут не узкие тропки, а широкие торговые пути… люди гор и долин отныне живут бок о бок…
— Алый Король Аршах Безжалостный — тихо произнесла сильга, сделав крохотный шажок вперед.
Тревожно глянув на окаменевшее лицо Часира — вот уж какого долинного короля не следовало поминать в этом месте — я пробормотал:
— Горцы не любят вспоминать о…
— Пусть продолжит! — оборвал меня старый горец.
— Отродье Жамгр — вот как называли его горцы в те времена — ответила Анутта — Так записано в сестринских хрониках тех лет.
Часир тяжело кивнул:
— Да. Проклятый отпрыск Жамгр… кровь от крови ее…
— Нам надо идти дальше — напомнил я, отступая от края глубокого ущелья — Эта река тянется до самого пика?
— И уходит выше — неохотно ответил мне один из молодых горцев, упорно не глядя мне в лицо — Реку Жамгр можно пройти только Йокнукхуром — повернувшись, он вытянул руку и уставил ее в сторону нависшего над нами пика.
Вглядевшись, я невольно ахнул и подался вперед всем телом. Глаза обманывают меня? Да нет же… рядом раздалось потрясенное оханье сильги, ее пальцы с силой стиснули мое запястье:
— Ледяной сказочный мост! — выдохнула она — Настоящий!
— Да уж — невольно признал я — Сказочный мост…
Почти у самой скалы глубокое русло пересекал белоснежный арочный мост. Ледяные шипы, колонны и огромные сосульки служили ему лучшим украшением, а сам он был настолько высок, что выглядел слишком крутым даже для пеших путников. Да… вот такие мосты рисуются умелыми художниками в старых сказках… а еще в этих сказках говорится, что пересекшие такой мост окажутся в другом мире и никогда боле не вернутся назад…
По въевшейся привычке я то и дело оглядывался и заметил потрясенные лица молодых горцев. Они здесь впервые. И увиденное поразило их столь