Когда Ханне вошла в конференц-зал, все уже были на своих местах, но сегодня даже Линда выглядела мрачно. Губы её высохли и растрескались, а тонкая кожа под глазами просвечивала голубым. Она больше не шутила о своем «малыше» из одеял или о намерении переехать в Эстертуну.
Лео сидел молча, держа подушечку снюса в руке. Его худое тело согнулось над столом, взглядом он уставился в пол, а жидкие волосы выглядели давно не мытыми и нечёсаными.
Роббан откашлялся.
— По причине, которая всем вам, без сомнения, известна, наблюдение за Берлинпаркен прекращено, — объявил он.
— Я считаю, это большая ошибка, — сказала Ханне. — Он снова нападёт.
Роббан поднял руку, призывая её замолчать, но Ханне упрямо продолжила:
— Стали бы вы прерывать операцию, если бы нападение ожидалось не в Эстертуне, а в одном из благополучных предместий? Если бы Болотный Убийца распинал представительниц высшего класса, а не несчастных одиноких матерей?
— Это не имеет отношения к делу, — отозвался Роббан.
— Правда? Отлично, мне всё ясно. Кучка распятых женщин из нищего района, переполненного приезжими, конечно, ни в какое сравнение не идёт с убийством премьер-министра Швеции.
— Достаточно! — взревел Роббан. — С меня достаточно твоих советов. И твоего так называемого профилирования. Мы угробили на это два месяца работы, и больше я не могу тратить время. К тому же, Хансу Хольмеру с командой нужны парни на подмогу.
Ханс Хольмер — начальник полицейского управления Стокгольма, вот уже неделю как взял на личный контроль расследование убийства Улофа Пальме. Точно сказать, при каких обстоятельствах ему это было поручено, не мог никто, но злые языки поговаривали, что Хольмеру важнее было регулярно появляться на многочисленных транслируемых по телевидению пресс-конференциях, нежели собственно руководить расследованием.
— Это не обсуждается, — припечатал Роббан и впервые за долгое время встретился взглядом с Ханне.
Ханне долго смотрела на него испытующим взглядом. Ей показалось, что в загорелых чертах Роббана проглядывало некое довольство. Ханне вспомнилась дискуссия, которую несколько недель назад вызвали представленные ею выводы. Когда Ханне заявила, что преступник мог ощущать себя оскорблённым своими жертвами.
Ханне тогда отметила хорошо замаскированное сомнение в голосе Роббана:
«Но если кто-то не хочет идти на свидание, разве такой мелочи достаточно для убийства?»
«Ты тоже чувствуешь себя оскорблённым, — подумала Ханне. — Оскорблённым и униженным моим отказом».
— Можешь прийти завтра и забрать свои вещи, — продолжал Роббан, кивая в сторону Ханне. — Впоследствии, я полагаю, нам больше не понадобится твоя…
Он взял театральную паузу и возвёл глаза к потолку.
— …твоя так называемая помощь, — заключил он.
— Всё ясно, — ответила Ханне.
— Отлично.
В помещении повисла тишина.
Роббан прокашлялся.
— Ты разыскал этого фон Бергхоф-Линдера? — задал Роббан вопрос, обращаясь к Лео.
— Да. Вообще-то, я с ним вчера беседовал. Он работал в Службе Государственной Безопасности — в сороковые это была предшественница СЭПО. Он хорошо помнит события в Болоте, но утверждает, что никогда не подозревался в убийстве и даже не был допрошен. И не помнит разговора ни с каким Фагербергом.[29]
— Странно, — сказал Роббан. — Где он сейчас живёт и сколько ему лет?
— Семьдесят шесть. Проживает в небольшой квартире на площади Юрхольм. Но — и сейчас это особенно актуально — вырос он в Эстертунской Усадьбе.
— В Эстертунской Усадьбе?
Роббан подался вперёд всем телом.
— Да, в бывшей дворянской усадьбе, которая была экспроприирована, когда в конце пятидесятых строился центр Эстертуны. Земля определённо принадлежала фон Бергхоф-Линдерам. Им до сих пор принадлежат там обширные угодья. Они десятилетиями ссорятся с коммуной, требуя прекратить эксплуатацию Эстертунских угодий.
— Это может быть просто совпадением, — сказала Линда.
— Я не люблю совпадения, — огрызнулся Роббан. — Но семьдесят шесть лет! Боже мой, вряд ли он может иметь отношение к двум последним убийствам. И даже если он замешан в убийстве в Кларе, срок давности давным-давно вышел.
Роббан немного помолчал.
— Вчера мне звонил Фагерберг, — неожиданно произнес он.
— Чего он хотел? — спросил Лео.
— Он сказал, что много размышлял. Что он пришёл к выводу, что Болотный Убийца рассматривает себя как некий светоч совести, призванный наказать беспутных женщин. Поэтому он считает, что нам следует сосредоточить поиски на религиозных кругах.
Лео фыркнул.
— Ты спросил, что он забыл около Берлинпаркен?
Роббан кивнул.
— Он подтвердил, что был там. Сказал…
Роббан взял короткую паузу, почесал голову и продолжил:
— …что боялся, мол, Болотный Убийца поселился у него в голове.
По выражению лица Лео было сложно что-либо понять.
Роббан продолжал.
— Потом я спросил, почему в материалах дела отсутствовала информация о том, что Бритт-Мари приходилась дочерью полицейской сестре, которая обнаружила первую жертву убийства в Кларе.
— И что он ответил? — спросил Лео.
— Что не посчитал этот факт достойным упоминания. Что не видел возможной связи между преступлениями. Но лично мне кажется, что он просто не хотел лишиться инспектора. Потому что если бы этот факт был предан огласке, она больше не смогла бы работать над делом.
— Ну и гнилой старикашка, — прокомментировала Линда.
— Опустим это, — оборвал её Роббан.
Он глубоко вздохнул и потянулся к стопке документов, лежавшей на столе. Пролистал несколько и покачал головой.
— Это звонки на горячую линию? — догадался Лео.
Роббан кивнул.
— Всякая ерунда, если честно. Но мы должны проверить всё. Линда, одна дама из центральной Эстертуны утверждает, что её сосед себя подозрительно ведёт. Включает по ночам громкую музыку и иногда носит какую-то «грабительскую» шапочку. Можешь съездить поговорить со старухой?
— Конечно, — отозвалась Линда, принимая из рук Роббана листок с адресом. — Я займусь этим завтра. Сегодня я записана к врачу.
Роббан кивнул и перевёл взгляд на Лео.