– Не беспокойся, – сказал он ей на ухо. – Это просто хорошее настроение. После первых двух чаш я распорядился разводить вино водой. И мне дешевле выйдет, – пошутил он. – Да и я сегодня не хотел бы перебрать. – Он провел рукой по ее ягодицам, доказывая, что не так уж он трезв, как хочет казаться.
Матильда засмеялась и оттолкнула его.
– Посмотрим, – сказала она и присоединилась к женщинам.
Джуд привели в главную спальню, которая обычно отводилась Симону и Матильде. Женщины торжественно раздели Джуд и расчесали ей волосы. Видя, как она дрожит, Матильда, пока они ждали мужчин, завернула ее в накидку на бобровом меху.
– Все будет хорошо, – прошептала она и поцеловала сестру в висок.
– Я знаю, – кивнула Джуд, нервно улыбаясь. – Сибилла мне все рассказала… как когда-то тебе. Если бы на ее месте была мама, я была бы невиннее новорожденного ягненка. А если бы я поверила всему, что говорил Ранульф до свадьбы, то уже не была бы девственницей.
После этих слов напряжение спало, и они обе принялись хихикать. Поднятые в возмущении брови матери только раззадорили их.
За дверью послышались тяжелые шаги, затем удары кулаков по дереву. Громкие голоса потребовали, чтобы их впустили, перемежая эти требования сальными шутками. Джудит нахмурилась еще больше, отодвинула в сторону служанку и сама отомкнула щеколду, широко распахнув дверь.
– А я думал, что драконы горячие, а не холодные, – невнятно произнес брат Ранульфа Роже, слегка покачиваясь.
Ранульф поклонился Джудит и сумел удержаться на ногах, что говорило о том, что он не так уж пьян.
– Мадам, – обратился он к ней, – я пришел потребовать свою невесту.
Матильда заметила, что, кроме плаща Симона на медвежьем меху и сапог, на нем ничего не было.
– Обращайся с ней хорошо, – предупредила Джудит. Ее голос прозвучал на фоне этого шумного веселья, как удар кнута. – Иначе будешь иметь дело со мной. – Она жестом предложила другим мужчинам зайти и прикрыла нос рукавом от запаха перегара.
– Я буду ласков с ней всю жизнь, – пообещал де Тосни, не сводя глаз со своей молодой жены. – Почему бы и нет, ведь она красива, у нее есть земли и она зажигает мое сердце?
– Ты удивишься, если узнаешь, сколько мужчин охладевает, как только забудут вкус сорванного фрукта, – ответила Джудит.
– Но не я, – заверил ее Ранульф.
Джудит сурово взглянула на него и уступила место священнику, который должен был благословить пару и брачную постель.
Выполнив ритуал, Ранульф поднял невесту на руки и положил на постель под громкие поощрительные возгласы.
– Сегодня я обойдусь без посторонней помощи, – заверил он и бросил плащ Симону.
– Ну, крикни, если что, – усмехнулся Симон.
Еще немного посвистев и отпустив пару двусмысленных замечаний, гости потянулись прочь из спальни, давая последние советы.
Вино продолжало литься рекой, с кухни едва успевали подавать на стол всяческие яства. Симон и Матильда смешались с толпой гостей, которые и не собирались уходить. Матильда потанцевала с графом Хью Честерским, отбиваясь от его назойливых ухаживаний, и наконец укрылась от него в объятиях своего дяди Стефана. Он был всего на два года старше ее. Пышной гривой светлых волос, ледяными голубыми глазами и ямочкой на подбородке он напоминал своего отца. Люди говорили, что он единственный в роду Вильгельма Нормандского, кому подошла бы корона.
– Не смей называть меня дядей, – попросил он, когда они начали старательно выводить фигуры танца. – А то я чувствую себя седобородым стариком. Лучше кузен.
– Хорошо, что ты приехал, – улыбнулась Матильда. Ей нравился Стефан. А мать избегала его весь вечер.
Он поклонился.
– Мило, что вы меня пригласили, – галантно отозвался он. – Было время, когда мои родители мечтали получить твои земли в качестве моего наследства. Так что я бы понял, если бы ты старалась держаться от меня подальше.
– Мы всегда будем тебе рады, – заметила Матильда. – Мой муж достаточно уверен в себе, чтобы не бояться угроз. Кроме того, – добавила она, быстро оглянувшись, чтобы удостовериться, что мать не может слышать, – мы же не наши родители.
– И слава Богу! – обрадовался Стефан и быстро добавил: – Я не стану ничего говорить против своей матери, да упокоит Господь ее душу, и против отца, раз его здесь нет и он не может возразить… но я не настолько властолюбив и тщеславен, как они.
– Ну, я думаю, честолюбивые мечты есть у всех, – возразила Матильда. – Только разные. Возможно, если бы тебе не подавали бы все на золотом подносе, ты был бы голоднее.
Он нахмурился, хотел не согласиться, потом задумался.
– Наверное, ты права. Моя мать всегда старалась забыть, что ее мать была прачкой, а отца лишили его земель в Шампани. Со мной все иначе. Я имею все, что пожелаю. Если я чего-то хотел, так это угодить им. – Он прищурился, став еще симпатичнее. – Как насчет твоих желаний, кузина?
Матильда улыбнулась.
– Тут все просто. Не заснуть, пока все сегодня благополучно не закончится. – Она уже научилась у Симона, подумала она, обходить неудобные вопросы и скрывать то, о чем не хочется говорить.
Танец кончился, и они разошлись. Хью Честерский уселся в углу, усадив на каждое колено по девушке и широко расставив ноги. Матильда не пошла в ту часть зала. Симон увлекся разговором с аббатом Ингалфом из Кроуленда, а ее мать беседовала с родственниками де Тосни. Матильда медленно двигалась среди гостей. Слово тут, улыбка там… Чего она хочет? Жить, не оглядываясь через плечо на прошлое. Быть окруженной любовью – теплой, как зимняя мантия. Вот это уже другой вопрос.
Она не знала, что Симон с аббатом беседуют на ту же тему.
– Я повидал разные и странные времена, – говорил аббат, двигая ногой, чтобы облегчить боль в суставе. – Я был письмоводителем при дворе короля Эдуарда и именно там я научился многому, что пригодилось мне сейчас. И узнал нормандцев. – Он холодно взглянул на Симона. – Мне это помогло, я понял, что в глазах Господа мы все одинаковые.
– Верно, – вежливо согласился Симон. Он устал от аббата, да и время уже было позднее. Он сжал зубы, чтобы подавить зевоту.
– Когда король Эдуард умер, я оставил королевскую службу, – продолжил Ингалф, приложившись к кубку и явно настраиваясь на долгий разговор. – Гарольд Годвинссон отдавал предпочтение своим людям, а я был молод, и мне не сиделось на месте. Я много ездил с королем Эдуардом и узнал в юности об Англии больше, чем некоторым удается узнать за целую жизнь, но это только усилило мою страсть к путешествиям. На службе при дворе для Господа оставалось мало времени, так что я собрал свой мешок, взял посох и стал паломником.