Владимир Николаевич Владко
Фиолетовая гибель
Моей жене Марине
1
Клайд не спешил.
Он спускался ставшей уже привычной тропкою по склону, заросшему огромными листьями папоротника и колючими ветками кустов, название которых Клайд так и не успел выяснить за несколько прошедших дней. Собственно, в этом и не было особой надобности, так как кусты отличались только острыми шипами, безжалостно царапавшими руки, если пробовать их раздвигать, и больше ничем. Склон уходил вниз на добрый десяток метров, и там, в густой тени разросшихся кедров, дробились о гальку берега мелкие, вечно куда-то спешившие волны горной речушки. Наверно, в половодье, весной или осенью, эта речушка вовсе не была такой мирной, как летом, когда жаркое июльское солнце Айдахо успело уже иссушить все горное плато. И тогда она, должно быть, разъяренно бурлила, заполняя все русло, затопляла большие кедры и швыряла об их стволы отшлифованные стремительным течением валуны. А потом вода уходила — так всегда бывает в горных реках! — и постепенно обнажались размытые края русла с нанесенными на них валунами, не успевшими скатиться вниз. И воды, вероятно, уже не хватало даже на промывку драгоценного песка, который когда-то ожесточенно добывали в летние месяцы заросшие бородами золотоискатели.
Клайд усмехнулся.
Давно это было, и залежи, и шурфы с песком, и бородатые золотоискатели, где-то в конце прошлого столетия. А может быть, здесь искали и не золото, а серебро, которое открыли лет двадцать спустя? Впрочем, нет: если бы тут были залежи серебра, их бы так не бросили. Насчет этого Клайд был уверен: если в штате Айдахо, где добывается больше серебра, чем во всех остальных штатах Америки, компании не наложили руку на этот район, значит, тут нет и признаков серебра. А неплохо было бы все-таки что-нибудь отыскать здесь! Мало ли что может оказаться в недрах богатой американской земли. Жаль только, что навеки прошли времена энергичных золотоискателей: теперь поиски полезных ископаемых ведут не они, а машины и целые экспедиции ученых-специалистов. Черт возьми, очень жаль!
Скучноватые времена настали. Человеку нужно пробиваться сквозь жизнь, как сквозь эти колючие кусты: пока дойдешь до желанной реки, чтобы отдохнуть в прохладной тени, обдерешь все руки. И ничего с этим не поделаешь, потому что человек всегда чем-нибудь недоволен. Хоть чем-нибудь, а недоволен. Впрочем, если вдуматься, то это даже хорошо.
В конце концов, все изобретения и технические усовершенствования происходят из-за такого человеческого недовольства тем, что уже сделано. Весь прогресс идет отсюда, вот что.
Недавно они малость поспорили. Это было после ужина, когда Клайд и Фред с удовлетворением закурили сигареты, а Джеймс сосредоточенно разжег свою черную трубку. Он считает, очевидно, что так получается солиднее: больше идет к его кудрявой бородке и серьезным очкам без оправы. Да и эти очки он стал носить не из-за близорукости, в них и фокуса почти нет, а просто потому, что в них не так заметен прямо-таки полудетский взгляд его всегда чем-то изумленных голубых глаз. Конечно, для человека, которому позарез хотелось бы стать ученым, так выходит куда солиднее. Во всяком случае, для людей, которые не знают Джеймса вдоль и поперек, как Клайд и Фред.
Так вот, в эти блаженные минуты приятного ничегонеделания Фред вдруг лениво проговорил:
— Все идет от лени.
Клайд удивленно приподнял брови, а Джеймс с интересом спросил:
— Ты о чем? Все равно посуду придется мыть тебе.
Фред закинул руки за голову, попыхивая сигаретой.
— Мне жаль тебя, Джеймс. Вместо того чтобы поддержать философское направление беседы, которая еще даже и не началась, ты банально рассуждаешь о прозаическом мытье посуды.
— А при чем тут философия? — осведомился Клайд.
— Всякая попытка познать сущее и ввести его в рамки человеческого понимания представляется мне философской, — несколько напыщенно проговорил Фред, продолжая изучать созвездия над головой.
Это было на него похоже: иногда на Фреда Л. Стапльтона находила такая велеречивость, особенно когда делать было нечего и он не занимался коммерческими расчетами относительно неимоверной выгодности биржевых операций, которыми он обязательно бы занялся, будь у него доллары. К сожалению, они так и не появлялись. И это Клайд и Джеймс тоже хорошо знали.
— Ну, давай твою философию, — сказал уже со значительно меньшим интересом Джеймс. — К чему сводится данная попытка?
— Только попроще, Фред, на уровне людей, занятых пищеварением, — добавил Клайд. — И так, чтобы это не касалось мытья посуды, которое все же обязательно предстоит тебе.
— Мне жаль вас обоих, примитивные братцы-кролики. Ни о каком мытье посуды речи не будет…
— Вот это уже хорошо, — удовлетворенно отметил Клайд.
— Я просто хотел довести до вашего сведения, что мир и человеческий прогресс целиком зависят от лени, — продолжал Фред.
— Высокоинтересная философская концепция, — заметил Джеймс. — И давно у тебя это… гм… заболевание?
— Попытка острить, достойная амебы, дорогой Джеймс. Мне кажется, что ты с твоими знаниями почти ученого мог бы занять позиции, допустим, солитэра или другого безпозвоночного червяка…
— Ну-ну, ты не очень, — не нашелся Джеймс. Он всегда терялся при таких грубоватых атаках.
Клайд решил вступиться за него.
— Ты лучше бы по сути, Фред. Что это за студенческая перебранка, к чему? — сказал он.
— Да я же и хочу по сути. Человеческий прогресс полностью зависит от человеческой лени, — невозмутимо продолжал Фред. — Вот примеры. Ходил человек пешком, и все было бы хорошо, если бы не лень. Зачем ходить пешком, утомляться? И человек впряг в экипаж лошадь. Поехал на лошади. Оказалось, медленно. Тогда был изобретен паровоз. Ну ладно. Но лень человека превыше всего: поезд тоже показался медленным. Началась эпоха изобретения самолета. Дальше, дальше, быстрее… И вот уже сейчас летают реактивные самолеты, как это называется, со скоростью больше звуковой. А может быть, скоро и этого будет мало, человек полетит на ракетах… Раз-два — и пассажир из Чикаго оказывается прямо в Австралии. Скажем, за полчаса. А кому, в общем, это нужно? Формулирую вывод: все идет от лени, присущей человеку. Понятно, кролики?
Он повернулся на бок, взял из костра тлеющую ветку и зажег погасшую во время этого монолога сигарету.
Джеймс возмущенно заявил:
— Исключительно пошлое рассуждение! По-твоему выходит, что нет никаких благородных импульсов, никакого стремления человечества к овладению силами природы, нет решительно ничего, да? А самоотверженная работа ученых, инженеров, это все тоже никому не нужно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});