слишком обобщенно отнеслась к теме западных элементов в радзивиловских миниатюрах, отметив лишь, что «сначала робко и неумело вводятся отдельные персонажи в иноземной одежде»[261], а после листа 201 «западные элементы перестают быть случайными…»[262]. Больше всего западных черт у так называемого «второго мастера», иллюстрировавшего вторую половину летописи, посвященную Владимиро-Суздальской Руси[263]. Этого мало.
Рис. 36. Готические элементы, принадлежащие смоленским художникам-копиистам конца XV в.
Анализируя западные элементы более внимательно и исключив из их состава пририсовки зверей и трубачей, характеризующие только летописание сыновей Мономаха (см. ниже), мы получаем следующее: в рамках «Повести временных лет» (т. е. до 1110 г.) иноземные черты сознательно вводились художниками именно там, где речь шла об иноземцах (в частности, варягах), чужих городах, послах, приезжих зодчих; византийское было подменено готическим (листы: 9 в.; 9 о. в. и н.; 10 в; 47 н.; 75 о.; 96 о.; 107 н.; 132 в.). На протяжении первой половины XII в. (с 1111 по 1168 г.) западные черты изредка сказываются в короткополой одежде простых людей и упомянутых выше «герольдов». Единственное исключение — рисунки к событиям 1152 г. (л. 194 н.; 195 в.), которые получат объяснение ниже.
С 1169 г. западные готические элементы встречаются в полноценном комплексе: рыцарский доспех XV в., своеобразные вычурные щиты XV в., пушки в амбразурах крепостей, готическая архитектура, преподнесенная читателю в аксонометрической проекции и с птичьего полета. Мало того, миниатюры с таким изобилием западных черт XV в. и нарисованы в совершенно иной манере — рисунок широк, выдвигается на поля, композиция свободная, не скованная старыми образцами; фигуры людей и коней необыкновенно динамичны (рис. 37, 38). Возникает такое объяснение этой корреляций быта XV в. со свободной манерой рисунка, далекой от образцов XI–XIII вв.: рисунки на эти сюжеты отсутствовали в тех материалах, которыми располагал копиист XV в., и он впервые, без стеснявших его оригиналов, иллюстрировал эти сюжеты, превращаясь из копииста в художника своей эпохи и сохраняя из своих опознавательных признаков лишь присущую ему манеру эскизного, небрежного изображения лиц у своих персонажей. Подробнее эта тема будет рассмотрена в соответственном разделе.
Рис. 37. Копирование старых образцов XII в. (композиция статична).
Рис. 38. Создание новых композиций художниками XV в. в тех случаях, когда оригинал не был иллюстрирован (композиция свободная и динамичная).
К числу миниатюр, созданных заново, следует отнести рисунок, изображающий пленение князя Всеволода Большое Гнездо в 1174 г. (л. 212 о. в.). К сидящему на троне Смоленскому князю слуги подталкивают Всеволода, занося над ним огромную суковатую дубину (рис. 39). В своде великого князя Всеволода подобная злобная иллюстрация, разумеется не могла быть помещена. Очевидно, ее создал художник XV в.
Рис. 39. Над плененным князем Всеволодом Большое Гнездо слуги смоленского князя заносят суковатую дубину. 1174 г.
Вопрос о том, был ли Владимирский свод 1206 г. лицевым или нет, пожалуй, уже не является дискуссионным, но к аргументам предшественников можно добавить еще несколько. Так, миниатюра, иллюстрирующая легенду о снятии осады Белгорода печенегами (л. 72 о), содержит изображение двух сосудов, названных в тексте корчагами. На рисунках 40, 41 даны типичные амфоры-корчаги IX–X вв. Применение слова «корчага» («кърчага») к подобным амфорам удостоверено надписью на одной киевской амфоре XI в. После татарского нашествия амфоры совершенно исчезли из русского быта; следовательно, художники XV в. взяли эти необычные сосуды из более ранних миниатюр.
Рис. 40. Печенеги получают от жителей Белгорода корчаги. 997 г.
Рис. 41. Корчага X в. из Гнездова. Смоленск.
В многочисленных архитектурных рисунках, украшающих большинство миниатюр, часто встречаются изображения церквей. Они никогда не содержат готических черт и, как правило, дают обобщенный образ русского одноглавого храма с тремя закомарами, характерного для XI–XIII вв.
Конкретные здания не всегда можно опознать, но тем интереснее исключения. Десятинная церковь и Киеве, бывшая первым кафедральным собором Руси, показана в миниатюрах дважды (рис. 42; 43). Первый раз (л. 67 о. в.) как иллюстрация текста о постройке ее в 989 г. и вторично (л. 74 в.) в связи с погребением в ней Владимира Святого в 1015 г. Археологические раскопки фундаментов Десятинной церкви выявили, что ее первичной основой был обычный шестистолпный храм, который вскоре был обстроен широкими галереями с башнями.
Рис. 42. Первоначальный вид Успенской Десятинной церкви в Киеве. 996 г.
Рис. 43. Десятинная церковь после ее достройки (погребение князя Владимира в 1015 г.).
Миниатюры как бы иллюстрируют эти этапы строительства: рисунок 42 дает нам типичную трехзакомарную постройку, соответствующую первоначальному виду церкви в 989–996 гг., а рисунок 43 показывает окончательный вид здания, какой оно приобрело после достройки. Произошла ли достройка действительно в интервале 996-1015 гг., мы не знаем, но судя по однородности техники обеих частей это вполне возможно. Реконструкция окончательного вида Десятинной церкви, сделанная Н.В. Холостенко (без учета миниатюры), весьма близка к этой единственной по своей «портретности» миниатюре (л. 74 в.). И там, и здесь мы видим широкое здание с галереями и двумя башнями по углам. Кроме этой миниатюры нет ни одной, которая изображала бы церковь с галереями.
Рис. 44, 45. Реконструкция Десятинной церкви по данным археологических раскопок Н.А. Холостенко (Автор не учитывал миниатюры).
Художники XV в. не могли видеть Десятинную церковь, так как во время осады Киева Батыем в 1240 г. «людей же узбегшим на церковь и на комары (своды) церковный и с товары своими; от тягости повалишася с ними стены церковный».
Другие примеры отражения в миниатюрах русской действительности домонгольского времени будут приведены ниже.
Очень важен вопрос о системе иллюстративной части свода 1206 г. — был ли этот свод снабжен рисунками впервые, ощущаются ли в отборе сюжетов единство замысла, единая редакторская рука? Самый беглый просмотр миниатюр показывает, что единой системы в отборе сюжетов нет, что в них часто проглядывают противоречивые тенденции, неравномерное распределение материала. Обратимся к какой-либо серии однородных сюжетов, как бы уже приведенных к общему знаменателю. Возьмем в качестве примера похороны князей, многократно описанные в тексте.
Тринадцать имеющихся в летописи изображений княжеских похорон не подчинены никакой системе. Здесь наряду с крупными историческими деятелями есть такие мелкие и незначительные