— На, позвони ей и узнай, из-за чего она сбежала от тебя, в чем была, без документов и денег, бросив всё, — глумился Том. Это все из-за тебя! Если бы не ты, то ничего бы этого не было! Как ты вообще посмел до нее дотрагиваться?
— А кто она? Живет на полном нашем обеспечении, мотается с нами в туре… Теперь, Билл, ты свободный мужик и можешь развлекаться вместе со всеми… Человек в чужой стране остался без средств к существованию и документов!
Без денег и документов? А как же она? А на что же она жить будет? Мари… Мари… Маримаримари! Ты сошла с ума? Ты вообще спятила? Ты… Как же так?
— Ну, это была ее инициатива, согласись.
— Вот именно, — отвечаю на полном автомате. — Так ей и надо.
— А ты вообще, блядь крашеная, заткнись! — заорал Том. Меня словно током ударило. Это все из-за тебя, а я же еще и блядь крашеная?!
— Я — блядь?! — схватил его за грудки и тряхнул со всей силы. — Это ты меня, мразь, блядью называешь? Любимую шлюху обидели? Ну и как тебе? Понравилась? Каково ****ь телку своего брата, а? — двинул коленом в пах. Потому что хотелось бить его, пока не разобью лицо в кровь. Бить за себя, потому что был слеп, как крот. Бить за Мари, потому что безумно ее люблю и не могу отдать никому. Бить за него самого, потому что предал. Хотелось убить нас троих, потому что Я НЕ ОТДАМ ЕЕ НИКОМУ. Георг, скотина, не дал довести дело до конца. Дьявол! Сейчас посреди гостиной лежал бы труп моего брата. Я не отдам ее никому!
Что с тобой? Где ты? Куда ушла? Где затаилась? Тебя не могут найти лучшие детективы. Как ты живешь? Что ты ешь и как спишь? Тебя нет нигде. Ни у всех консульств страны, ни у посольства. О тебе никто и ничего не знает. Ты не звонила домой, друзьям, не появлялась в сети. Я чувствую, что с тобой что-то случилось. Тебе плохо, очень плохо. Я чувствую твою боль и отчаянье. Где ты? Просто дай о себе знать, и я немедленно там появлюсь. Не знаю, что скажу, не знаю, как вымолю прощение, но дай мне хотя бы один шанс. Только один самый маленький шанс и я все исправлю. Я никуда тебя не отпущу и никому не отдам. Только дай мне этот шанс. Каждую ночь думаю о тебе, говорю с тобой. Прижимаясь щекой к подушке, мечтаю вдохнуть твой запах, коснуться мягких волос, поцеловать бархатную кожу. Я очень скучаю по тебе. Привык, что с тобой можно говорить, о чем угодно, делиться сокровенным, не бояться, что осудишь, зато всегда поддержишь и защитишь. А сейчас я остался совсем один. Нет, есть Том, и с ним тоже можно поговорить, но это немного не то. С тобой мне не страшно быть слабым. Когда ты вынужден быть постоянно сильным, принимать удары на себя и оттягивать внимание, так приятно осознавать, что есть кто-то, кому не нужны подвиги, кто укроет и пожалеет, позволит набраться сил, чтобы завтра снова стать сильным. Вернись, вернись, пожалуйста, мне так не хватает тебя.
И пишутся песни тебе по привычке...
Прости…
— Поехали к нему. Мари надо забрать. Я не допущу, чтобы моя девушка жила у какого-то придурка.
— Билл, время — два часа ночи, ты в своем уме? — Том устало тер глаза. Я понимаю его. Он вымотался и хочет спать. Да и дорога от Гамбурга до Берлина была трудной, несколько крупных аварий, которые жутко давят на нервы. Брат дергался весь путь.
— А если он с ней что-нибудь сделает?
— Что? Я не думаю, что Мари сейчас пустится во все тяжкие. У нее депрессия, она наоборот будет стараться уединиться, спрятаться от всех. Давай завтра утром, а?
— Нет, тогда я поеду один.
— Ага, чтобы ты мне машину разбил?
— Я хочу ее забрать.
— Она не пойдет. Хочешь, чтобы тебя выгнали? Хочешь опять ее искать? Ты уже сделал для нее всё, что мог. Давай теперь думать головой и просчитывать последствия. Полина сказала, чтобы мы ее не трогали и дали отойти, значит, Мари нельзя трогать и надо дать ей возможность прийти в себя.
— Том, она живет у мужчины! Как я могу не волноваться?
— Вот пусть и дальше там живет. Билл, она очень переживала, когда ты уехал. Она любит тебя не за то, что ты Билл Каулитц, а просто потому, что ты есть, любит таким, каков ты есть. И это быстро не проходит, не выключается и не забывается. Мари сейчас больно и очень обидно. Возможно, она бы хотела, чтобы ты за ней явился. Но это потому, что она любит тебя и все еще тянется к тебе. Я больше чем уверен, что разум и гордость не позволят ей к тебе вернуться, тем более просто так, только из-за того, что ты сейчас в два часа ночи ввалишься в квартиру Штефана Шолля и потребуешь, чтобы она вернулась. Ты унизил и оскорбил ее при чужих людях. Всё, что тебе сейчас надо сделать — это доверять ей. Ты сам виноват в этой ситуации с другим мужчиной. Это твое говно, которое тебе придется съесть. Тебе сказали — сделай так, чтобы она захотела вернуться. Делай. Думай и делай. Я тебе ее нашел? Нашел. Теперь, давай, шевелись сам. Я помогу тебе во всем. Но я не позволю тебе обидеть ее еще раз и опять спугнуть непродуманными поступками. Поедем, попробуем найти их дом с башенками и восемнадцатой квартирой на втором этаже, окна которой выходят на парк и озеро. Но если ты сунешься к нему, я лично спущу тебя с лестницы.
За Мари установлено постоянное наблюдение. Ее ведут несколько человек. Саки и герр Цирке — молодцы! В нашем распоряжении две машины такси и одна обычная, ни чем не примечательная машинка. Агенты всегда рядом с ней, но не приближаются и часто меняются, чтобы не привлекать внимания и не примелькаться. Судя по первым фотографиям, Мари сейчас действительно надо дать остыть — она совершенно не улыбается и раздражена, ходит только в черном. Утром была в посольстве, потом зачем-то пошла пешком в консульство (там же идти дофига!). В обед поехала в полицию. Выглядит очень странно. Такое чувство, что ей плохо. Впрочем, если учесть, что она болела и только-только из больницы, то ничего удивительного в этом нет. Я чувствую ее слабость. Совершенно не понятно, зачем она нарезает такие круги пешком. Этот Шолль зажал ей денег на такси? Ублюдок!
— Билл, иди сюда, — позвал Том. Мне не понравился его голос. Мы ждали отчет, он задерживался уже на несколько часов. Том хотел позвонить нашим детективам, но мы решили, что лучше пока не суетиться, герр Цирке предупредил, что пришлет отчет позже. Сегодня к Мари должны были прийти гости, мы нервничали весь день. И вот сейчас мне не нравится голос брата.
Он включил запись, сделанную скрытой камерой. Детектив в форме газовщика долго звонил в дверь. Спустя несколько минут она распахнулась. Мы с Томом сначала хихикнули от неожиданности, а потом так же одновременно замолчали, прикрыв рты руками.
— Ебааать, — все, что смог вымолвить Том.
Мари едва держалась на ногах, повиснув на двери. Она была в очень коротеньком топе, в которых обычно занимаются спортом, и стрингах. Зареванная, с явно нечесаной сегодня головой, и, кажется… Мари была сильно пьяна.