вина!
Что за вздор! Мне приходилось и раньше иметь дело с жалобами клиентов, но с такой наглостью я столкнулась впервые.
Я размышляла, пытаясь успокоиться. Нас ведь этому учили на ориентационной сессии. Что делать в таких ситуациях. Однако в голове было белым-бело от злости, которая оказалась сильнее замешательства, и мне не приходило в голову ни одной идеи, как справиться с ситуацией.
— Всучили мне бракованный товар, за дуру меня держите!
— О чем вы говорите, это вовсе не так.
— С вами бесполезно говорить. Зовите главного.
В голове что-то щелкнуло. Ведь за дуру держат меня.
Если бы «главный» в такой ситуации что-то мог сделать, я бы сама с радостью его пригласила. Но сегодня, как назло, Камидзима, наш менеджер, работает после обеда.
— К сожалению, сегодня наш менеджер работает после обеда.
— Ясно. Ну тогда я позже приду.
Бросив взгляд на мой бейдж с именем, покупательница сказала: «Значит, Фудзики!» — и ушла.
Звезда надежды для своей подруги из провинции и деловая столичная женщина дрожала и плакала от злости после обвинения в бесполезности, брошенного агрессивной покупательницей с абсурдными требованиями.
Вот уж не хотела бы я, чтобы меня сейчас увидела Сая.
Я так старалась, училась, выбралась из своей дыры, приехала в Токио. И что теперь?
В двенадцать на смену пришел Камидзима, я сообщила о случившемся, он нахмурился и сказал:
— Такое бы вы и сами могли уладить.
Особых надежд я на него и не возлагала, но все же это было чересчур. Я почувствовала, как во мне опять закипает возмущение.
Проходя мимо, Нумаути бросила на меня взгляд. Мне совсем не хотелось, чтобы это дело дошло до ее ушей. Нелегко, когда все тебя считают сотрудницей-недотепой.
В расстроенных чувствах я отправилась на обеденный перерыв.
С утра я так боялась опоздать на работу, что даже не заскочила в магазинчик по дороге. Думала, что в сумке еще остался пакетик с печеньем, которым можно перекусить, но потом вспомнила, что съела его дома еще позавчера. Что же делать с обедом? Нам не разрешают в форме заходить на этаж, где продаются продовольственные товары, да и по улице я в таком виде не могу шастать. Все эти ограничения так давят на меня. Как туфли-лодочки на мои бедные ноги.
Наверное, оттого, что на душе было тяжело, я совершенно не чувствовала голода, не было желания ни переодеваться, ни идти в столовую для сотрудников. Вдруг на глаза попалась дверь, ведущая к пожарной лестнице. Интересно, а она открыта?
Я потянула за ручку, и дверь распахнулась. Ясное дело, ведь это аварийный выход, он должен быть открыт.
Я почувствовала сквозняк и, словно сбегая, пробралась наружу.
— Ой.
— Ой.
Воскликнули мы одновременно. Я увидела Кирияму. Он сидел на лестничной площадке, спустив ноги на ступеньку ниже.
— Вот ты меня и нашла, — сказал со смехом Кирияма и вытащил наушники. Наверное, слушал музыку со смартфона. В одной руке у него была книжка в мягкой обложке, рядом стояла пластиковая бутылка с холодным чаем и лежали два шарика, обернутые в фольгу. Смотря на меня снизу вверх, Кирияма спросил: — Что случилось, что ты так выскочила?
— А ты что здесь делаешь?
— А я здесь, скажем, постоянный посетитель. Когда хочется одному побыть. А сегодня еще и денек такой теплый, настоящее бабье лето. — С этими словами он показал на шарик в фольге. — Будешь онигири? Правда, я их сам делал.
— Ты приготовил?
— Да, самый вкусный с кетой я уже съел. Остался с жареной икрой минтая и с водорослями комбу. Что выбираешь?
Вдруг я почувствовала, как хочу есть. А ведь еще недавно я совсем не ощущала голода.
— …С икрой.
— Присаживайся, — предложил Кирияма, и я устроилась рядом.
Я взяла онигири и сняла фольгу. Оказалось, что внутри он был завернут еще и в пищевую пленку, я убрала и ее.
— Значит, ты дома готовишь, — проговорила я.
На что Кирияма коротко ответил:
— Стал готовить.
Я откусила кусочек онигири. В меру соленый рис — самое то! Вкуснотища! Упругие икринки минтая и плотно сжатый в колобок рис удивительно хорошо сочетаются. Кораллово-розовый оттенок в обрамлении перламутрового белого. Я молча продолжала жевать.
— Ты ешь с таким аппетитом, я очень рад.
Кирияма рассмеялся. Я вдруг почувствовала, что у меня от души отлегло. Мгновенный эффект.
— Отличная вещь — онигири.
— Вот-вот. И правда отличная!
Он отреагировал чуть более активно, чем я ожидала. С удивлением я посмотрела на него, и Кирияма сказал:
— Еда — это важно. Нужно как следует работать и как следует есть.
В его голосе слышалась невероятная убежденность. Я спросила:
— Кирияма-кун, а почему ты ушел из издательства?
— Это была не крупная организация, а маленькое бюро, которое занималось издательскими делами. Там числилось-то всего человек десять сотрудников.
Вот как. Значит, не только большие издательские дома выпускают журналы. Бывают самые разные компании, разные работы. Я столько всего еще не знаю. Кирияма продолжил:
— Мы занимались не только журналами, выпускали все подряд. И буклеты, и рекламные листовки. И даже видео. Начальник наш хватался за все заказы без разбора, а делать-то нам приходилось, с ног сбивались. Работать до утра было само собой разумеющимся, спать на полу в офисе в одежде, три дня не принимать ванну. — Посмеиваясь, Кирияма посмотрел вдаль. — Но мне казалось, что это такая сфера, что те, кто занимаются журналами, включая меня, настоящие работяги… я тогда сильно заблуждался.
Кирияма замолчал и в три укуса съел онигири. Я тоже молчала.
— …Да и поесть толком времени не хватало. Здоровье стало ни к черту, повсюду валялись пустые бутылки из-под энергетиков. Как-то раз я посмотрел на все это и подумал: ну ради чего я так стараюсь?
Кирияма дожевал последний кусочек.
— Хотя я работаю, чтобы себя прокормить, у меня нет времени, чтобы поесть. И я решил, что это очень странно.
Смяв фольгу, Кирияма пробормотал под нос: «Вкусно было». А затем посмотрел на меня и мягко произнес:
— Сейчас я живу как нормальный человек. Как следует ем, сплю, с удовольствием читаю журналы и книги, на которые раньше смотрел только как на работу. Нормализовал режим жизни и поправил здоровье.
— …Выходит, делать журналы — это ужасно тяжело.
— Нет, бывают и другие компании! Просто мне не повезло.
Кирияма замахал руками, словно хотел что-то защитить. Наверное, пытался уберечь меня от предвзятого мнения. Возможно, ему все же нравилось заниматься журналами. Просто невыносимые условия работы пошатнули стремление продолжать.
— К тому же у меня совсем нет желания критиковать ту компанию и сотрудников. Есть люди, которые умеют себя контролировать