за друга придал мне сил, и, вырвавшись из колючих объятий, я снова ринулась вперед, подхватив по пути с земли подходящую палку. Не добежала — что-то схватило меня за щиколотку, и я растянулась на земле, проехавшись животом по траве и пеплу. Вывернув шею, мне удалось увидеть второго противника. Это была девушка, с виду не старше наших выпускников, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. В такой же серебристой кольчуге, как и тот, кто совсем недавно сражался на этой просеке. В руке у девушки, словно живой, подрагивал длинный гибкий кнут. Не огненный, не ледяной — с виду совсем обычный. Это им она ловко зацепила мою ногу, остановив в нескольких шагах от Тансена.
— Никогда он ничего до конца сделать не может, — пробормотала новая участница сцены, ни к кому конкретному не обращаясь. — Стоять! — это уже к Нори, который, героически охая, пытался подняться. — Не мешайте!
Тансен при виде девушки оскалился, будто пес, подняв верхнюю губу. Отшвырнул Вильяма и начал поднимать правую руку. Знакомый жест.
— Осторожнее! — прохрипела я, откатываясь под сомнительную защиту кустов.
— Знаю! — рявкнула светловолосая. Кнут в ее руке рванулся к противнику, как атакующая змея. Но Тансен оказался проворнее — он кузнечиком скакнул назад, одновременно чертя другой рукой что-то в воздухе. Не руны, совершенно точно. Я приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть... Ох, лучше бы не пыталась.
За спиной Тансена открылась дверь в ничто. Черный провал, в котором, казалось, гасли и умирали солнечные лучи. Воздух перед дверью расплавился от жара, потек стеклистыми струйками. Тансен, не оборачиваясь, наощупь шагнул туда — и дверь закрылась.
На просеке остались я, Норберт, Вилли и девушка с кнутом.
Последняя, нимало не смущаясь безумием только что произошедшей сцены, годной лишь на иллюстрацию к легенде, подошла к Вильяму, наклонилась, нащупала пульс, брезгливо вытерла руку о штаны. Окинула нас далеко не добродушным взглядом (мы с Норбертом дружно вжались в землю), пробормотала что-то неразборчивое, то ли «не вижу костей», то ли «ненавижу детей», развернулась и скрылась в лесу.
Вслед ей не рискнули чирикать даже самые сумасшедшие птицы.
Вилли закашлял и заворочался. Мы бросились к нему.
— Болит что-нибудь? Шевелить руками можешь? А ногами? — допытывалась я.
— Ты уже умираешь или еще нет? — с надрывом выспрашивал более пессимистичный Норберт.
Открыв глаза, Вилли сфокусировал их на Нори. Сморщился.
— Сейчас...
— Умрешь?!
— Сейчас меня стошнит, — оборвал причитания приятеля Вилли. Встал на четвереньки и, двигаясь весьма бодро, отполз в кусты. Оттуда донеслись характерные звуки.
Я посмотрела на просеку: на выжженные серые пятна, на осколки льда, на щетинившиеся белой древесиной поломанные стволы... То, что происходило только что, не лезло ни в какие рамки. Даже самый сильный маг при колдовстве обязательно использует руны, камни, реагенты и долгие заклинания, а не швыряется огнем туда-сюда. И кто эти двое? И почему Тансен вдруг стал злобным чудовищем? Или, может, это доппельгангер-обманка, злобный дух, принявший облик Тансена?!
— Их не бывает, — вяло отреагировал Нори. Оказывается, последнюю фразу я произнесла вслух.
— А вот это — бывает?! — я обвела рукой просеку.
— Не... — Норберт сглотнул, потер спину — видимо, пострадала при жестком приземлении, — и с гримасой боли признался: — Не знаю. Уже не знаю.
— Угу. Вилли, ты как там?
— Бывало и хуже, — задумчиво ответствовали кусты. — Только я не помню, когда именно бывало. Такое ощущение, будто по мне карета, запряженная шестерней, проехалась. Много читал историй про вампиров, но, признаться, там дело описывалось как-то более романтично.
— Так тот тип еще и вампир?! — взвыл Нори.
— Я не совсем точно выразился, — из кустов встал Вильям, бледный до синевы и пошатывающийся, но говорящий вполне связно. — Мне показалось, что он в момент высосал из меня все силы. «Вампиризм» — это, в целом, способность перекачки энергии от одного живого существа к другому. Вроде бы маги Хаоса это тоже умели... — Вилли осекся. Над просекой растеклась липкая тишина.
— То есть это все-таки был маг Хаоса? — без нужды уточнила я.
Тишина не ответила. Вильям подобрал ветку покрепче и попробовал опереться на нее. Я подставила плечо с одной стороны, Нори — с другой. И мы направились обратно в город.
До Пристани мы добрались изрядно запыхавшиеся. Вильяму стало получше, он уже шагал без палки, но бежать все еще не мог. Нори порывался мчаться галопом, но бросить друга в опасном лесу, где непонятно что через минуту вылезет из зарослей крапивы — то ли доппельгангер, то ли маг Хаоса, то ли какая блудная мантикора! — не решался. Поэтому в ворота мы вошли все вместе — и вместе же рухнули на подвернувшуюся скамью.
Знакомые стражники даже голов в нашу сторону не повернули.
Город казался таким тихим, таким... обычным — после всего увиденного. Впору решить, что это я на солнце перегрелась и навоображала всякого. Только, кажется, троим сразу одна и та же пакость не должна мерещиться?
— Им скажем? — неуверенно спросил Нори, кивнув на стражников.
— По-моему, они решат, что мы вконец рехнулись на магической почве. Сам подумай, ты бы такому поверил?
Норберт мрачно зыркнул на меня и промолчал. Его скептическое мировоззрение сегодня явно треснуло вдребезги и пополам.
— Поверят, — подал голос Вильям. К нему уже почти вернулся нормальный цвет