Читать интересную книгу Никогда не отступай - Уильям Форстен

Джурак не понимал, что иногда надо идти на риск и действовать дерзко. Если бы им удалось разъединить два крыла армии Кина, то еще до начала осенних дождей они могли бы дойти до Рима. И тогда, что бы там ни напридумали янки, к весне все было бы кончено.

Он прекратил ходить взад и вперед и остановился перед Бактом. Его мучил все тот же вопрос:

— Ты абсолютно уверен, что они приземлились благополучно и их подобрали?

— Я видел, как к ним подошел броненосец и поднял их на борт.

Гаарк кивнул и выплюнул пережеванный табак.

— Итак, все вроде бы складывается наилучшим образом. Их дирижабль больше не возвратится. Тем не менее необходимо осуществлять постоянное воздушное наблюдение, особенно бдительно на рассвете, когда они имеют обыкновение прилетать.

— Я уже отдал соответствующий приказ, Гаарк.

Гаарк опять кивнул. Его все больше раздражало, что товарищи, вместе с которыми он прибыл в этот мир, по-прежнему обращаются к нему по имени, хотя теперь он кар-карт и Спаситель. С этой фамильярностью пора было кончать.

— И как это они додумались до парашютов? — сказал Джурак. — Просто удивительно. Нам, наверное, тоже не мешает обзавестись ими.

Гаарк покачал головой:

— Пустая трата шелка и лишний вес. Если погрузить на корабль два парашюта, то придется оставить одну из бомб. К тому же наши дирижабли все-таки поднимаются недостаточно высоко для прыжков с парашютом, а пилоту полезно знать, что вернуться домой он может лишь в том случае, если победит врага.

— Жаль терять хороших пилотов. Так трудно готовить их.

— В любой момент найдется тысяча желающих занять их место. Проблема не в пилотах, а в том, чтобы изготовить побольше дирижаблей.

Джурак, похоже, не вполне осознавал, насколько это важно. Более полумиллиона рабов-чинов трудились на строительстве железной дороги, ведущей через территорию Ниппона на север, к линии фронта, чтобы оборудовать там базу по снабжению армии. Это была захватывающая задача — произвести радикальное обновление мира, населенного варварами. Жизнь рабов, да и его собственных воинов, значила не так много по сравнению с выпуском лишнего дирижабля, морского судна, артиллерийского орудия, паровоза или броневика.

Поднять отсталую, примитивную расу до современного уровня — пусть и уступающего тому, какой был достигнут на его родной планете, — вот поистине великая цель. И если бы не рабы, это было бы невыполнимо, ибо ни один кочевник не унизится до того, чтобы заниматься тяжелым физическим трудом. Даже работать охранниками или машинистами на железной дороге и морских судах соглашались лишь бантаги самого низкого происхождения. Чтобы изменить их психологию, нужно было вырастить новое поколение. Тугары так и не поняли этого, а мерки начали понимать, только когда их разгромили. Но теперь будет по-другому.

Сама война, составлявшая смысл существования орды, явится стимулом преобразования жизни. Гаарк, разумеется, обещал бантагам, что после победы в войне все вернется на круги своя и они опять будут странствовать по свету на своих конях, вооруженные луками и копьями, и собирать дань, безропотно предоставляемую им скотом. Но он-то знал, что все это в прошлом.

Янки принесли в этот мир идею технического прогресса, и теперь скорострельные винтовки и мощные локомотивы неизбежно вытеснят луки со стрелами и лошадей. Начавшийся процесс не остановить. После войны он даст им еще какое-то время потешиться, разъезжая верхом по восточным районам империи, но вслед за ними потянутся железнодорожные линии, ведущие от одной фабрики к другой. А привыкнув к тому или иному техническому новшеству, они уже не вернутся к старому. Из людей они оставят в живых только квалифицированных рабочих, все остальные будут уничтожены. Но даже если разгромить Республику полностью и окончательно, сровнять их города с землей, а население поголовно вырезать, занесенная ими бацилла обновления уцелеет и будет распространяться. Кому-то из людей удастся спастись, они уйдут в бескрайние северные леса, где развитие их общества продолжится. И если он потеряет бдительность и позволит своим подданным сохранить прежний образ жизни, то спустя двадцать лет, вернувшись сюда, они столкнутся с врагом, против которого будут бессильны.

Он видел суть начавшейся войны: это была битва двух рас за мировое господство, и та из них, которая проиграет, — исчезнет с лица планеты.

— И все же я считаю, что надо подождать до весны, — произнес Джурак, задумчиво подняв лицо к темному небу.

— И почему же?

— Мы сможем протянуть железнодорожную линию через Ниппон до леса, где проходит их дорога, только на будущий год. К тому же их колея уже нашей — придется ее расширять. А обеспечить армию всем необходимым, не имея железной дороги, — это адский труд. К весне мы выпустим еще десяток броненосцев, сотню десантных судов, пятьдесят дирижаблей, будем иметь десять новых уменов, обученных современному военному искусству и располагающих соответствующим оружием.

— А люди, по-твоему, будут сидеть все это время сложа руки? Они развиваются быстрее нас, Джурак. Пока что их железнодорожная линия, идущая вдоль западного побережья, не защищена, но к весне они успеют построить оборонительные сооружения. Воздушных кораблей у них сейчас не осталось, а на будущий год будет несколько десятков — с такими же крыльями, как у наших. Не забывай старинное изречение мудреца Хунаги: «Если тебе не удалось застать противника врасплох, либо отступай, либо атакуй сразу. Выжидание в этом случае смерти подобно». Отступать мы не можем — значит, остается только атаковать. Мы и так уже проволынили четыре месяца, еще один-два — и начнутся зимние вьюги.

— Стало быть, вступаем на тропу войны?

— У нас нет другого выхода. Через пять дней тебе следует находиться уже на северном фронте. Ты должен втянуть их в военные действия. Не стремись прорвать их фронт — они отойдут к своей железной дороге и укатят по ней, ты за ними не угонишься. Ты, Бакт, пошли несколько воздушных кораблей осмотреть их базу и проверить, не появились ли у них новые дирижабли, которые могли бы раскрыть наш секрет. Но проследи, чтобы никто из наших не летал в том направлении, где мы наметили главный удар, — ни к чему заранее привлекать внимание противника к этому месту.

Он испытующе оглядел своих помощников. Да, они-то идеально подготовлены к ведению подобной войны. В отличие от бантагских вождей и военачальников они понимали, что для победы вовсе не обязательно лезть напролом.

— Главное, свяжите им руки, втяните их в бой, друзья мои. Остальное — моя забота.

— Ну что, теперь ты одобряешь эти зонтики?

Джеку с трудом удалось скрыть потрясение, которое он испытал при виде Фергюсона, поднявшегося ему навстречу из-за чертежного стола. Чак страшно похудел, щеки его ввалились, глаза чернели, как два уголька, вставленные в обтянутый кожей череп. Кожа была почти прозрачной и светилась той матовой белизной, какая характерна для поздней стадии чахотки. Подавив мимолетный страх заразиться болезнью, подтачивавшей силы ведущего изобретателя Республики, Джек пересек комнату, схватил Чака за руку, а затем, неожиданно для самого себя, порывисто обнял его.

— Да, благодаря этому зонтику моя задница уцелела, — рассмеялся он и, хлопнув друга по плечу, жестом попросил его сесть.

— Ну вот видишь, а ты говорил, что ни за что им не воспользуешься.

— Мне ничего другого не оставалось. Если бы я не прыгнул, то сгорел бы заживо. Это был очень убедительный довод.

— Жаль Степана…

Джек кивнул. В кругу тех, кто носил небесно-голубую форму военно-воздушных сил, существовало негласное правило: не привязываться слишком сильно к товарищам по оружию. Один из пилотов, не вернувшийся из экспедиции по спасению Ганса, подсчитал, что с того момента, как пилот совершает свой первый вылет, до его гибели или исчезновения проходит в среднем менее полугода, — и это в относительно спокойный предвоенный период. Джек пытался подавить в себе дружеские чувства к Степану, но он не устоял против его неукротимого жизнелюбия и прямо-таки сверхъестественной способности сбивать вражеские корабли. И в результате приходилось мириться с неизбежным…

Перед визитом к Чаку он зашел к матери Степана и, как обычно, соврал, что смерть юноши была мгновенной. К чему ей знать правду и мучиться, представляя себе, как он падает, объятый пламенем, с высоты двенадцати тысяч футов. В прошлую войну погибли ее муж и двое старших сыновей, и теперь, как она сказала Джеку со слезами на глазах, в качестве единственного утешения у нее осталось письмо от Эндрю, в котором он выражал свое соболезнование.

— А как Федор?

— Будет летать.

— Здорово ему досталось?

— Да, руки повреждены до самого плеча. Ну и шок, понятно. Божится, что в жизни не поднимется больше в воздух, но это, конечно, просто трепотня. Он так втянулся в это дело, что не сможет без него.