и по самые яйца натянут. У него на руке висела полупьяная бабища, громко вульгарно смеясь над каждой плоской фразой, будто это – венец остроумия. Она прямо млела от «бати», не стесняясь, при всех наглаживала вздыбленную ширинку.
Кир, притаившийся рядом, скорчил брезгливую гримасу, наблюдая за этим дерьмом. Все довольно. Насмотрелись, прониклись – пора прикрывать лавочку. Кивнул еле заметно, и все мои приготовились, подобрались, готовые ринуться на противника.
Поехали!
Все как по команде ворвались внутрь: через окна, двери, проломы в обвалившейся стене. Горе-революционеры заметались в панике, побросали дешевое бухло, разорались, бросились врассыпную. Кто-то повалился на пол, запутавшись в своих пьяных ногах, кто-то перекинулся, а мои драли всех без разбору. Не до смерти, а так, чтобы обездвижить, размазать. Мне было противно мараться об этих недооборотней. Одного сбил, налетев грудью, полоснул зубами по боку, раздирая шкуру. Мне нужен их главный.
И тут грянул выстрел, эхом разнесся по пустынному заброшенному складу, а следом визг раненого волка.
Моего!
И голос их предводителя:
– Так их, братцы, застрелим, как свиней!
Кровавая пелена перед глазами. Никто не смеет причинять вред моей стае! Ринулся, на стрелявшего, уже целившегося в другого волка. Вцепился зубами и оторвал кисть вместе с оружием, потом в рожу вонзился, превращая в месиво. Вкус чужой крови окончательно пробудил зверя. Лютого, голодного, безжалостного, рвущего без сомнений и раздумий, ловящего дикий кайф, когда зубы впиваются в чужую плоть.
Кто-то из противников содрал решетку с люка, пытаясь улизнуть от расправы, но его мои парни настигли, разодрав в клочья за считанные секунды, отбросив в сторону первоначальную сдержанность. Они видели меня, чувствовали меня, поддавались моему безумию, превращая карательную миссию в дикую бойню.
– Главного не трогать! – прорычал на весь зал. – Он мой!
Мужик, обернувшись крупным седым волком, кое-как отбивался, ряды его приспешников с каждым мигом редели. Наконец, раскидав всех, проложил дорогу к этой сволочи и, оскалившись, пошел на него. Он спину выпрямил, окинул меня гордым, но мутным взглядом. Дебил. Прайму не смотрят в глаза, потому что если он взгляд поймает, то уже не вырваться, как ни дергайся. Жирный боров этого не знал. Все, сука, знают, а он не знал! Зарычал и на меня бросился, да через шаг на пол завалился, скуля от боли, лапами бетон, залитый волчьей кровью, царапал. Остатки его людей замерли, не понимая, почему предводитель катается по полу и скулит, как шавка дворовая.
Все. Игры закончились.
Обернувшись человеком, шагнул к нему и, пренебрежительно пнув в бок, приказал:
– Оборачивайся, живо!
Он перекинулся через силу, еще пытаясь сопротивляться, конвульсивно дергая лапами. На четвереньках еле удержался, потом поднялся, прижимая руку к разодранному боку, вперился в меня взглядом, полным ненависти, с каждым мигом все больше власти над собой давая.
– Как вы нас нашли? – прохрипел он, дыхнув смрадным запахом перегара.
– Легко. Мозгов спрятаться нормально вам не хватило.
– Мы – гордый клан! Мы не прятались! Нам нечего бояться. Мы здесь не для этого.
– Так и я пришел не для того, чтобы в остроумии упражняться. Ты и твои отморозки два моих объекта псу под хвост спустили.
– Твои объекты на моей земле стояли!
– Да? – протянул с деланным изумлением. – Вот это новость.
– Ты захватил силой то, что тебе не принадлежало!
– Кто-то застрял в лихих девяностых? Рейдерские захваты в прошлом. Землю, о которой ты говоришь, я у банка выкупил. Ее забрали у прежних владельцев – пьяниц, за долги. Хм, не знаешь, кто бы это мог быть? – окатил презрением этот жалкий комок навоза.
Он дернулся, кулаки сжал:
– Сученок! Кем ты себя возомнил? Да я таких молокососов пачками жрал. Думаешь, деньги есть, рожа смазливая – и все, король мира? Круче всех?
Нет. Я круче всех совсем по другой причине. Волей своей ворвался, надавил, кишки в узел скручивая. Он заорал дурным пропитым голосом, задергался, снова упав на пол. Я еще раз сдавил, доводя до конвульсий, а потом отпустил. Присел рядом с тяжело дышавшим и стонавшим мужиком и спросил участливо:
– Больно?
– Сука ты…
Опять сдавил, нанося непоправимый урон – живым ему не уйти, буду рвать, пока не напою своих демонов чужой кровью.
– Мне вот интересно, ты действительно так туп, что думал, мы не найдем тебя?
– Пошел ты! Я ничего не скажу…
– Да и нахер надо, – согласился с ним.
Действительно, чего время тратить на пустые разговоры? Финал известен.
Мужик, скорчившись на полу, блевал кровью, из последних сил пытаясь не упасть лицом в темную лужу. Престарелый альфа занюханного клана, возомнивший о себе Бог весть что. Пощады не будет. Смял, превращая его внутренности в кровавое месиво. Он захрипел, выгнулся и бесформенной тушей повалился на пол.
Остальные притихли, видать, наконец, осознав, что вляпались по полной. На меня смотрели настороженно, не понимая, как с альфой их разделался, даже пальцем не коснувшись. Поздно. Выяснять детали надо было раньше, до того, как сунулись в мои дела.
– Никого живым не отпускать! – хладнокровно отдал приказ и обернулся.
Зверь еще не успокоился, рвался вперед, подгоняемый жаждой крови, и я не стал его сдерживать.
* * *
Глядя на полыхающее старое здание, чувствовал, как отпускает, как успокаиваюсь, как адреналин в крови затихает. Что ж, одной проблемой меньше.
– Как думаешь, никто не ушел? – спросил Кирюха, стоя рядом мо мной. Глаза горящие, звериные, весь в крови, как языческий идол. Впрочем, я и сам не лучше.
– Нет. Наши все контролировали. Ни одна волчья морда не просочилась через заслон. Тех, кто пытался сбежать – разодрали на выходе. Но пусть еще раз проверят.
Нечаев кивнул и растворился в темноте, а я продолжал наблюдать за багровым пожаром, стиравшим следы ночной бойни.
– Что ж, одним кланом меньше, – с этими совами бета снова появился рядом со мной.
– Невелика потеря, – пренебрежительно скривившись, сплюнул на землю.
В принципе, все прошло гладко. На мне самом несколько царапин, которые к утру затянутся. Никто из парней сильно не пострадал, и даже тот, в кого стреляли, стоял на ногах, слегка пошатываясь. Оклемается. Волк и не такое может выдержать. От противника место сырое осталось. Хотя нет – нихрена не осталось, горстка пепла, которую ветер разнесет. Мы снова на коне, а для остальных это будет показательным примером. Теперь любой кретин, который захочется к нам сунуться, сто раз подумает, прежде чем сделать роковой шаг и подписать себе приговор. Все знают – Бекетов не прощает, он наказывает. Жестоко, хладнокровно, без суда и следствия.
– Пора возвращаться, – Нечаев вздохнул глубоко, пытаясь успокоиться. В нем еще полыхал