Читать интересную книгу Все против всех - Герман Иванович Романов

имеем. Кто хлебушка даст, то рыбка перепадет, а порой и медок с мяском, и даже копеечки заплатят. Летом хорошо, в шалаше жить можно, верши на речке ставим — младший внучок их ловко плетет из прутьев ивовых. А как снег выпадет, то к Лавре идем, там монахам помогаем, тем в посаде и кормимся — голодно зимою, животы подводит. За зиму поизносились, завшивели, хотели на Москву идти, но голодно там, да и осада будет, раз царь Димитрий Иоаннович с войском большим идет.

Иван только головой покачал — информация была очень значимой, особенно про Отрепьева. Читал, что все не так просто в этом деле, а вот и на свидетеля напоролся, что вроде СМИ в этих местах. Послушать старика было интересно, знал много — сколько таких странников по Руси ходит, а тут целое семейство за малым в разбойники не подались. Да еще с ними двое здоровяков «приблудных» — темнит старче, видимо сам их на преступный промысел толкнул. Ведь забрать у другого человека его добро гораздо проще, чем выпрашивать подаяние. А потому был настороже, наблюдая за сыновьями и внуками старика, что с хрипами толкали мотоцикл через чащобу — до проселка оставалось немного.

— В усадьбу бы кто нас взял, мы бы потрудились честно. А то боярин наш ушел с холопями к царю Димитрию, а вековать тяжко стало, по чужим дворам скитаться. А ведь деревенька наша совсем рядом, жил бы в ней и помер — но в голод все вымерли, куда возвращаться. Поле не вспашешь, животины нет, жита и репы не посадишь…

— Далеко деревенька твоя? Колесницу мою туда довести можно?

Неожиданно в голову пришла мысль, что отсидеться где-то нужно, да и информацию собрать понемногу. Там и решать, что дальше делать. А семена пустяки — у него в коляске есть кое-что получше ржи и репы…

Глава 7

— Бестолочь непотребная, гнать их взашей нужно, — князь Дмитрий Иванович Шуйский был раздражен чрезмерно. Войско собрали огромное — под его началом было до тридцати тысяч, половину из которых представляли опытные воины из поместной дворянской конницы, московских стрельцов, наемников и служилых ливонских немцев. Другая половина состояла из казаков и посошной рати, в которую собрали негодных и неумелых в ратном деле мужиков из ополчения. Последних определили в обоз и на обслуживание «большого наряда» — привезенных из Москвы пушек.

— Ох, грехи наши тяжкие…

Князь тяжело вздохнул, утер вспотевший лоб вышитым платочком — последний день апреля выдался жарким. И посмотрел на огромный русский лагерь, что раскинулся за болотом, огородившись обозными телегами. Сейчас ратники выходили для боя, строились по полкам. Здесь у Болхова, под его началом собралась самая лучшая часть православного воинства, и командовал ею именно он, будучи наследником трона, за старшим на восемь лет братом, бездетным царем Василием. И мыслями своими ушел сейчас в воспоминания, вздыхая и кряхтя…

Славен род князей Шуйских, идущий от суздальского князя Дмитрия Константиновича, что тягался за великое княжение Владимирское с московским князем Дмитрием, которого за победу на Куликовском поле позднее нарекли «Донским». Близь государей вот уже больше столетия род их стоял, один из первых по знатности. И старший брат его два года тому назад взошел на трон — «свалили» они пришлого Димитрия, самозванца царевича, устроив заговор — зря он их пожалел, помиловал на свою голову.

— Обдурили, вокруг пальца обвели, — пробормотал князь, и выругался, вот уже пятый год мучая себя мыслями о загадке — так кто же он, этот самый Дмитрий Угличский, называвший себя царевичем, младшим сыном грозного царя Иоанна Васильевича. То, что брат тот еще интриган и клятвопреступник, Дмитрий знал хорошо — сам такой, да и супруга под стать — дочь Малюты Скуратова, главного опричника царя Иоанна. Недаром, сразу после воцарения «Димитрия Иоанновича», они оба стали подбивать бояр на заговор, чтобы свергнуть нового царя, что возжелал жениться на латинянке. И дело это им удалось, побили ляхов, бросив клич, что те царя убивают, а там и самозванца прикончили, из постели с царицей Маринкой Мнишек вытащив, в сабли взяв безжалостно.

Одно плохо — изрубили до безобразия, как и Петьку Басманова, что его защищал, и зря — надо было выставить труп на несколько дней для того, чтобы все москвичи на него посмотрели и богомерзкую харю запомнили. А так непонятно, может не того прибили — говорили, что Петр Борковский зело с ним ликом схож. Да и сам секретарь самозванца Петр Бучинский клятвенно утверждал, что изрубленное тело никак не походило на царя. Родимых пятен приметных на нем не имелось. Позже поляк говорил, что видел спасшегося «Дмитрия», и то страх вызывало — на следующий день в Москве стали появляться подметные письма, в которых «спасшийся» самозванец грозил всем боярам, что супротив него худое замыслили, кары нещадные. И вместе с чадами и домочадцами всех изменников истребит. И этому обещанию бояре верили — одни злорадствовали, а другим жутко стало, тем, кто мятеж устраивал, и «боярского царя» Василия Шуйского поддерживал.

Из Польши тут же слухи недобрые пошли, там с весны прошлого года этот самый «Димитрий Иоаннович» войско стал собирать немалое, а впереди себя отправил воеводой Исайку Болотникова. Тот с ратью на Москву пошел, а к нему некий «царевич Петр» присоединился, утверждал, что он сын покойного царя Федора Иоанновича. Врал, шельмец — все бояре знали, что бездетным царь умер, и никакого «царевича Петра» у него не было. Потом, на дыбе злодей сознался, что казак он Илейка Муромец, и был прилюдно казнен другим мятежникам в назидание.

Но тогда черный люд проходимцу поверил, и толпами стекался к Болотникову, что обрел силу немалую. С трудом удалось восставших разбить, и то благодаря, что Ляпунов с дворянами отшатнулись, и к царю перешли. Тогда «болотниковцы» в Туле заперлись в осаде крепкой, однако реку Упу удалось запрудить и заставить всех сдаться, ибо вода затопила крепость. И «милосердие» проявить к сдавшимся бунтовщикам, чтобы утихомирить страну. Но кто же знал тогда, что «Димитрий Иоаннович» с новым войском на Москву по осени двинется. А с ним и дьяка Михайлу Молчанова верные люди приметили — не особо и скрывался убийца царя Федора, сына Бориски Годунова, вернейший пес самозванца.

Тот видимо, на самом деле спасся, непонятно, как ему сие удалось. Но как на Северскую землю вступил, лютовать стал — бояр и князей казнить приказывал. Холопам своим их дочерей в жены насильно отдавал, и дворянством жаловал, грамоты раздавая. Многие города ему на верность присягнули, и всех сторонников царя Василия истребляли там без всякой милости.

Вот тут всех трех