Читать интересную книгу Проклятая весна - Эш Дэвидсон

Штаты Америки, бывшие молодыми деревьями еще в те времена, когда родился Христос. Затем начиналась череда просек, уродовавших лес, словно пятна лишая на собаке: деревья валили, раскряжевывали и окорковывали, отвозили на грузовиках на лесопилку, распиливали на пиломатериалы, отправляли в печи для просушки.

Пилот щелкнул переключателем, и в воздухе повис длинный шлейф бразгов химиката – вкус хлора, запах дизельного топлива – сердце Рича воспарило.

Рич последовал за воспоминаниями о самолете на восток, съехал по крутому склону холма к Затерянному ручью, быстро пробежав нижнюю часть первого спуска. Если бы Юджин уронил в воду палочку у себя с Энид дома, Рич мог бы подобрать ее здесь час спустя. Дороги давали большой крюк, превращая пару миль водного пути в двадцать миль пешего. Скаут опустил в воду нос, попил. Рич перепрыгнул ручей, ощутил боль в правом колене и оставил все сомнения на другом берегу.

Вверх и вниз по первому безымянному хребту, заросшему ольхой и желтой пихтой Дугласа, пахнущей мочой, когда ее рубишь, – древесина второго и третьего сорта. Сейчас даже молодые деревья, выросшие на вырубленных склонах хребта, деревья, которые он мог бы обхватить двумя руками, – чего-то стоили. Его отец в свое время мог бы купить такую древесину за гроши.

Кто бы вообще мог подумать, что эта пахнущая сортиром пихта будет иметь хоть какую-то ценность?

Скаут наклонил голову в ответ на его вопрос.

С дождевика Рича скатывались капли дождя, в утренней темноте ручьи стремглав неслись куда-то вдаль. Вода всегда находит свой путь к океану. До рассвета еще час. К тому времени, как встанет солнце, Рич будет сидеть в битком набитом старом школьном автобусе, трясущемся по изрытым колеями лесовозным дорогам, – очередной понедельник, но сейчас лес принадлежал ему. Низко свисающие ветки превращали тропу в тоннель: олени больше не объедали низко свисающую листву. Влажные резиновые сапоги Рича хорошо гнулись. Вчера вечером он поставил их разогреваться перед дровяной печью: секрет был в том, чтобы не высушивать их полностью, иначе они станут жесткими, как сыромятная кожа. Пора бы ему, пожалуй, купить новую пару – хотя дешевле будет просто подновить подошву.

Мысленно Рич уговаривал Джима Мюллера снизить цену еще немного с тех самых пор, как тот ее назвал, – идея глупая, но удержаться от этого было невозможно. Лес был уделом молодых. В свои пятьдесят три Рич уже пережил всех известных Гундерсенов.

Вчера, когда Карпик дремал у него на спине, придавив его теплой тяжестью, Рич почувствовал прилив надежды – такой тревожный, что ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что на самом деле все в порядке. Мать Рича умерла во сне, когда ей было тридцать шесть лет. Отказал клапан сердца.

Он взобрался на второй гребень, а оттуда уже вверх, вверх, вверх, по крутому склону Хребта 24–7. На его покупку уйдут все его деньги до последнего цента. Чертовски рискованная затея. Но когда Рич остановился, чтобы перевести дыхание, и взглянул на древние секвойи, растущие на вершине хребта – еще выше, чем само дерево 24–7, а в нем было триста семьдесят футов, все беспокойство исчезло. Настоящее чудовище, самое высокое дерево на многие мили вокруг, затмевающее даже гигантов Проклятой рощи. Черт возьми, да он бы запел, если бы мог.

Скаут ткнулся носом ему в коленку. Рич принюхался: пахло мокрым деревом и гниющей опавшей хвоей.

Чуешь, старик? Это запах денег.

Рич вдохнул поглубже. Всю свою жизнь он работал на Сандерсонов: сейчас – на Мерла Сандерсона, до него – на Вирджила Сандерсона, а отец Рича – на Джорджа, а дедушка – на Виктора, и так далее, с тех пор, как люди начали валить секвойи. Больше ему работать на Сандерсонов не придется.

Рич помнил, что в тот единственный раз, когда отец взял его с собой, он остановился примерно здесь, тронул ботинком упавшую ветку.

Вот и оно. Двадцать четыре фута, семь дюймов в обхвате. Когда-нибудь мы с тобой срубим это дерево.

Его отцу тогда только-только исполнилось тридцать, но в те времена люди жили тяжелее, быстрее: курили больше, жевали табак, пили как лошади. Когда они добрались до дерева 24–7, отец положил ладонь на его толстую, в фут толщиной, кору. Неделю спустя он умер, но в тот день он глядел на хребты, покрытые темными секвойями, – горные кряды выстраивались друг за другом, как волны в океане, и глубоко дышал пахнущим хвоей воздухом. Когда-нибудь. Из груди Рича вырвался вздох. Всю свою жизнь он этого хотел, и теперь до его мечты можно было рукой подать.

Джим Мюллер был прав. «Сандерсону» пришлось бы проложить дорогу в нижнюю часть Проклятой рощи – и если не к самому ручью, то достаточно близко к подножию Хребта 24–7. Все, что Ричу надо будет сделать – это затащить в грузовик любую большую секвойю, растущую неподалеку, и вывезти к лесопилке. Еще плюс две сотни других секвой – и у него будет сотня миллионов футов досок. Даже после того, как он уплатит за аренду оборудования, заплатит бригаде и лесопилке – на руки он получит столько, сколько не заработал бы и за двадцать лет, а уйдет у него на это всего несколько месяцев работы. Выплатит все долги. А остальное уже пойдет ему на счет.

Вот только Коллин с ума сойдет, если узнает, что он о подобном думает. Семьсот двадцать акров. Его отец работал шесть дней в неделю – с тринадцати лет и до самой смерти – и за всю свою жизнь заработал только на чертов пикап.

Рич спустился с гребня к Проклятому ручью, обмельчавшему в это время года. Он снял с фильтра их водопровода несколько опавших листьев, закрыл лицо рукой, защищаясь от брызг. Затем свистнул Скауту, и они отправились домой. К тому времени, как сквозь туман, словно маяк, засиял желтый квадрат кухонного окна, Рич уже вспотел и запыхался. Он остановился, чтобы перевести дыхание, и что-то блеснуло в свете его налобного фонаря. Он наклонился, поднял предмет: им оказалась красная мятная конфета в прозрачной пластиковой обертке. Скаут боднул его головой, выпрашивая ласки.

Рич почесал дворняжку за ухом.

Они вернулись во двор, и Рич посадил Скаута обратно на цепь, снял прикрепленные к подошве сапогов шипы, чтобы они не подрали линолеум на кухне, вошел в дом. Коллин переворачивала бекон вилкой.

– Пахнет вкусно. – Рич стянул мокрые носки и повесил их на ручку печной двери, прошлепал по коридору в комнату, чтобы найти сухие. Красный огонек ночника Карпика светился в утренней мгле.

Коллин поставила исходящую паром